Неопытная искусительница - Кендалл Беверли. Страница 33

К сожалению, Виктории предстоит более сложная задача. Она должна рассказать обо всем Джеймсу. Она заставила его поверить, что в тот вечер, когда приходила к нему домой, между ними ничего не было. Тогда это соответствовало ее целям. Она рассчитывала найти другой выход и поклялась себе, что обратится за помощью к Джеймсу в последнюю очередь. Но вышло так, что именно ему придется все расхлебывать.

Что он скажет, когда она сообщит ему о ребенке? Боже, как она ненавидит обман, но разве у нее есть другой выход? Никакого. Слава Богу, за годы знакомства с Джеймсом Радерфордом она поняла одну вещь: он человек чести. С ее губ слетел вздох смирения. Он поступит благородно, как истинный джентльмен.

Короткая записка, поступившая на следующее утро, застала Джеймса еще в постели. Переведя свое тело в сидячее положение, он взял у Рэндольфа сложенный листок, запечатанный воском.

— Мне сказали, что это срочно. Лакей ждет ответа внизу, — сообщил тот.

Джеймс быстро пробежал глазами послание. Его брови нахмурились.

— Передай ему, что я буду там, — коротко бросил он.

— Я приготовлю вам ванну, — сказал камердинер, выходя из комнаты.

Спустя час Джеймс, приняв ванну, одевшись и взгромоздившись на сиденье своего фаэтона, направлялся в Гайд-парк, задаваясь одним вопросом: что понадобилось леди Виктории? Ее записка была лаконичной до предела:

«Лорд Радерфорд.

Мне необходимо поговорить с вами. Это срочно. Пожалуйста, встретьтесь со мной в Гайд-парке, у большого вяза на Роттен-роу.

Виктория Спенсер».

Он не сомневался, что это касается того дела, которое привело ее в его резиденцию месяц назад. С тех пор он старался избегать ее общества. Должно быть, она в отчаянном положении, раз решила связаться с ним подобным образом.

Он нашел ее в том месте, которое она указала в записке. Вяз был самым большим в парке и часто использовался как ориентир. В это время утра здесь почти не было гуляющих и еще меньше экипажей и всадников. Остановив фаэтон перед ее коляской, Джеймс спрыгнул на землю.

На леди Виктории была голубая шляпка, украшенная белыми и голубыми цветочками, платье из голубого муслина, с короткими рукавами и квадратным вырезом. Она не могла бы выглядеть лучше, не считая беспокойно сжатых губ.

Леди Виктория неуверенно улыбнулась, когда он подошел ближе.

— Спасибо, что так быстро откликнулись, лорд Радерфорд.

Ответная улыбка Джеймса была сдержанной.

— Как я мог не откликнуться на такую срочную просьбу?

— Давайте сядем в карету. Воздух слишком сырой.

Он помог ей забраться в карету. Обитая темно-красной кожей, с бронзовыми ручками, она впечатляла роскошью и комфортом. Темные шторы на окошках были наполовину задернуты, пропуская слабый свет. Подождав, пока Виктория сядет, Джеймс уселся напротив.

— Надеюсь, теперь вы расскажете мне, что случилось? Причем настолько срочное, что мне пришлось встать с петухами. — Его попытка пошутить была встречена молчанием, заставившим его забеспокоиться по-настоящему.

Леди Виктория вздохнула, но горло перехватило, и звук получился похожим на всхлип. Она сидела, нагнув голову, и поля шляпки скрывали ее черты, кроме губ, которые непроизвольно подрагивали.

Джеймс увидел, как по ее щеке скатилась слеза и упала на руку, затянутую в голубую перчатку. Еще месяц назад он бы не поверил, что леди Виктория способна плакать. Его беспокойство возросло.

Подавшись к ней, он приподнял пальцем ее подбородок и посмотрел в глаза.

— Что случилось?

— Я… я жду ребенка, и этот ребенок ваш, — прошептала она, залившись слезами.

Джеймс отдернул руку так быстро, что ее голова упала, словно изящная шея была не в состоянии носить подобную тяжесть. Инстинктивно отпрянув, он откинулся на свое сиденье и замер в неподвижности с отвисшей челюстью.

