Светорада Медовая - Вилар Симона. Страница 59

А еще Руслана поведала о том, что таила в глубине души: о своей горькой и безответной любви к пасынку Скафти.

– Я ведь видела, как он на тебя смотрит. Медовая, – вздыхала она. – Словно ты для него солнышко ясное. На меня же и не глянет лишний раз, а если надо сказать что-то, смотрит так, будто я чурка деревянная… Я же отдавалась его старому отцу, а когда тот, насытившись, засыпал, все думала, как бы сложилась моя жизнь, если бы родителю удалось просватать меня не за Аудуна, а за Скафти…

– Он бы не женился, – сказала Светорада.

И объяснила, отчего Скафти так и не сошелся в браке ни с одной из женщин.

Это была давнишняя доверенная ей тайна златовласого варяга. Живи они по-прежнему в Ростове, Светорада бы и не подумала говорить об том Руслане. Но Скафти уже не было в их жизни. Княжна сообщила, что обозленный на строптивого раба Азадан продал его кому-то на вечное мучение. Руслана расплакалась от такой вести. Голосить не смела, вот и сидела, тихонечко всхлипывая в углу и качая на руках уснувшего Взимка. Свою деточку, кровиночку, то немногое, что осталось у нее от прежней жизни. А у Светорады не было и того…

На следующий день княжна опять танцевала. Врожденное чувство ритма и природная грация позволяли ей с ходу перенимать у местных плясуний манеру двигаться, а сдерживаемая доселе внутренняя сила просто рвалась наружу. Светорада все не могла успокоиться и опять переплясала всех девушек, как будто на Русальей неделе [111] соревновалась с кем в танце, добиваясь благосклонности лесных духов, примечавших самую лучшую. Но в этот день танцовщицы были готовы к подобному; они не выплясывали с неугомонной русской до упаду, а вступали в танец по очереди: пока одни отдыхали, другие кружились перед златовласой красавицей, извиваясь под ритм бубнов и звеня подвесками и браслетами. Видно, кто-то из них сообщил Сабуру о странном поведении гостьи шада, и евнух пришел, долго смотрел, как доводит себя до изнеможения русская княжна.

– Я вижу, что мне не следует держать вас в стороне от иных обитательниц дворца, – задумчиво произнес он. – Поэтому завтра я отведу вас в большой сад, где любят гулять женщины кагана и жены его сыновей. Однако сперва должен вас кое от чего предостеречь.

Он уселся на ковер, скрестив ноги, подождал, пока Светорада отдышится после пляски, и стал рассказывать.

В гареме, сообщил Сабур, существует некое соперничество между женщинами. Все они считают себя красивыми, все гордятся своим положением и добиваются любви и внимания своих повелителей. Но это не мешает им одновременно интриговать друг против друга, добиваясь некого возвышения среди остальных. Так сказать, своеобразная борьба за влияние в узком женском мирке дворца. Сейчас самой влиятельной среди них является царевна Захра, дочь булгарского хана, которую по традиции отдали в гарем кагана как залог мира между двумя народами. В свое время каган Муниш не обратил на Захру никакого внимания, и она стала женой его влиятельного и мудрого сына Юри, добилась высокого положения и по сути управляет всеми в гареме. Почти всеми, уточнил он, ибо главными супругами все же остаются иудейки, а гаремные женщины – это прежде всего дань древней традиции. В гареме женщины стараются внести в свою жизнь хоть какую-то остроту, потому и соперничают, ревниво приглядываются ко всякой новенькой. О Светораде уже пошел слух во дворце, и женщины испытывают к ней особое любопытство.

Он сделал паузу, ожидая реакции княжны, но она молчала, позванивая подвесками на одной из кос, и Сабуру было не совсем понятно, слушает ли его эта странная женщина.

