3 (СИ) - Килина Диана. Страница 26

— Артур, — вздохнула я, — Мы разговаривали с тобой утром, пока я шла на работу. Потом в мой обеденный перерыв. У меня ухо расплавиться скоро, — жалобно пропищала я, надеясь внять голосу его разума.

— Серый или коричневый?

— Что? — я удивлённо моргнула, шагнув по Крейцвальди в сторону дома.

— Серый или коричневый? Я пуховик выбираю. У вас хорошие цены на зимнюю одежду, — промурлыкал Артур.

— Бери коричневый, — ответила я, — Он практичнее.

— Почему?

— Грязь не видно, — вздохнув, я посмотрела на свои белые тенниски, которые из–за тротуарной пыли стали серыми.

— Куда идёшь? — спросил Артур, звонко застёгивая молнию, по всей видимости того самого пуховика.

— Домой.

— У тебя усталый голос, — его тон стал мягче, в нём отчётливо послышалась улыбка.

— Это потому что я устала, — я вздохнула, и повернула голову, чтобы посмотреть на дорогу.

Перебежав на другую сторону улицы, я свернула направо, и поморщилась от духоты.

— Знаешь, что я поняла? — вырвалось у меня, — Я ненавижу лето.

— Почему?

— Потому что жарко, а я сижу в полуподвальном помещении по десять часов. У нас даже кондиционера нет, — проскулила я, — Боже, я за это лето ещё ни разу в море не искупалась.

— Поехали, искупаемся. Я тоже ещё не был на ваших пляжах.

— Если куда и ехать, то на дикий пляж. Далеко, — впереди замаячили голубые доски моего дома, и я невольно ускорила шаг.

— Ты забыла, что я на машине?

— Твоя машина застрянет в песке, — я вздохнула и прижала трубку плечом к уху, чтобы найти свои ключи в сумке освободившейся рукой, — Можно, конечно бросить её у обочины…

— Короче, не морочь мне голову, — перебил меня Артур, — Собирайся, я буду через полчаса. Не забудь купальник.

И отключился.

От удивления я выронила ключи, они упали с громким звяканьем на тротуар. За ними последовала моя трубка, но я успела её подхватить на лету, как женщина–кошка.

Джексона дома не было, он уехал после обеда на какой–то мастер–класс по покраскам. Бросила сумку на пол; и оглядела беспорядок, который оставили мы с утра, проспав на работу. Убрав одеяло Джексона с пола, я положила его на диван; невольно вдохнув запах детского мыла, которым пропиталась ткань. На обеденном столе остались наши кружки и тарелка с хлебными крошками; поставила их в раковину, и пошла в свою комнату, чтобы провести ревизию гардероба на предмет купальника. Оный был найден, старенький правда, но по–прежнему актуальный благодаря яркому неоновому оранжевому цвету и жёлтым завязкам.

Пришлось быстро бежать в душ, чтобы побрить ноги и подмышки; щетинка стала наклёвываться, и совсем не мягкая; как у Артура. Едва мысль о нём мелькнула в моём мозгу, я снова схватилась за станок и побрила сами–знаете–что. Промокнув кожу полотенцем, надела купальник и поморщилась от того, как свободно он стал на мне сидеть. Видимо, с прошлого года я схуднула; вдобавок потеряв немного в груди. Затянув завязки на бёдрах и на шее потуже, я вернулась в спальню. Взяв белое платье на тонких бретельках, я просунула его через голову; и в этот момент под окнами раздалось громкое «Би–Би».

Недолго думая, я впрыгнула в свои тенниски и водрузила сумку обратно на плечо, бросая туда мобильник и ключи. Захлопнув дверь, я быстро сбежала по ступенькам вниз, навстречу жаре и уже знакомой чёрной иномарке.

— Привет, — сказал Артур, едва я устроилась на кожаном сиденье.

— Привет, — щёлкнув ремнём безопасности, я улыбнулась ему и бросила взгляд на заднее сиденье машины, — Ты что, половину Таллинна скупил?

Пакеты и коробки лежали друг на друге одной большой кучей. Bastion, Sportland, F.S.O.P, Timberland и ещё парочка названий подсказали мне, что Артур, похоже, оставил нехилую сумму в центре города.

— Нет, но у вас на самом деле всё дёшево.

— Это потому что твой средний доход явно выше семи сотен евро, — протянула я, отворачиваясь к нему, — О Боже, только не говори, что ты в шароварах, — я внимательнее присмотрелась к его наряду.

Артур хрипло рассмеялся и тронулся с места; а я осталась сидеть с открытым ртом, потому что одет он был в белую футболку и чёрные свободные брюки, очень напоминающие шаровары.

