Прикосновение - Маккалоу Колин. Страница 67

Но взросление Анны переполнило чашу терпения Александра и пробудило в нем жажду свободы. В Кинроссе даже Руби не хватало, чтобы скрасить его жизнь. Однако сбежать из дома было труднее, чем из рабства, особенно после смерти Чарлза Дьюи и потому, что Сун предпочитал заниматься своими делами. Бывший золотой рудник разросся до размеров империи, требующей постоянного внимания; компания «Апокалипсис» расширялась, завоевывала новые регионы и сферы деятельности. На рудниках компании добывали не только золото, но и цинк, медь, алюминий, никель, марганец и микроэлементы; компания выращивала сахар и пшеницу, разводила крупный рогатый скот и овец, на ее заводах изготавливали паровые двигатели и локомотивы, вагоны и сельскохозяйственную технику. Ей же принадлежали чайные плантации и золотые шахты на Цейлоне, кофейные плантации в Центральной и Южной Америке, месторождение изумрудов в Бразилии, пакеты акций сотни самых процветающих предприятий США, Англии, Шотландии и Германии. Поскольку компанией владели частные лица, никто, кроме членов совета директоров, не знал точно размеры ее капитала. Даже Английскому банку оставалось лишь строить догадки.

Обнаружив в себе умение безошибочно выбирать ценный антиквариат и предметы искусства, Александр начал сочетать полезное с приятным и привозить из деловых поездок картины, скульптуры, мебель, редкие книги. Двум иконам, подаренным сэру Эдварду Уайлеру, давно нашлась замена; к Джотто присоединились два Тициана, Рубенс и Боттичелли, а вскоре после этого Александр пристрастился к современной живописи и начал приобретать работы малоизвестных художников, в основном парижских – Матисса, Мане, Ван Гога, Дега, Моне, Сера. Владел он и Веласкесом, и двумя работами Гойи, Ван Дейком, Хальсом, Вермером и Брейгелем. Гид в Помпеях продал ему бесценный римский мозаичный пол всего за пять золотых соверенов – в сущности, почти повсюду гиды были готовы на все ради звонкой монеты. Вместо того чтобы хранить приобретения в Кинросс-Хаусе, Александр за несколько месяцев возвел пристройку к дому, где разместил все свои сокровища в стеклянных витринах – в висячем, стоячем или лежачем виде. Эта пристройка стала для него первым лекарством от скуки.

Вторым были путешествия, но тем не менее Кинросс не отпускал его. Мысленно Александр по-прежнему следовал по стопам Александра Македонского, с любопытством изучая все, что мог предложить ему мир. А в реальном мире он был прикован к дому, полному женских запахов и звуков. Атмосфера в особняке окончательно стала «женской», когда к его обитательницам присоединилась Анна с ее богатым репертуаром визгов и воплей.

– Собирай вещи! – скомандовал Александр Руби в июне 1889 года.

– Что?.. – растерялась она.

– Я говорю, пакуй чемоданы! Мы едем за границу.

– Александр, я бы с удовольствием, но разве я могу? Или ты, если уж на то пошло? Кто же останется здесь?

– Мы уезжаем через несколько дней, – заявил Александр. – Нас заменит Ли. Через неделю он уже будет в Сиднее.

– Тогда я никуда отсюда не двинусь, – взбунтовалась Руби.

– Да увидишься ты с ним! – рявкнул Александр. – Мы встретимся с Ли в Сиднее, обо всем поговорим и уплывем в Америку.

– Возьми с собой Элизабет.

– Черта с два! Я хочу как следует отдохнуть, Руби.

В зеленых глазах застыло подобие недовольства.

– Знаешь, Александр, по-моему, ты становишься эгоистом, – заявила Руби. – Надменным эгоистом. Я вам, сэр, еще не служанка, чтобы по первому требованию собирать чемоданы – только потому, что вам, видите ли, наскучил Кинросс! Мне и здесь хорошо. Я хочу дождаться сына.

– Ты увидишься с ним в Сиднее.

– На пять минут?

– Если хочешь – на пять дней.

– Не дней – лет! Ты, дружок, похоже, забыл, сколько лет я ждала его. Если он возвращается домой, значит, я буду ждать его дома.

В ее голосе звенела сталь; Александр вмиг забыл о повелительном тоне и придал лицу виноватое и почти умоляющее выражение.

