Неопытная искусительница - Кендалл Беверли. Страница 2

Этот короткий роман высветил для Мисси все ее ошибки. Она вела себя с Джеймсом как восторженный щенок, которого впервые выпустили на прогулку. Не кокетничала, не поддразнивала, даже не льстила. Нет, она налетела на него как циклон, слишком влюбленная, слишком нетерпеливая, спеша испытать только что обретенную взрослость, как будто полуночный удар часов вдруг наделил ее очарованием, перед которым невозможно устоять.

При воспоминании о собственном нахальстве ее лицо вспыхнуло. Чего она ожидала? Что поцелуй, который навязала Джеймсу, приведет к торжественному объяснению в вечной любви и предложению руки и сердца? Такое предприятие требует куда больше изобретательности и тонкости — как ясно показал пример мисс Бэш.

Что ж, остается только благодарить небеса, что теперь она стала мудрее и научилась сдерживать свои чувства. И поскольку это ее четвертый набег на брачный рынок, пока сестра терпеливо ожидает своего дебюта в свете, Мисси не может позволить себе повторить ошибку, ведь она все еще надеется преуспеть с Джеймсом.

Выпрямившись во весь рост, Мисси пригладила собранные в свободный узел волосы, прежде чем распахнуть тяжелую дубовую дверь, и вошла, шурша шелковыми юбками, в величественную библиотеку Стоунридж-Холла.

Это была просторная комната, предназначенная для хозяина дома, с книжными шкафами из темного ореха высотой до потолка, массивным письменным столом красного дерева и двумя большими коврами, устилавшими натертый до блеска паркетный пол. Мисси всегда чувствовала себя здесь как дома, однако сейчас ее охватил сильный трепет.

Помедлив у порога, она решительно притворила дверь с негромким щелчком. Джеймс обернулся на звук и уставился на нее. В его темных глазах мелькнуло какое-то непонятное выражение.

— Привет, Джеймс.

— Мисси. — Он слегка кивнул в знак приветствия.

Она так редко видела его в последнее время, а его улыбку еще реже. Но холодная вежливая улыбка, которой он ее удостоил сейчас, не слишком располагала к разговору. Под гнетом времени, потраченного так бездарно, ее мечты о счастливом браке и темноволосых голубоглазых младенцах заметно поблекли. Но взаимное притяжение, существовавшее между ними раньше — и случающееся, по убеждению Мисси, раз в жизни, — не позволяло ей опустить руки и отказаться от своих надежд. По крайней мере сейчас.

— Тебе не кажется, что лучше оставить дверь открытой? — поинтересовался Джеймс со смесью утонченной любезности и вкрадчивой грубоватости.

Мисси охватила легкая дрожь. Все в нем было прекрасно. Она тосковала по его глубокому баритону не меньше, чем по нему самому.

— А в чем дело? Боишься остаться со мной наедине? — отозвалась она небрежно, стараясь найти правильное сочетание дерзости и застенчивости. Главное, соблюдать меру, как она усвоила из наблюдений за мисс Бэш.

Джеймс промолчал, сурово сжав губы, словно ее присутствие было чем-то, что он вынужден терпеть молча. Мисси сомневалась, то ли он просто недоволен, то ли вот-вот сорвется, но полагала, что это скоро выяснится.

Собравшись с духом, она пересекла разделявшее их пространство. Джеймс не шелохнулся, только иронически выгнул бровь, когда она остановилась в двух шагах от него.

— Ты хоть понимаешь, что мы не оставались наедине, с тех пор как мне исполнилось восемнадцать? Мне начинает казаться, что ты избегаешь меня. — Она помедлила, прежде чем спросить: — Это так?

И снова в его голубых глазах мелькнуло непонятное выражение. Затем его чеканные черты осветила теплая улыбка. Это была не просто дань вежливости. Это была улыбка, способная лишить чувств любую женщину.

Впрочем, она не коснулась его глаз, продолжавших пристально наблюдать за ней.

— С чего ты взяла? — отозвался он слегка сконфуженно, что показалось странным, поскольку Джеймс был просто не способен на подобные эмоции.

