Разного пазла части (СИ) - Панченко Юлия "Вампирчик". Страница 8

Я забыла, что он материн муж. Она так редко появлялась дома, что за ненадобностью выбросила сей факт из головы.

Чувство, которое на меня накатило, было сильным, но отнюдь не внезапным. Думаю, что оно в малых дозах копилось с того самого момента, как он впервые обратил на меня внимание. Теперь же, когда собственные гормоны ударили в голову, заметила и ширину плеч, и красивые, внимательные глаза, что иногда смотрели на меня с восхищением. Да и много ли надо подростку, чтобы влюбиться? Увлеклась, позабыв обо всем.

С каждым прожитым под одной крышей днем, Данила становился моим. Прочнее. Настолько моим, что в смелых мечтах представляла поцелуи: жаркие, влажные, и от таких фантазий голова кружилась наяву, а в низу живота тяжелел, нарастая, пульсирующий ком.

Нет, я не бросилась Данилу на шею, когда осознала – влюбилась. Не принялась взглядами томными из-под ресниц кидаться. Просто чувствовала отчетливую тесноту в груди, когда отчим оказывался рядом, и наслаждалась уже одним этим ощущением: трепетом, никак не умещающимся в сердце, и то клубком в животе сворачивающимся, то щеки в алый цвет подкрашивающим.

Было одновременно и страшно, и радостно испытывать к Даниле влечение. Боялась проявить свои глупые чувства, выдать себя, и замирала, когда отчим улыбался. Когда же ему вздумывалось прикоснуться или обнять, мысленно парила, пребывая на седьмом небе. Наверное, каждая девушка помнит это ощущение: волнения пополам с удовольствием, когда хочется подпрыгнуть высоко и в ладоши захлопать, поскакав вприпрыжку.

Первая влюбленность – она немного эгоистичная и абсолютно слепая. Внимательно следя за внутренними виражами: «ах, он задел меня плечом, а как выразительно глянул», наблюдая за Даниилом - любуясь чертами, мимикой, любыми проявлениями эмоций, я не особенно замечала его физиологической реакции, его самого – в целом.

Глаза застилали розовые очки. Мнилось, что манипуляции и восторженные улыбки он ни за что не расшифрует, не поймет, насколько я увлечена. Касалась ненароком его шершавой ладони, размышляя – разольется ли от касания тепло по пальцам? Нет, все равно уколом в сердце ощущалось – легким, сладким. В забывчивости проводила рукой по напряженной линии плеч, гадая – замрет внутри от восторга на этот раз? Замирало. Каждое касание прошивало сердце электрическими разрядами.

Прислушиваясь к тем странным глубинам, что вдруг открылись, не замечала, что заигрываю с мужчиной. С настоящим – взрослым мужчиной, кто давно не забавлялся детскими играми, и, что для меня было недосягаемой мечтой, то являлось частью его будней.

Думаю, отчим все понимал, ведь нехитрая конспирация летела к чертям, стоило ему подмигнуть или шутливо меня боднуть – на лице тут же расцветала глупейшая улыбка. Таким образом, Данила позволял собой играться. До поры до времени.

К семнадцати годам моя влюбленность никуда не делась, наоборот, переросла в дикое желание обладать. Было мало трогать ненароком открытые участки кожи, мало любоваться издали. Хотелось прижаться всем телом, вцепиться в лацканы пиджака, опоясать, забраться под кожу, срастись. Такие мысли заставляли впиваться в ладони до отрезвления, до кровавых лунок, потому что безобидное юношеское чувство трансформировалось во что-то незнакомое, дикое, необузданное.

Мне виделись такие сны с Даниным участием, что наутро не удавалось взглянуть на него без стыда. А еще, когда такое происходило, уже проснувшись, долго лежала с закрытыми глазами - искала сон, ловила его за хвост, пока окончательно не истаял, и фантазировала дальше, раскручивая, накаляя. В такие моменты одеяло сбивалось в ногах, тело извивалось, с губ грозили сорваться нечаянные стоны…

Думаю, отчим догадывался о том, что так тщательно от него скрывалось, по-другому просто не могло быть. Как ни крути, а шило в мешке не утаить: однажды обернулась на Даниила, а взгляд скользнул по зеркалу, что за его плечом висело – и если то, что мелькнуло в отражении, отчим видел каждый день, грош цена была всем уверткам и смущенным разглядыванием паркета. В глазах поблескивала вся гамма моего алчного безумия – от вожделения, до обожания.