– Прошу, Руби, не бросай меня! – с жаром заговорил он. – Ведь мы уедем не навсегда – так, развеяться, отряхнуть с ног пыль Кинросса. Пожалуйста, поедем со мной! Обещаю, потом мы вернемся домой и больше я тебя никуда не потащу.

Она смягчилась:

– Ну, в таком случае…

– Вот и умница! В Сиднее мы пробудем сколько пожелаешь – Руби, я на все готов, лишь бы вырваться отсюда с тобой! Мы же никогда не ездили вместе за границу; разве ты не хочешь увидеть Альгамбру и Тадж-Махал, пирамиды и Парфенон? Пока Ли здесь, мы можем объехать весь мир. Кто знает, что ждет нас в будущем? А если это наш последний шанс? Соглашайся, милая!

– Если ты дашь мне побыть в Сиднее с Ли – я согласна, – ответила Руби.

Он осыпал поцелуями ее руки, шею, губы и волосы.

– Проси что угодно, пока мы вдали от Кинросса и тисков Элизабет. С тех пор как девочки подросли, она только и делает, что пилит и пилит меня.

– Знаю. И мы с ней часто ссоримся, – призналась Руби. – Будь ее воля, она бы заточила Нелл и Анну в монастырь. – И она довольно замурлыкала. – Ничего, все еще переменится, со временем она успокоится. И все-таки хорошо, что меня она не пилит.

Выслушав на следующий день упрощенный вариант этого разговора в изложении Руби, Элизабет ахнула:

– Боже мой, Руби, неужели я такое чудовище!

– Ни в коем случае, это не твоя вина, – решительно заявила Руби. – Но если честно, Элизабет, пора бы тебе спокойнее относиться к целомудрию девочек. Последние восемнадцать месяцев ты никому в доме не давала житья. Да, не каждая мать вынуждена видеть, как ее дочери взрослеют, когда она сама еще очень молода, но в нашем городе девочкам ничто не угрожает, можешь мне поверить. Будь Нелл легкомысленной вертушкой, я еще могла бы тебя понять, но она рассудительная, умная девушка, которой нет никакого дела до пустых влюбленностей. А Анна… ну, Анна попросту большой ребенок! Своими вечными попреками и наставлениями ты оттолкнула Александра и от Нелл тоже. Если кто и оскорбится, узнав, почему отец так рвется прочь из дома, так это она.

– А как же компания? – спохватилась Элизабет.

– Компания и без него обойдется. – Почему-то Руби не захотелось сообщать подруге, что Ли возвращается домой.

– Ты правда едешь с Александром? – вдруг задумчиво спросила Элизабет.

– Ты ревнуешь? – ахнула Руби.

– Нет-нет, что ты! Но хотелось бы мне узнать, что значит путешествовать вместе с любимым…

– Когда-нибудь узнаешь, – пообещала Руби, целуя ее в щеку. – Надеюсь, так и будет.

Провожая Александра и Руби на вокзале, Элизабет вела себя крайне сдержанно и чопорно. «Она укрылась в своей раковине, – печально думала Руби, – но разве мы с Александром виноваты, что единственные узы, связывающие ее с внешним миром, – тревога за девочек? И самое страшное – то, что девочки в такой опеке не нуждаются».

– Ты предупредил Элизабет, что Ли возвращается? – спросила Руби, когда поезд тронулся.

– Нет. Я думал, ты сама скажешь, – удивился Александр.

– И я не сказала.

– Но почему?

Руби пожала плечами:

– Если бы я знала, я была бы ясновидящей. И потом, какая разница, когда она узнает? Элизабет нет никакого дела ни до компании, ни до Ли.

– И это тебя тревожит?

– Само собой, черт побери! Как может мой милый нефритовый котенок хоть кому-то не нравиться?

– Поскольку я сам привязан к нему, как к родному, мне нечего ответить.

После отъезда Александра Нелл с головой ушла в книги, твердо решив на следующий год сдать экзамены и поступить в университет в нежном пятнадцатилетнем возрасте. Это стремление вызывало у Элизабет только досаду, и она вознамерилась всячески препятствовать дочери. И услышала, что дела Нелл ее не касаются.

– Если уж тебе так хочется к кому-нибудь приставать, – гневно выговаривала ей Нелл, – допекай Анну! Между прочим, если ты еще не заметила, могу сообщить, что в последнее время Анна совсем от рук отбилась. Еще немного, и она окончательно распояшется.