Черное и белое (СИ) - "chate". Страница 22

Утро началось как обычно. Я встал, приготовил завтрак для нас с Дантиро и Айриса, поиграл с малышом, пока светлый торопливо ел, а затем вышел, чтобы проводить его на работу.

Прощаясь со мной, Дантиро на мгновение замер в дверях, а потом, сделав шаг назад, быстро поцеловал меня в губы. Пока я соображал, что это было, он сбежал, видимо опасаясь, что может получить за подобную вольность по морде. Забавно получилось, и очень мило. Весь день я вспоминал его быстрый чмок в губы, а, когда он вечером переступил порог, я сам повторил его поцелуй, перед тем как принять его плащ, который он просто выронил из рук. Ну, как тут не рассмеяться?

Вот так мы и стояли, улыбаясь друг другу, а потом из моей комнаты вышел Айрис и, неуклюже переступая, бросился к Дантиро с криком:

- Папа!

Надо было видеть, как засветилось его лицо от счастливой улыбки. Дан подхватил сына на руки, целуя и обнимая, а потом мы все вместе ужинали, причем светлый так и не передал мне ребенка, даже когда тот уснул у него на руках. Так и ел одной рукой, второй придерживая Айриса.

Так и потекла наша дальнейшая жизнь. Прощаясь или встречаясь, мы дарили друг другу короткие поцелуи, и, хотя я видел, что Дантиро хочется большего, он ни разу ни на что не намекал и не настаивал. С сыном он тоже стал проводить больше времени, и теперь мы частенько вдвоем читали Айрису сказки на ночь, да и потом, когда малыш засыпал, мы сидели у его кроватки и молчали. С ним, оказалось, очень уютно молчать. Тепло так, мирно. Мне нравилось чувствовать его рядом с собой, хотя решиться на что-то большее, чем короткие поцелуи при встрече или расставании, я пока не отваживался.

Зима прошла спокойно. Мой магический потенциал постепенно восстанавливался, и, хотя применять магию я пока не мог, об этом особо предупреждал мастер-целитель Ландо, внутри меня уже не ощущалась холодная пустота, а так же ушли безвозвратно сонливость и быстрая утомляемость, свойственные людям с частично поврежденной аурой.

Первый день весны – самый большой праздник нашего мира. Начало нового года отмечают все: и темные, и светлые земли. В это время принято дарить подарки, навещать родных и устраивать шумные празднества и гуляния, отмечая начало новой жизни. Когда были живы мои родные, мне тоже дарили подарки, а потом…

В общем, поразмыслив немного, я пошарил по своим запасам и продал кое-что из оставшихся лекарственных трав. Денег получилось немного, всего пять серебряных монет, но на деревянную лошадку и простые мужские парные браслеты-наручи, искусно выкованные местным кузнецом, с вытравленным на них растительным рисунком, мне хватило.

По традиции подарки вручались на рассвете, с первыми лучами солнца. Айриса будить я не стал, просто поставил лошадку под его кроваткой, а вот под дверью Дантиро топтался пару минут, все не решаясь постучать, в результате, когда дверь распахнулась, мы чуть не столкнулись с выходящим из комнаты светлым.

- Ой, я…

- Я хотел…

Начали мы одновременно и тут же умолкли, поглядывая друг на друга.

- Я тут подарок тебе принес, - я, наконец, решился протянуть браслеты светлому и тут же смутился, понимая, насколько дешевый у меня подарок.

- Спасибо, - ответил Дан, принимая браслеты из моих рук и протягивая в ответ небольшую коробочку. – А это тебе.

Ох, как давно мне никто ничего не дарил, если не считать того черепахового гребня. Дрожащими руками я взял подарок и замер, не смея раскрыть его.

- Ну, что же ты? Если не понравится, можно будет вернуть его.

Делаю решительный вдох и открываю коробочку, чтобы увидеть серебряную цепочку плотного плетения с кулоном, в виде потягивающегося кота.

- Я хотел мантикору, но их не делают, а этот немного похож, вот я и… - начал оправдываться зачем-то Дантиро, но я покачал головой и, достав украшение из коробочки, молча, надел его на себя.

Горло мое перехватило от смеси благодарности и грусти об ушедшем, так что сказать спасибо словами я просто не смог. Вместо этого я поцеловал его, выражая этим все свои чувства. Когда же поцелуй окончился, Дан протянул подаренные мной браслеты и попросил помочь ему надеть их, а, когда я застегнул браслеты на его запястьях, он сказал, что лучшего подарка у него еще не было, если не считать нашего сына. Это стало последней каплей, и я просто позорно разревелся, уткнувшись носом в его грудь, а светлый крепко прижал меня к себе, поглаживая по голове и спине, молча утешая.

