3 (СИ) - Килина Диана. Страница 18

Я горько усмехнулась и поняла, что от своего монолога я смертельно устала.

Как я могу объяснить человеку, который носит часы за тридцать тысяч, что ценность этих часов измеряется порой в целую жизнь? Как объяснить ему, что эта машина; пятизвёздочная гостиница; забронированный на ночь ресторан — это настолько пустое и ненужное, что даже тошно от этого? Как рассказать ему о том, что иногда просто хочется свернуться калачиком, положив голову на тёплое плечо; сидеть на промявшемся диване в стенах старой и не отремонтированной квартиры в Хрущёвке?

Откинувшись на подголовник, я прикрыла глаза и тихо сказала:

— Лимит слов исчерпан.

— Вот и поговорили, — мягким голосом сказал Артур.

Через час машина остановилась у гостиницы. Я покачала головой, и коротко попрощалась с Артуром, оставив его с удивлённым и раздосадованным лицом у входа. Не знаю, на что он надеялся, но я сослалась на ещё одно дело и пошла бодрым и почти строевым шагом в направлении старого города.

Вообще, Таллинн — удивительный город. Город контрастов, если быть точной. Ты выезжаешь из спального района, построенного в Горбачёвское и Хрущёвское время; и попадаешь в центр, где бетонные сталинки перемешаны с небоскрёбами из стекла и металла. Но на этом пересечение разных эпох не заканчивается, потому что, пройдя ещё какое–то расстояние, ты оказываешься прямо в средневековье; среди известняковых стен, красных черепичных крыш и крошечных флюгеров на шпилях старинных католических церквей.

Я люблю этот город, потому что здесь сохранилась какая–то приятная атмосфера старины, только отходами и мочой не пахнет. Туристы, вальяжно прогуливающиеся по брусчатым дорожкам; девушки в льняных платьях, продающие миндаль в специях; отреставрированные здания, каждое из которых несёт свою историю. Добравшись до ратуши, я невольно улыбнулась, предвкушая своё первое рождество здесь. Я видела украшенную площадь в детстве, но до сих пор помню, что в декабре ратушная площадь — это маленький кусочек сказки.

Ярмарочные деревянные домики с сувенирами: вязаными и сваляными шапками, магнитиками и открытками; горячий глинтвейн и какао с традиционным новогодним блюдом — кровяными колбасками; и даже настоящий Санта в окружении оленят и ягнят, которых привозят в небольшой загон из зоопарка на праздничные дни. Гирлянды и большая живая ёлка, украшенные крыши домов и белоснежный снег на красной черепице — это и есть Таллиннское Рождество.

Свернув в один из проулков, я набрала номер Наташки и напросилась к ней в гости на чашку кофе. Несмотря на вечернее время, было ещё светло, а после дождя воздух был прохладным и свежим. Домой мне идти не хотелось, да и подругу я давно не навещала.

Дойдя до её дома, четырёхэтажки из пресловутого известняка, я позвонила в домофон и вошла в подъезд, который впору называть на питерский манер — парадной. Поднявшись по лестнице на последний этаж, я позвонила в дверь, а потом дёрнула ручку, которая плавно поддалась моей руке. Сбросив влажную от мокрой дороги обувь, я потёрла ступни о штанины своего комбинезона и пошла в гостиную.

— Привет, — бодро поприветствовала меня Натали, восседая на бабушкином кресле с гордым видом.

— Привет. Как нога?

— Чешется, зараза, — пробормотала Ната, просунув мизинчик в щель между гипсом и кожей, — На следующей неделе снимут. Аллилуйя, — она возвела глаза к потолку и поморщила свой точёный носик.

— Я кофе сделаю, и приду, — сказала я, удаляясь на кухню.

— Окей.

Квартира Наташке досталась от бабки. Старинный дом с высокими потолками, что позволило сделать перепланировку и построить второй этаж, где молодая хозяйка обустроила спальню и выход на крышу. Первый этаж был открытым, единственное, что отделяло гостиную зону от кухни — это огромные деревянные балки и тонкие шторки из тюля. Не знаю, зачем было вешать эти пылесборники, но у Натали весьма специфичный вкус: ей нравится стиль барокко в сочетании с хай–теком. Звучит это странно, а выглядит ещё хуже.