Скользнув исподтишка взглядом по его фигуре, Мисси с трудом удержала свои руки на месте. Ее тело отозвалось и в других местах, о которых приличные девушки не осмеливались даже думать. Но, с другой стороны, разве она когда-нибудь считала себя такой уж правильной, учитывая фантазии, которые закрыли бы ей путь в общество, если бы хоть одна из них стала реальностью? Определенно нет.

— Просто, мы были так… близки. А теперь я почти не вижу тебя. Что еще я должна думать, когда ты практически исчез из моей жизни?

Он продолжал улыбаться, глядя на нее из-под полуприкрытых век, но ямочки, проступившие на гладко выбритых щеках, исчезли. Ее упреки явно достигли цели, потому что он молчал несколько дольше, чем требовалось для подготовки ответа. Джеймс, которого она знала раньше, никогда за словом в карман не лез.

— Ничто не может быть дальше от правды, — произнес он, положив конец затянувшейся паузе, ласковым тоном, словно увещевал младенца или комнатную собачку. — Ты наверняка знаешь, что мне приходится часто ездить по делам за границу. Поверь мне, я давно не видел многих своих знакомых.

Выходит, она одна из многих?

— Но даже когда мы встречаемся, ты кажешься… другим.

Джеймс обращался к ней, не проявляя теплых чувств, характерных для старого друга. Он казался незнакомцем, холодным и отстраненным, совсем не похожим на Джеймса, которого она знала когда-то. Все ее попытки возродить прежние отношения натыкались на принужденные улыбки и настороженные взгляды. Печально, но это было еще не самое худшее. Она предпочла бы эти натянутые разговоры невидимой преграде, которая возникла между ними и продолжала расти.

— Моя жизнь была довольно беспокойной в последние годы. Я был слишком занят. — Он не смотрел ей в глаза и предпочел не распространяться об этой «беспокойной» жизни, где Мисси не было места.

— Слишком занят для меня? — Несмотря на притворно-небрежный тон, она не смогла скрыть звучавшие в каждом слове тоску, досаду и отчаяние.

Раньше Джеймс всегда находил для нее время. Когда Мисси было двенадцать, он, вопреки возражениям Томаса, учил ее ездить верхом после того, как она сломала руку, упав с лошади. И разве могла она забыть, как он взял на себя вину, когда она разбила любимую веджвудскую вазу своей матери? А когда ее брат и Алекс принялись дразнить ее, обзывая оглоблей, Джеймс придумал ей прозвище Персик, заявив, что у нее цвет лица как персик со сливками, и Мисси целую неделю не ходила, а порхала. Словом, он был ожившей мечтой, воплощением ее девичьих грез.

Хватило одного опрометчивого поступка, чтобы все это разрушить, удрученно подумала она, вспомнив оглушительное молчание, сопровождавшее их на долгом пути до дома после того поцелуя. Какая же она дурочка!

Джеймс вздохнул. Его взгляд беспокойно пробежался по комнате, прежде чем снова остановиться на ней.

— Дело не в том, — заявил он натянутым тоном.

— Тогда в чем? — С естественностью, порожденной привычкой, Мисси протянула руку и коснулась его локтя. Джеймс резко отпрянул.

Еще до прибытия сюда этим утром Джеймс знал, что столкновение неизбежно, и готовился к нему, как преступник к наказанию. Мисси встретила его у парадного входа, напропалую кокетничая, чтобы, вне всякого сомнения, искушать и мучить. Как будто она и так недостаточно желанна! По выражению ее глаз он понял, что на этот раз она не позволит уклониться от разговора наедине. Он решил облегчить ей задачу, избавившись от компании ее брата и Картрайта, которые остались в конюшне. Лучше сразу покончить с этим делом и обрести душевный — если не физический — покой.

Но сейчас, глядя в ее глаза, Джеймс проклял себя за то, что собирался сделать. Просто стыд, что ему приходится причинять боль Мисси. Но у него нет иного выхода, кроме как охладить ее пыл. За годы, прошедшие с ее дебюта, ничего не изменилось. Как бы сильно его ни влекло к ней, он не сможет любить ее и хранить супружескую верность. А Мисси надеется на это, да еще луну с неба хочет.

И потом, он должен думать об Армстронге. Хотя за минувшие годы их дружба претерпела немало испытаний, их узы становились только крепче. Но и самые прочные узы лопнут, как нить, зацепившаяся за острый выступ, если он посмеет заигрывать с сестрой своего друга.