Так не могло долго продолжаться – и моему и его терпению был предел.

Весело отгуляв школьный выпускной, я воспользовалась временной передышкой в учебе – сходила в салон, покрасила волосы – на этот раз в натуральный карамельный цвет (хотя, он все равно получился с яркой золотинкой), заглянула в книжный, и на это раз выбрала что-то легкое и приятное взамен научной литературе.

До вступительных экзаменов еще было время, поэтому я всласть лентяйничала, много гуляла и ничем толковым не занималась.

В то самое время Даниил впервые поцеловал меня.

И это событие положило начало всем последующим, изменило настоящее, будущее. Поменяло всё.

Помню, что устроилась с книгой прямо в гостиной – на ковре, развалясь. На улице стоял зной, кондиционер работал, но всё равно жарковато было, поэтому одежды на мне оказалось всего ничего: шорты короткие, майка.

Близился вечер, как обычно случается летом – вроде бы светло, белый день стоит, а потом раз – моргнула, и сумерки. Я изредка поглядывала в окно, и казалось, что еще рано, успею и переодеться, и подняться, и собрать с пола рассыпавшиеся конфеты. На часы не глядела совсем - зачиталась, не до того было, поэтому приход отчима благополучно прозевала.

Данил пришел с работы слегка подшофе – непривычно веселый, улыбчивый. Уселся рядом, поглядел на обложку книги, кивнул удовлетворенно:

- Спасибо, что не любовный роман.

Я кивнула важно, так как на этот раз читала что-то о психологическом воздействии и НЛП, а у самой мурашки по коже поползли от его близости и коньячного дыхания. Поглядела в его яркие глаза-хамелеоны: того самого цвета, что не описать - вроде бы серые, а присмотришься, коричневые уже - скорлупу грецкого ореха колером напоминают. Долго лицо рассматривала – так близко впервые. Заметила родинку маленькую над правой бровью, белый шрамик у виска.

Не помню как, кто первый потянулся, запомнился вкус губ – терпких, шоколадных. Въелись в память медлительность движений, от которых выпрыгивало сердце, скользкое поглаживание кромки верхней губы кончиком языка - узнавание, просьба, плавно переходящая в страсть.

Данил тесно прижал к груди – не шевельнуться, впился широкими ладонями в затылок. А я – льнула, ластилась. Руками в его роскошные волосы зарылась, принялась ласкать еще более нежно.

От Даниных прикосновений внутри разгорался пожар, что-то быстро плавилось во мне, и было жарко. О, как приятно было чувствовать кожей его тепло, ощущать во рту вкус, вдыхать цитрусовый запах…

Очнулись, когда его руки под майку забрались и, не найдя белья, грудь накрыли. Я – распахнула веки от томного, невиданного удовольствия, Данил – от осознания, что близко – совсем близко подошел к черте невозврата.

В Даниных глазах туман стоял, дико билась жилка у виска. Он был безмерно красив в тот момент – навсегда запомнилось: зрачок на всю радужку, судорога, мышцы лицевые исказившая – мужская красота в простоте, искренности желания.

- Прости, дурак я, кретин пьяный, - сказал хрипло, руки из-под майки убирая.

Я прикрыла глаза на миг, вдохнула глубже – в надежде успокоить биение сердечное.

- Это я идиотка наивная. Губы раскатала, - пробормотала, надеясь, что получилось неразборчиво.

Мы разошлись по комнатам, стараясь не смотреть, друг на друга.

Стоит ли говорить, что той ночью не спалось – перина казалась раскаленной, подушка слишком мягкой. Когда же удалось забыться, пригрезился один из самых ярких, смелых снов. Естественно, Даниил был главным его участником.

Наутро случилась бесконечная неловкость: отчим взгляда не поднимал, молчал, в себе замкнувшись. Я в досаде губы кусала и перебирала ночные воспоминания.

Вечером, с работы вернувшись, Даниил в кабинете закрылся, чего отродясь не случалось.

Такое действо не пришлось по нраву, и я поскреблась тихонько в дверь, открыла сама, ответа не дождавшись.