Единственное помещение, где не чувствуешь себя сюрреалистично — это кухня. Мебель светло–голубого цвета (отбивает аппетит, так пояснила мне свой выбор подруга) в сочетании с тёмной столешницей и чёрной глянцевой техникой. Барная стойка вместо обеденного стола и каменная стена, которую принято не отделывать в таких строениях.

Я включила кофемашину, и выглянула в крошечное окошко над рабочей поверхностью кухни. Вдалеке за красными крышами маячил надвигающийся закат. Жаль, что из спальни нельзя выйти на эту же сторону: я представляю, какой оттуда открывался бы вид на засыпающий город.

Налив готовый кофе в высокий стакан из прозрачного чёрного стекла, я побрела в гостиную. По пути я прихватила с барной стойки блюдо с овсяным печеньем и сухофруктами. Я сладкое люблю и благодаря пробежкам лишним весом не страдаю; а вот Натали — ленивая, поэтому шоколада дома не держит.

Вернувшись в огромное помещение с французскими окнами, я устроилась на диване, вытянув ноги на тумбу, обитую белым искусственным мехом. Наташка разговаривала по телефону, и я невольно посмотрела на неё с ужасом. В ответ на мой взгляд она улыбнулась и покачала головой.

— Нет, заказов больше не предвидится, — сказала она, когда завершила звонок, — Все мои клиенты знают, что я на отдыхе, — она вздохнула и потёрла подушечкой большого пальца ярко–алый ноготь на указательном.

— И слава Богу, — кивнула я, — Мне двух раз на всю оставшуюся жизнь хватило.

— Илья Егорович умеет доставать, знаю, — закивала Натали. — А как второй? Который не местный?

Я как–то резко замолчала, задумавшись что сказать. Стоит ли поделиться с ней, что я была знакома с Артуром ранее; или оставить это втайне?

— Тот ещё говнюк, — в итоге сухо ответила я.

Ну а что? Он открытым текстом предлагал мне переспать с ним за деньги. Илья Егорыч просто неловко намекал на такое развитие событий. И вообще, то, что я была с Артуром, ещё не значит, что он автоматически записан в мой wish–лист на всю оставшуюся жизнь. Да, он не плохой любовник. И крайне настойчив. Но это определённо не главные качества в мужчине для меня.

— Мужики, — вздохнула подруга, — Считают, что раз у них есть деньги — можно всё и всех.

Она изящно повела плечом и наморщила свой нос. Тонкая бретелька шёлкового топа скользнула вниз, и я невольно проследила за этим движением глазами, уставившись в тонкое чёрное кружево безусловно дорогого бюстгальтера его обладательницы.

Наташка — это живой пример того, как можно себя сделать. В буквальном смысле. Она не поскупилась на тюнинг; и этот тюнинг оказался вполне удачным, должна заметить. Грудь ей сделали небольшую (даже меньше моей собственной), с какими–то анатомическими имплантами — то есть сиськи были похожи не на надутые шары, а на настоящие сиськи. Помню, когда Натали призналась мне, что грудь у неё фальшивая, первым моим порывом было: «Дай потрогать». Клянусь, не отличить. А шов я искала фактически с лупой. Он находится прямо на границе с ареолой соска, и его на самом деле не найдёшь вот так сразу.

Я видела её ранние фотографии, и, если честно, не знаю, зачем она изменила форму носа и губ. Наташка и без этого была хорошенькой. Нет, операции её не испортили, отнюдь — только добавили шика и какой–то необъяснимой элегантности. Но раньше она была… Обычная что ли? Простая, домашняя, скромная девчонка. Студентка экономического факультета Тартуского университета, одна из тех, кто закончил на «отлично». Сейчас её образ кричал о том, что она — кукла не для любого мужчины. Слишком дорогая даже для единичного сопровождения.

— Кируся, ты о чём задумалась? — дёрнул меня из моих мыслей её тонкий голосок.

— А? — я подняла глаза и посмотрела на её идеальное лицо, — Да так, ни о чём. Пижама красивая.

Натали широко улыбнулась. Тепло, искренне, по–настоящему.

— Хочешь, подарю?

— Не хочу, — я невольно растянулась в ответной улыбке, — Я люблю в футболках Джексона спать.