Отдать все, кроме сердца - Милберн Мелани. Страница 11

– Я не ожидала, что ты возьмешь вину на себя, – сказала она. – Мне не стыдно признавать, что это я разорвала отношения. Я была слишком молода, чтобы выходить замуж.

– Боюсь, моей матери этого не понять, – пожал он плечами. – Ей едва исполнилось шестнадцать, когда она влюбилась в отца. С тех пор мама не смотрела на других мужчин.

– А отец ей верен?

– Почему ты спрашиваешь? – нахмурился Анжело.

Натали пожала плечами:

– Они уже давно вместе. Мужчины нередко смотрят на сторону.

– Мой отец серьезно относится к своим клятвам. Он следует по стопам деда.

– А ты, Анжело? – спросила Натали. – Ты тоже пойдешь по стопам своих почтенных предков или собираешься получать необходимое на стороне, если я не соглашусь на близость?

Анжело подошел и остановился прямо перед ней, так близко, что она чувствовала, как всем телом подается навстречу. Сердце ее отчаянно билось, и от его ударов кружилась голова, дыхание становилось неровным. Анжело положил теплую ладонь ей на затылок, и это прикосновение вызвало поток восхитительных ощущений.

– Зачем ты борешься с собой? – спросил он.

Натали поджала губы:

– Я борюсь с тобой, а не с собой.

Его пальцы зарылись в волосы Натали, вызывая электрические искры.

– Мы оба хотим одного и того же, – произнес он. – Близости, связи, удовлетворения…

Натали чувствовала: решимость все дальше ускользает от нее. Почему он такой красавец? Почему у него такие завораживающие карие глаза? Почему у него такие поразительные руки и такой искушающий рот?

Почему он не забросит ее на плечо, как пещерный человек, чтобы отнести на кровать и насладиться ее телом?

Нельзя было понять, кто первым преодолел расстояние между ними. Внезапно она почувствовала его возбуждение у своего живота. Это все равно что поднести спичку к вороху сухой соломы: огонь вспыхнул у нее под кожей. Он обжигал все нервные окончания – от макушки до кончиков пальцев на ногах.

Их губы встретились в сражении, в котором не было ни доли романтики или нежности. Это была страсть – первобытная, отчаянная, которая высвободилась наконец после слишком долгого сдерживания.

Натали ощущала прикосновения его губ как ожоги. А потом его язык напористо прорвался через ее губы, и в ответ у нее все внутри затрепетало. Их языки сплелись, сражаясь за превосходство, но Анжело не сдавался. Натали чувствовала твердость его зубов, даже ощутила вкус крови, но не знала, чья она. Она жадно, бесстыдно пила его вкус, из ее горла вырывались тихие стоны.

Анжело прижал Натали к себе, одной рукой бесцеремонно стягивая ее топ, чтобы добраться до груди. Болезненно тугой сосок потерся о его ладонь, и Натали охватила волна желания, сосредоточившаяся в пульсации между ног.

Он продолжал упорно целовать Натали, завоевывая ее рот каждым чувственным движением. Губы у нее опухли, но ей было все равно: она целовала в ответ с той же страстью, прихватывала зубами и ласкала языком. Вкус Анжело был точно такой, как она помнила: мятный, свежий и потрясающе, пьяняще мужской…

Анжело оторвался от ее губ, чтобы взять в рот сосок, обводя его языком, пока Натали не выгнула спину от удовольствия. Она уже ощущала дрожь внутри, растущее напряжение, так что она готова была умолять Анжело освободить ее от восхитительной мучительной боли.

Оторвавшись от ее губ, тяжело дыша, он приказал:

– Скажи, что хочешь меня!

Всплеск гордости выдернул ее из-под очарования чувственности.

– Я тебя не хочу! – солгала Натали. Она попыталась отодвинуться, но Анжело крепко ее держал. – Убери от меня руки, – процедила она сквозь стиснутые зубы.

Анжело плавно провел ладонями вниз по ее рукам и обхватил запястья.

– Ты придешь ко мне, как приходила в прошлом. Я слишком хорошо тебя знаю.

– Ты совсем меня не знаешь, – заявила она. – Ты знаешь мое тело, но ничего не знаешь о моем сердце.

