Небо на двоих - Мельникова Ирина Александровна. Страница 11

– Спасибо!

Я завернула за угол и, пропустив три или четыре переполненные маршрутки, с грехом пополам втиснулась в ту, где единственное свободное место находилось в самом конце, на боковом сиденье. Я чуть не упала на колени толстому дядьке, с распаренным, как в сауне, лицом, втиснулась в узкую щель между ним и задней дверцей, подтянула сумку…

Боже, что такое маршрутка в жару, я тоже прочно забыла. Духота стояла неимоверная. Не спасали даже открытые окна. Я ловила воздух открытым ртом и явно смахивала на дауна, но это меня меньше всего волновало. Сумка – на коленях, саквояж на сумке – за этой пирамидой я не видела, куда меня везли, и лишь пыталась убрать ноги подальше под сиденье. И все же то и дело выходившие из маршрутки пассажиры сумели их оттоптать.

Наконец в машине никого не осталось. Только я устроилась поудобнее, как водитель повернул голову и спросил:

– Назад, что ли, едешь?

– Так это Казачий рынок? – обрадовалась я.

– Казачий, Казачий, – отозвался водитель. – Выходи уже, а?

– А как до границы добраться?

– Выйдешь и топай прямо-прямо. Там все к границе идут, увидишь.

– Пешком? – поразилась я.

– На трамвае! – рявкнул водитель. – У меня график, понимаешь, а она: граница-маница… Мимо не пройдешь, женщина! Слушай, выходи, а.

Я выбралась из маршрутки, как бабочка из кокона. Мокрая от пота, в измятой одежде. И некоторое время приходила в себя, расправляя крылья, которые, само собой, затекли в духоте и в тесноте.

Поток людей, миновав широкие ворота, тек мимо торговых рядов, заваленных фруктами, овощами, зеленью… На открытом воздухе было не менее жарко и душно, чем в маршрутке, но здесь хоть никто не грозился отдавить ноги. В воздухе витали терпкие и пряные запахи. На стоянке такси несколько жгучих брюнетов, устроившись в тени забора, резались в нарды.

Я повесила меньшую сумку на плечо, пристроила саквояж поверх большой и отправилась вслед за людским потоком…

Чувствовала я себя не совсем уютно. Возможно, из-за денег, приличной-таки суммы, свалившейся мне, как снег на голову. Только сейчас я подумала, что на границе наверняка досмотрят багаж. А вдруг чертов красавчик Саша Карась под давлением улик во всем признался, и меня теперь ищут с собаками по всему Черноморскому побережью? И арестуют при проверке документов как пособницу жулика?

Воображение разыгралось не на шутку. Меня даже потряхивало от нехороших предчувствий. Но я продолжала упорно двигаться в сторону Абхазии. Да вот, такова моя натура – действовать супротив логики.

Путь оказался долгим и утомительным, вероятно, из-за того жара, который обрушился на мои плечи и голову. Пришлось остановиться в торговых рядах и купить панамку. А еще бутылку ледяной воды, которую я вылила на затылок, чтобы остудить почти растаявшие мозги.

Я тащилась, как сонная муха, по расплавленному асфальту в узком коридоре, почти туннеле, отделенная от всего мира высоким сплошным забором. Задыхалась от пекла и захлебывалась от пота, который ручьями сбегал по лицу, затем тех по животу, ногам и заканчивал свой путь в кроссовках, где уже скопились два озера – Эльтон и Баскунчак.

К тому же я сильно проголодалась, хотя в жару обычно ем редко и мало. К счастью, на пути попалось кафе. Чистенькое, с кондиционером. Я заказала окрошку, хачапури и сок. И съела почти все с таким аппетитом, который не замечала за собой с того момента, как потеряла Юру. Потеряла? Я хмыкнула. Впервые с момента его ухода к Лизонке я ничего не почувствовала: ни горя, ни отчаяния. Возможно, я просто устала? Но я пила сок, смотрела в окно и думала о чем угодно, но только не о бывшем муже. Голод ушел и унес с собой часть беспокойства по поводу непредвиденного богатства. Хотя все относительно в нашем мире. Кто-то, может статься, и сошел бы с ума от радости, а для меня эти деньги – всего лишь источник раздражения и тревоги.

Сквозь пропускной пункт на границе я прошла быстро и без эксцессов. На таможне тоже все оказалось проще, чем я ожидала. Мои вещи пропустили через «телевизор». Контролер, пожилая женщина с серым от усталости лицом, равнодушно смотрела на экран, я же уставилась в бетон под ногами, чтобы таможенники по взгляду не определили, что я встревожена. Но мой багаж благополучно миновал зону контроля, и я подхватила его с ленты транспортера.

