Заколдованный круг - Валентайн Рут. Страница 13

— Не могу больше слушать его параноидальных наставлений! Я не фарфоровая, и мой ребенок тоже! Я крепкая и здоровая женщина, хорошо тренированная. И не желаю, чтобы меня заворачивали в кокон, пока я не рожу!

— Насколько я вижу, тебя вообще ни во что не надо заворачивать, — заметил Пол, окидывая удивленным и одновременно одобрительным взглядом небольшую округлую фигурку. Он впервые видел Мирабел почти раздетой и отдал должное женщине, которая ела масло. Она вовсе не была толстой, просто у нее все оказалось на месте. И она не выглядела, как тощая заморенная кошка.

— Что? — недоуменно воскликнула Мирабел, а потом, сообразив, фыркнула и расхохоталась.

— Вот так гораздо лучше, — заметил Пол.

— Прости, — извинилась Мирабел, — я не должна была все вымещать на тебе, но упрямый старик скоро доведет меня до белого каления. У меня такое ощущение, словно я принадлежу ему. Он следит за каждой ложкой, которую я отправляю в рот, за каждым моим движением! Я твержу, что постоянное напряжение, в котором он меня держит, вредит ребенку, но, похоже, он просто не может остановиться!

Пол потер шею.

— Эх, надо было мне раньше сообразить, что он начнет вытворять, стоит ему заполучить тебя сюда.

— Теперь уже слишком поздно, — вздохнула Мирабел.

Она подхватила полотенце, наскоро вытерла лицо и, вынув резинку из волос, принялась сушить их.

— Но сегодня я ему сказала, что, если он не заткнется, я уезжаю домой. — Мирабел отбросила полотенце и завернулась в махровый халат.

— И что Сам ответил? — сочувственно улыбнулся Пол.

— Стал напирать на то, что по контракту деньги мне будут выплачиваться только в том случае, если я останусь здесь до рождения ребенка. — Мирабел направилась к дому, и Пол поплелся за ней. — А я ответила, что мне его грязные деньги не нужны и никогда не были нужны, и тогда он заявил…

Войдя в кухню, она открыла духовку, и повсюду распространился такой восхитительный аромат, что Пол едва не лишился чувств прямо на месте.

— Ты можешь представить, чтобы нормальный человек сказал нечто подобное? — говорила Мирабел, когда Пол пришел в себя. Она уже проверила готовящееся блюдо, закрыла духовку и протягивала руку, чтобы установить нужную температуру.

— Я готов поверить во что угодно. Что у нас там в духовке?

— Что? Ах, это! Ветчина по-вирджински.

— Это не просто ветчина. Это ветчина с амброзией или еще не знаю с чем.

— С персиками. Нет, правда, ты что, раньше никогда такого не ел?

— Ты же сама видела, какие повара у деда. Мне всю жизнь приходится есть на редкость скверную пищу.

— Но ты же ходишь по ресторанам.

— Это совсем другое дело. А что у нас еще на ужин?

— Ничего не получишь, пока я не переоденусь. И ничего не трогай, пока я не приду, хорошо? Кстати, я переоделась в комнате наверху — похоже, это спальня для гостей. Ты не против?

— Нет, конечно. Налить тебе что-нибудь выпить?

Мирабел бросила на него через плечо благодарный взгляд:

— Спасибо. Мне бы не помешал бокал вина.

Пол живо представил себе, какую мину скорчил бы его дед, узнав, что мать будущего наследника рода де Шателле-Норландов пьет вино.

Пару часов спустя они сидели за столом после самого восхитительного домашнего обеда, какой Полу доводилось есть за всю жизнь. Мирабел казалась сонной и расслабленной, все следы раздражения исчезли с ее лица. Пол понимал, что она имела в виду, говоря, как ее угнетает опека Самого.

Ему ведь и самому сильно досталось, ибо страсть деда к опеке над «последним отпрыском славного рода» изрядно попортила ему кровь, пока в девятнадцать лет Пол не уехал в колледж. Когда он рассказывал об этом Мирабел, та немало посмеялась. Но на самом деле жизнь Пола в детстве и подростковом возрасте была сущим адом, и, казалось, Мирабел понимала это — может быть, даже лучше, чем его мать.

— И что же делал телохранитель, когда ты был в кемпинге и шел купаться?

— Сидел у края воды и не спускал с меня глаз. Если я заплывал слишком далеко, он сигналил мне, чтобы я возвращался.