– Потому что ты никого к нему не подпускаешь, – ответил Анжело. – Ты всех отталкиваешь. Твой отец рассказывал, как ему с тобой трудно.

– Ты обсуждал меня с моим отцом?!

Руки Анжело выпустили ее запястья.

– Мы пару раз разговаривали, – признался он.

– О чем?

– Я просил благословения на наш брак.

Натали презрительно фыркнула:

– Как патриархально! И лицемерно! Ты ведь не позволил бы такой мелочи, как разрешение моего отца, помешать тебе получить желаемое, правда?

– Я думал, так будет правильно, – сказал Анжело. – Я предпочел бы встретиться с ним лично, но он был в деловой поездке.

Натали могла представить, как выглядела эта поездка: последним «проектом» отца была высокая блондинка с грудью настолько пышной, что на ней можно было расставить сервиз для ужина.

– Уверена, он без колебаний передал меня в твои руки, – усмехнулась Натали. – А он не предложил заплатить тебе за избавление?

Анжело по-прежнему смотрел на нее в упор.

– Мы также обсуждали ситуацию с Лакланом, – сказал он.

– И что, отец предложил отсрочить свои дела, чтобы помочь Лаклану разобраться с ситуацией?

– Я велел ему держаться в стороне, – сказал он. – Иногда в таких ситуациях родители только мешают. Твой отец сделал для Лаклана все, что мог. Настало время отступить и позволить действовать другим.

– И ты дождаться не мог возможности это сделать, ведь это давало тебе идеальную возможность заставить меня вернуться? – ответила Натали с сердитым взглядом.

– Ты сама ко мне пришла.

Неожиданно ее посетила одна мысль.

– Мой отец сам с тобой связался? – Она подозрительно прищурилась. – Я пришла к тебе только потому, что меня умоляла мать. Иначе я бы этого не сделала. Отец ее подговорил!

– В разговорах твой отец выражал беспокойство о тебе, – пожал плечами Анжело. – Похоже, проблемы с поведением есть не только у Лаклана.

Натали отошла на другой конец спальни. Ярость вскипала в ней, как паровой котел. Она хотела взорваться. Хотела ударить в ответ Анжело, мир, всю несправедливость и жестокость жизни.

Ей отвратительно было представлять, как Анжело обсуждает ее с отцом.

Отец описал бы ее как своевольного, упрямого ребенка без самодисциплины, в красках расписывая, как она снова и снова отказывалась подчиняться и затрудняла его жизнь. И он не рассказал бы, что хотел первенца-сына, а Натали подорвала его планы. Он не рассказал бы, как провоцировал ее, вгоняя в депрессию и капризы, пока не надломил ее дух. Не рассказал бы, что его родительская философия – «сильный всегда прав». Что он всегда предпочитал тиранию терпению, а насмешку и стыд – поддержке и одобрению. Он не рассказал бы, как использовал жестокие телесные наказания там, где куда лучшие результаты принесли бы мягкие слова. Нет, он описывал себя как многострадального любящего отца, которого непослушная дочь сводит с ума.

И конечно, отец не упомянул бы Лайама. О его смерти вообще никто никогда не упоминал. Он как будто никогда и не существовал. В семейном особняке не осталось его игрушек или одежды. Отец заставил мать убрать их сразу после рождения Лаклана. Фотографии Лайама хранились в фотоальбоме под надежным замком, который никогда не открывали. Единственное фото брата, которое сохранилось у Натали, она нашла сразу после похорон, когда все были еще растеряны. Она прятала ее, пока не купила дом в Эдинбурге.

Но сколько отец ни старался стереть трагедию короткой жизни Лайама, его призрак продолжал витать над семьей. Каждый раз, навещая родителей, – что теперь случалось редко, – Натали ощущала его присутствие. Видела его лицо в чертах Лаклана. Слышала его голос во сне. А с приближением годовщин его смерти неизменно возвращались кошмары…

С огромным усилием она вернула себе самоконтроль и медленно повернулась к Анжело:

– Уверена, ты узнал из этого разговора много нового.

– Твой отец очень любит тебя, – сказал он. – Они с матерью, как все родители, желают тебе самого лучшего.

– Очевидно, мой отец считает, что ты и есть лучшее для меня. – Натали с трудом сдерживалась, чтобы не скривиться. – А моя мать не представляет, как можно ему противоречить. Так что все счастливы, да?