— А что?! — он фальшиво возмутился, — Почему коротконогим низкосраким дамам носить такие можно, а мне нельзя? Между прочим — удобно. Ничего не жмёт.

— Нет, — выдохнула я, — Нет, нет, нет. Их носят только геи, Артур, — я покачала головой и хлопнула себя по губам, — Как ты мог.

— Ну, я не гей, в любом случае, — он подмигнул мне, и выехал на дорогу, — Давай, штурман, веди меня.

Я указывала ему до тех пор, пока мы не выехали на Питерское шоссе. Расслабившись, я откинулась на сиденье и опустила солнцезащитный козырёк.

— Где ты работаешь? — спросил Артур, когда я почти привыкла к его присутствию и, что было самым трудным — запаху рядом.

Не поворачиваясь, я широко улыбнулась:

— Путаной, ты разве не понял?

Он замолчал. Я улыбнулась ещё шире, и, прищурившись от солнца, посмотрела на него.

— О, Господи, да шучу я! — вырвалось у меня при виде его нахмуренного лица, — Администратором работаю, в салоне красоты. Ты бы видел свою рожу, — я звонко рассмеялась.

Артур всё–таки выдавил вымученную улыбку и одарил меня жарким взглядом.

— А как ты оказалась в службе эскорта?

— Я тебе говорила. Натали сломала ногу, и попросила её заменить, — я вздохнула, отворачиваясь, — Я никогда не работала в службе эскорта. И не собираюсь, — поспешно добавила я, — Сейчас направо.

Машина послушно перестроилась и съехала с главной трассы. Я прикрыла глаза, отчаянно борясь с дрёмой, которая начала атаковать меня, едва я села в салон авто. Недолго думая, я зарылась в свою сумку в поисках пачки сигарет и зажигалки. Пришлось вытащить половину содержимого себе на колени, но я всё–таки нашла свою отраву.

— А вот и нитки, — пробубнил Артур, следя краем глаза за моими действиями, — Всё–таки, ты вяжешь.

— Да, вяжу. Хочешь шапочку? — я подняла один головной убор кислотного цвета и растянула его двумя руками, — Тебе пойдёт.

Он как–то странно хмыкнул и покосился на мои руки. А потом улыбнулся и сказал:

— А, давай. Мне ещё никто не вязал шапок.

— Ну у тебя и самомнение, — натянув ему на голову творение моих рук, я фыркнула, — Я не вязала тебе шапку.

— Ты разбила моё сердце, — искусственное разочарование в голосе Артура заставило меня улыбнуться, — А я–то надеялся. Куда дальше?

Если бы он не спросил, мы бы, пожалуй, уехали бы в какую–нибудь глушь. Так что я стянула с него головной убор растрепав его длинные волосы; и остаток пути я указывала дорогу; до тех пор, пока Артур не припарковал машину на обочине.

Сквозь стволы сосен отчётливо виднелось побережье и светлый песок. Я выползла из прохлады кондиционируемого салона авто, и тут же захотела залезть обратно. Но едва до моих ноздрей донёсся лёгкий морской ветер, я улыбнулась и сняла тенниски, бросив их в сумку.

— Матерь Божья, как же красиво, — глубоко вздохнув, протянул Артур, — Ты не против, если я возьму камеру?

— Не против, если ты меня не будешь снимать, — переминаясь с ноги на ногу, чтобы стряхнуть сосновые иголки, ответила я.

— Я постараюсь, — он широко улыбнулся и пошёл вперёд, явно демонстрируя мне шаровары, — Ты идёшь? — крикнул, отойдя от меня на приличное расстояние.

Я поплелась за ним следом, качая головой.

Спустившись к воде, я нашла более–менее приличный камень, не обгаженный бакланами; и пристроила рядом с ним свою сумку. Артур отвлёкся на фотографирование всего и вся вокруг (кроме меня); а я, пользуясь моментом, быстро стянула с себя платье.

У вас бывало такое? Когда испытываешь неловкость, раздеваясь перед человеком, который видел тебя голой? Когда чувствуешь, что краснеешь, если в момент твоего раздевания на тебя пристально смотрит пара глаз? Начинаешь думать о том, так ли изящно ты сняла платье; или расстегнула юбку. А если это джинсы, то вообще засада — снять красиво штанины? Мне кажется, это невозможно. Интересно, откуда берётся такая неловкость и застенчивость; что ей движет и какой отдел мозга за неё вообще отвечает? Если кто–нибудь когда–нибудь узнает; напишите мне e–mail, я серьёзно.