На другой день главный евнух лично проводил княжну в большой сад дворца. Сам остров, на котором располагался дворец, казался огромным, и здесь, среди служб, хранилищ, жилых зданий и оборонительных башен, сад, огороженный со всех сторон высокими красными постройками из кирпича, занимал серединное место. От реки в искусственные пруды дворцового сада вели специальные каналы, тут били фонтаны, легкие мостики уводили на возведенные среди тихих вод островки, где блестели позолоченными крышами ажурные беседки, в которых поодиночке и группами собирались обитательницы гарема. Высокие тополя стройными рядами возвышались вдоль аллей, будто охрана; густые ивы омывали свои длинные ветви в тихих водах прудов; клумбы пестрели всевозможными цветами; по усыпанным светлым песком дорожкам сада бродили павлины, волоча за собой длинные мерцающие хвосты, а между деревьями паслись маленькие ручные антилопы с позолоченными рожками.

Светорада вскоре почувствовала устремленные на нее отовсюду взгляды – любопытные и откровенно недоброжелательные, презрительные и настороженные. Она невольно вскинула голову. Теперь княжна понимала, почему перед ее выходом так всполошились служанки, которые готовили ее к своего рода смотринам. Они заплели во множество косичек ее длинные золотистые волосы, накрасили хной ногти на руках и ногах, насурьмили брови и с особой тщательностью выбрали наряд. На княжну надели нежно-лиловую рубашку ниже колен, густо расшитую хрусталиками и серебром, и в тон к ней пышные шуршащие шаровары, собранные в складки у щиколоток. Косички присыпали золотой пудрой, отчего они еще больше сверкали, и это великолепие прикрыли легкой, как дым, голубоватой вуалью, столь широкой и длинной, что ее края были заложены за браслеты на руках. Когда Светорада двигалась, создавалось впечатление, будто вуаль развевается, как парус, удерживаемая браслетами на запястьях и узким золотым обручем на ее челе.

Иные женщины в саду тоже были одеты изысканно и богато, являя собой некую ярмарку горделивой красы. Идущая вслед за Светорадой Руслана совсем было оробела от подобной роскоши, но не могла не смотреть по сторонам и восхищенно ахала, когда мимо проплывала то одна, то другая из этих райских птичек. В саду было около трех десятков женщин; одни прогуливались парами или в одиночку, другие расположились на скамьях или на разостланных под деревьями коврах; они разговаривали, слушали музыку, играли с ручными животными – котятами, собачками, маленькими смешными обезьянками. Были и такие, кто вышивал, или мотал нитки, одна читала какой-то свиток, но оторвалась от своего занятия, когда мимо проходила новая обитательница дворца в сопровождении старшего евнуха, который словно показывал всем, что новенькая находится под его особым попечением. Но вскоре Сабур оставил княжну и, отойдя в тень деревьев, стал наблюдать за ней. Светорада сперва прошлась по широкой аллее до ограды, наверху которой виднелись силуэты охранников с длинными копьями в руках, потом направилась к одному из прудов.

За ней наблюдали даже служанки, разносившие сласти и бегавшие по поручению своих хозяек. Слышалась музыка, кричали пестрые птички в развешанных на ветвях плетеных клетках. Когда навстречу княжне попалась ручная лань, грациозная и трогательная, Светорада стала кормить ее нарезанными яблоками из поданной Русланой корзинки.

В этот момент к ней приблизилась одна из женщин – довольно рослая и ширококостная, пестрый легкий наряд которой не мог, однако, скрыть ее славянских корней: длинные русые косы, легкая россыпь веснушек на носу, серо-голубые глаза, румяные щечки на круглом лице. Заговорила она с княжной по-славянски, но с несколько непривычным акцентом.

– Мое имя Венцеслава, – представилась она, приложив руку к груди и приветственно поклонившись.

Светорада тоже поклонилась, улыбнулась радушно.

– Сдается мне, что мы почитаем одних и тех же богов, Венцеслава. И у тебя княжеское имя.

Глаза девушки довольно сверкнули.

– Да, я высокого рода. Я была просватана за царевича Юри моим отцом, князем Мирогором, главой вольного племени уличей, что с днепровских порогов. И вот уже три года я живу в Итиле. У меня есть двое сыновей.

Они еще немного поговорили, но вскоре Венцеслава, словно опомнившись, оглянулась по сторонам и сообщила, что ее послали препроводить русскую княжну на поклон к царевне Захре, которой все тут оказывают почет.