Камень свалился с души, и даже жара, казалось, немного спала. Ловко лавируя между тачек, которые, миновав спецконтроль, лениво ползли в гору, я вышла на мост через бурную, стремительную реку. «Псоу» сообщали синие буквы на белой табличке.

Впереди виднелся звездно-полосатый флаг. В отличие от стяга США полоски на нем были бело-зелеными, а звезды – красными. А чуть ниже флага висела длинная растяжка со словами: «Бзиала уаабеит!» и «Добро пожаловать!». Я с облегчением перевела дух. Неужто мои мытарства позади?

Надежды мои оправдались. На абхазской стороне границы в мой паспорт взглянули чисто для проформы. И слава богу! Моя сумка благополучно проехала с моста мимо старушек, торговавших петрушкой и чурчхелой, мимо группки молодых людей, дружно куривших «Winston», мимо двух пожилых армянок, оживленно оравших друг на друга. Я подумала, что они ругались, но ошиблась: женщины в конце концов расцеловались и побрели в разные стороны.

Тут же ко мне подлетел горбоносый горец с пластиковой бутылкой и стаканом в руках.

– Вино купи, а? – с ходу предложил он. – Хорошее вино, «Изабелла»! Водку не добавлял, сахар не мешал. Пробуй, а? – и плеснул в стакан вино густого гранатового цвета. – Бесплатно пробуй, я тебя прошу!

– Спасибо, не нужно. – Я ускорила шаг.

– Ежевичное вино, вишневое, коньяк… – бросился навстречу второй продавец, по виду абсолютный близнец первого.

– Нет, нет! Не пью вино! И коньяк не пью!

Я почти бежала, стараясь быстрее миновать опасное место, где толпились торговцы вином и сувенирами, направляясь к стоянке машин на приграничной площади. Правда, издали обилие легковых, автобусов и маршруток больше смахивало на кучу-малу, чем на стоянку. Сумка подпрыгивала на выбоинах асфальта, заваливалась на сторону, но я прибавила шаг. Вокруг сновали люди. Они толкались, кричали, смеялись, окликали друг друга, обменивались дружескими поцелуями.

Протискиваясь сквозь толпу, я пыталась отыскать автобус или маршрутку, которые шли бы в Члоу, или какое-то подобие расписания. Не нашла ни того, ни другого и спросила у пожилой женщины, где посадка на Члоу. Но она посмотрела на меня, как на дурочку, только пальцем у виска не покрутила. Тогда я обратилась к водителю одной из маршруток, на лобовом стекле которой значилось «Пицунда». Но он уставился на меня с таким видом, что я невольно поднесла руку к голове: уж не выросли ли там рога, коровьи или козьи, и не превратились ли мои уши в ослиные?

– Кто тебе сказал, что мой машина едет в Члоу, а? – спросил водитель. – Туда теперь только вертолет ходит. А у меня, видишь, написано «Пицунда».

– Вертолет? – Ноги у меня подкосились, и я схватилась за раскаленный от жары поручень «Газели». – Позавчера меня должны были встречать на машине…

– Позавчера? – хмыкнул водитель. – А вчера ночью буря была, мост речка снесла!

– И что мне теперь делать? – Я в растерянности оглянулась. – Назад возвращаться?

– А зачем тебе в Члоу? – удивился водитель. – Моря нет, шакалы воют. Оставайся здесь, в Гантиади. Граница – рядом. Море – рядом. Я – рядом. Дом хороший, вина много, чачи. Сестра мамалыгу сварит, сыр поджарит. Стол накроем, гуляй – не хочу!

– Спасибо, но мне в Члоу надо, – вежливо сказала я.

И, бросив последний взгляд на скопление машин и людей, вздохнула: «Знать, не судьба тебе, Оля, провести отпуск в Абхазии!»

Солнце зависло над кронами кипарисов и тополей. Стало прохладнее, но тащиться обратно совсем не хотелось. Я устала, снова проголодалась, но делать нечего – надо было возвращаться. Мне хотелось заплакать от голода, от бессилия, от собственной непроходимой тупости. Но кому нужны мои слезы? Устроить представление на потеху людям, которым есть куда и к кому ехать? Я же чувствовала себя безродной дворняжкой на обочине дороги. Случись что, никто куска не бросит…