Леди Виктория тревожно наблюдала за ним. Ее губы тряслись, голубые глаза блестели от слез, руки дрожали, но его мозг замкнулся и он едва замечал женщину, сидевшую напротив. Его мир разлетелся вдребезги.

— В тот вечер… когда я пришла к вам домой, мы с вами… я хочу сказать, что мы… — Она прерывисто вздохнула, подбирая слова. — Я не могла заставить себя признаться, что позволила себе… быть скомпрометированной… И мне не хотелось, чтобы вы чувствовали себя обязанным жениться на мне, поскольку я знаю, что это не входило в ваши планы. — Она отвернулась к окну, представив его взору изящный профиль. — Но ребенок все изменил. Я не смогла бы обременить моего отца незаконнорожденным внуком, а моя мать… моя мать уже обо всем догадалась.

Джеймс не шевелился, скованный ужасом, который перекрыл доступ крови к мозгу, подавив логику и лишив способности мыслить. Как в тумане он медленно покачал головой, словно этот жест мог опровергнуть то, что он только что услышал.

— Вы заверили меня, что ничего не случилось, — произнес он сдавленным тоном.

Она повернулась к нему лицом, на котором застыло затравленное выражение.

— Мне было стыдно.

Его сердце содрогнулось, как от сокрушительного удара. Переживания, вызванные вчерашним инцидентом с Мисси, не шли ни в какое сравнение с тем, что он ощущал сейчас.

— Но там не было крови… — Он чувствовал себя как выброшенная на берег рыба, отчаянно борющаяся за свою жизнь.

Ее глаза потрясенно расширились.

— Уверяю вас, милорд, я была девственницей, — заявила она со смесью вызова и смущения.

Джеймс прикрыл глаза, предавшись на мгновение мыслям о Мисси. Неужели это было только вчера, когда он смирился с тем, что она станет спутницей его жизни? Перед его мысленным взором предстал ее образ, и его грудь мучительно сжалась. Он погубил не одну, а двух девушек, и может спасти только одну из них.

Охваченный яростью, он проклял алкоголь, лишивший его памяти в тот вечер. Как это может быть, что он не помнит, что переспал с леди Викторией? Наверняка у него должны были остаться воспоминания, пусть смутные и расплывчатые, о том, что он лишил женщину невинности. Господи, если он не в состоянии вспомнить, как оказался в собственной спальне, почему должен помнить что-либо другое? Та ночь казалась такой же пустой, как и перспектива будущего, простиравшегося перед ним.

Джеймс взъерошил волосы, нервно дергая темные пряди. Он задыхался в тесном пространстве кареты. Ему хотелось выйти на воздух. Ему хотелось бежать. Но он продолжал сидеть в натянутом молчании, пытаясь найти выход из безысходной ситуации, в которую попал.

— Вы были у врача? — тихо спросил он.

Леди Виктория кивнула, глядя на него с глубокой печалью в огромных глазах.

— Его зовут доктор Сэмюел Литчфилд. Уверена, он подтвердит, если вы захотите проверить сами, — ответила она, справедливо предположив, что он не замедлит это сделать. Если человека принуждают к браку подобным образом, было бы опрометчиво даже для самого доверчивого мужчины не убедиться в реальности заявленной беременности, а Джеймс едва ли относился к числу людей, склонных чересчур доверять кому-либо. Особенно женщинам.

Джеймс коротко кивнул.

— Вы сказали своей матери, что отец — я?

Леди Виктория снова кивнула, уныло понурившись.

— А отцу? — спросил он, глядя на склоненную голову.

Она покачала головой в таком яростном отрицании, что затрепетали белокурые локоны, обрамлявшие лицо.

Наверное, следует радоваться, предположил Джеймс, что ему не грозит визит могущественного маркиза Корнуолла. Впрочем, учитывая, как обстоят дела, Джеймсу придется нанести визит маркизу, чтобы попросить руки его дочери.

— Я свяжусь с ним через пару дней, — сказал он.

Беременность означала, что свадьба будет поспешной, и это, разумеется, даст пищу для разговоров светским сплетникам. Джеймс не сомневался, что его брак вызовет множество пересудов. Зная его отвращение к этому институту, все будут строить догадки и ждать затаив дыхание объявления о ребенке. А потом примутся считать оставшиеся месяцы со злорадным усердием.