Потом был праздничный завтрак, на котором Дан вручил Айрису свой подарок – деревянную лошадку! Он долго не мог понять, что смешного было в его подарке, пока я не вынес точно такую же из нашей с Айрисом комнаты. Лошадки действительно были одна в одну, только грива и хвост у его коня были рыжими, а у моего – черными. Решение проблемы нашел наш сын. С осуждением посмотрев, на ржущих до колик родителей, он поставил лошадей рядом, прикусил в задумчивости большой палец (жест явно перенял у светлого папы), а затем перекинул ногу через обеих лошадей сразу, чуть не грохнувшись при этом на пол между ними. Пришлось ловить, причем ловить кинулись мы оба, так что удар лбами, после которого перед глазами замелькали звезды, был вполне закономерен.

В лечебницу Дантиро не пошел. В праздничные дни там находились только дежурные целители, так что весь день мы провели втроем, гуляя и поедая продаваемые на улицах традиционные сладости, а, когда вернулись вечером домой, нас ждал еще один сюрприз, хотя приятным его мог назвать только мой светлый супруг. В гости пожаловали его мама и дядя.

Встреча родных была бурной, так что я поспешил уйти в свою комнату вместе с Айрисом, чтобы дать им спокойно пообщаться. Но долго прятаться нам не пришлось, минут через двадцать Дантиро влетел в комнату и буквально вытащил нас на встречу со своими родными. Пришлось идти, взяв Айриса на руки.

Когда мы вошли в комнату, мама Дантиро, я так и не узнал ее имени, бросилась к нам обниматься, что я стойко перенес, а потом подошел дядя. Он протянул мне руку, которую я пожал, поддерживая Айриса левой рукой.

Малыш заинтересованно посмотрел на незнакомого мужчину, взяв большой палец в рот, а потом на секунду вынул его, чтобы сказать:

- Змея.

И снова принялся посасывать палец. От его слов у меня в душе пронесся ледяной ветер.

- Ты видишь змею, милый? Какая она? Где?

- Что это значит? – всполошились Дан и его дядя.

- Кажется, он видит проклятие. Подождите, - махнул я на них рукой, видя, что меня собираются засыпать вопросами, - не сейчас. Айрис, где змея?

- Там, - мальчик ткнул пальцем на голову Фабиуса Рино Толли, - и туда, - малыш провел пальцем вдоль тела мужчины и остановился на его животе, после чего снова сунул палец в рот. Никак не могу отучить его от этой привычки. Весь в светлого, тот тоже, когда думает, палец прикусывает.

- А цвет? Ты же видишь, какого она цвета?

- Черная. И красная.

- Умник ты мой, - я поцеловал сына в щеку, - а теперь, может, сводишь эту красивую даму в комнату и покажешь ей своих лошадок?

- Бабушку, - поправила меня мама Дантиро, - мне будет приятно, если он будет называть меня бабушкой.

Отправив Айриса с бабушкой из комнаты, я присел на кровать и посмотрел на светлых, застывших столбами передо мной.

- Может, присядете?

- Чизер, что это было? – снова повторил свой вопрос Дантиро, а дядя просто занял свободное кресло и выжидательно уставился на меня.

- Это значит, что твой сын начинает овладевать темной магией. Вот только рано. Слишком рано.

- Но… он видит проклятие?

- Все темные видят проклятия, но только род темных целителей Фад-Шарг умеет их снимать.

- Вы можете снять мое проклятие? – встрепенулся Фабиус Толли.

- Пока нет, сил не хватит. Но через полгода – год могу попробовать.

- А что значит цвет, и почему Айрис так странно показывал? – Дантиро повторил движение пальцами, как делал Айрис.

- Черный – цвет направленного проклятия. Твоего дядю не случайно зацепило, иначе цвет был бы серый, кто-то намеренно его проклял, а красный цвет означает, что проклятие было наложено с помощью крови, причем крови родственной. А обрисовывал Айрис положение того, что он назвал змея. Проклятие охватывает голову, это означает, что у вас частые мигрени и депрессии. Затем оно спускается вниз по позвоночнику и достигает мужских половых органов. Там проклятие закручивается узлом, не давая Вам, господин Фабиус Толли, не только иметь детей, но и… вообще пользоваться своим мужским достоинством.