Мирабел в сочувственном ужасе закатила глаза:

— А где он спал? На пороге твоей комнаты, как какой-нибудь раб-арапчонок?

— Ну нет, — покачал головой Пол. — У него была койка прямо в комнате. Нас было четверо — телохранитель, двое других ребят и я.

У Мирабел даже рот приоткрылся от изумления:

— Тебе, наверное, все это было невыносимо!

Еще бы! Теперь Пол уже нечасто думал об этом, но вдруг вспомнил все унижения в летнем лагере — год за годом. Там ведь все веселье начиналось после отбоя, ребята постоянно устраивали какие-нибудь эскапады, подшучивая над соседями, но только не в комнате Пола.

— Да, довольно противно, — ответил он.

— Неудивительно, что ты взбунтовался и стал автогонщиком.

— Вовсе я не взбунтовался, — раздраженно нахмурился Пол. — Я выбрал эту жизнь, потому что она мне по душе.

— Как бы там ни было, с моим ребенком эти штучки не пройдут, — решительно заявила Мирабел и прикрыла рукой живот, словно младенец в утробе мог ее услышать. — Я не допущу, чтобы моя дочь считала себя какой-то особенной и от этого стала параноиком, или чтобы моего сына превратили в труса. У этого малыша де Шателле-Норланда будет нормальное детство, и рисковать он будет так же, как все нормальные люди.

Может, именно эти слова подействовали на Пола, а может, решение созревало исподволь весь вечер или даже дольше. Он не мог с полной определенностью сказать, когда почувствовал, что должен защитить ребенка от своего деда. Но, поняв, что, чем дольше Мирабел находится под надзором Самого, тем труднее потом будет оторвать его от малыша, Пол принял единственное, казавшееся ему разумным решение.

— Послушай, — предложил он, — хочешь переехать ко мне и жить здесь? Дом достаточно большой, а Сам вряд ли сможет что-нибудь возразить против того, чтобы моя собственная жена жила со мной.

Последовала мимолетная пауза, показавшаяся вечностью. У Пола возникло чувство, что он не глядя перешагнул через пропасть и осознал опасность только тогда, когда был уже на другой стороне.

Мирабел смотрела на него широко распахнутыми голубыми глазами, и постепенно изумление в них сменялось облегчением и благодарностью.

— Ох, Пол, а ты, правда, не возражаешь? Это было бы идеально, но ведь я нарушу весь твой образ жизни!

Пол покачал головой, втайне удивляясь самому себе: мог бы и прямо сказать, что она уже его поломала.

— Да нет. Я ведь дома почти не бываю. Я и сейчас был бы уже в пути, если бы не травма. Мы будем видеться только за завтраком, да и то, если ты к этому времени встанешь. В доме две свободные спальни. Так что выбирай любую.

— Все равно для тебя это будет большая перемена, — с беспокойством заметила Мирабел. — Ты уверен в своем решении?

Пол поднял на нее взгляд:

— Поверь, я даже не замечу твоего присутствия.

Самое интересное, что он свято верил в то, что говорил.

Позднее, обдумывая ситуацию, Мирабел испугалась. Пол был так хорош собой и, что еще хуже, всегда каким-то образом ухитрялся рассмешить ее. Она не влюбилась в него и не собиралась влюбляться, во всяком случае, серьезно, ибо знала, что после Кейна уже никогда не сможет полюбить всей душой… Но вдруг ей понравится жить с ним? Не надо было быть семи пядей во лбу, чтобы сообразить: Пола создавшаяся ситуация ужасно раздражала. И, что бы он там ни говорил, водворение Мирабел в этом доме перевернет всю его жизнь.

На нее вдруг снизошло озарение: самое плохое будет не то, что Сам в конце года может помешать ей вернуться домой. Хуже будет, если ей самой не захочется возвращаться.

Придется быть начеку. А главное — не допускать никаких мыслей, из-за которых стало бы казаться, будто она что-то теряет, когда придет время забрать ребенка и уехать.

Сам пребывал в полной растерянности. Естественно, ему очень хотелось, чтобы новые отношения между его внуком и новоиспеченной невесткой означали, что Пол наконец готов остепениться. С другой стороны, он боялся, что внук в очередной раз решил поступить ему назло, и будет недостаточно заботиться о Мирабел. После короткой борьбы чувств страх все же взял верх: