Скажи мне «люблю» - Райли Юджиния. Страница 67

Негры начали в испуге и смятении переглядываться. Поднялся седовласый старик.

— Так что вы предлагаете, хозяйка? — спросил он.

Мисси нервно покашляла:

— Я предлагаю вам протестовать против этой бесчеловечной системы, устраивать забастовки и демонстрации.

— Демонстрации? — переспросил старик, перекрывая пронесшийся по сараю испуганный шепот.

— Да. Вы должны отказываться выходить на работу и носить плакаты, которые я для вас приготовила. — Она кивнула Дульси, и та, поколебавшись, подняла один из плакатов.

— Вот! — торжественно произнесла Мисси. — Вы должны будете сделать еще много таких же.

— Хозяйка, но как мы можем делать такие плакаты, — терпеливо объяснял старый негр, — если большинство из нас не умеют писать и читать и даже не знают, что здесь написано?

— Я об этом не подумала, — пробормотала Мисси, ощущая себя полной дурой.

Негры молчали. Указав на плакат в руках Дульси, девушка сказала:

— Здесь написано «Свободу чернокожим!». — Она подняла другой плакат. — А здесь: «Рабство — это зло».

Рабы в ужасе смотрели на нее. Старый негр, который, по всей видимости, был у них за старшего, суровым голосом спросил ее:

— Хозяйка, вы понимаете, что за подстрекательство к бунту мае могут выпороть и даже бросить в тюрьму?

Мисси побледнела и торопливо отбросила плакаты:

— О Боже, я и не думала об этом…

— Черт возьми, Мисси, что здесь происходит? — прозвучал за ее спиной гневный мужской голос.

Замершие от страха негры увидели, как в сарай вбегает Джон Монтгомери. Вне себя от ярости, он пробрался между сидящими и подскочил к дочери.

— Что ты здесь затеяла? — тихо, но с явной угрозой в голосе произнес он, разглядывая плакаты и рабов.

Мисси смело посмотрела отцу в лицо:

— Я рассказывала этим человеческим существам, что у них есть определенные права.

— Какие еще права?

— Вот видишь?! — воскликнула она. — Из-за тебя у этих людей нет прав, но настало время им требовать того, что принадлежит им от рождения.

Стиснув зубы так, что скулы его побелели, Джон повернулся к неграм.

— Айзек, — неожиданно мягко обратился он к старому негру, — извините меня за выходку моей дочери. Вы все можете идти.

Рабы поднялись и быстро вышли из сарая, о чем-то тихо переговариваясь и покачивая головами.

Джон повернулся к Дульси:

— Ты тоже можешь идти.

— Да, хозяин, — ответила служанка, бросила плакат на стол и убежала.

Когда она скрылась за дверью, Джон наставил на Мисси указательный палец и раздраженно произнес:

— Дочь, я стал свидетелем постыдного, предательского поступка! Черт побери, неужели ты так и не научишься вести себя, как подобает молодой леди?

— Не надо опять талдычить о том, что мне следует делать, папа! — воскликнула Мисси и тяжело вздохнула. — Кроме того, я прекрасно понимаю, что вела себя сейчас как полная кретинка.

— Что? — недоуменно переспросил мужчина, но уже через секунду продолжил: — А понимаешь ли ты, что, подстрекая этих людей к неповиновению, ты подвергаешь их жизни серьезной опасности? Что ты играешь ими, словно куклами?

— Понимаю! А ты понимаешь, что и сам каждый день играешь их жизнями?

— Как ты сказала?! — теряя остатки терпения, воскликнул Джон. — Да ты…

— Что ж, хорошо, что мы коснулись самой сути проблемы! — подбоченившись, сказала Мисси. — Да, я, как абсолютная идиотка, считала, что рабы сами могут изменить положение вещей. Но ведь дело в том, что они не могут этого сделать лишь потому, что это ты поставил их в такое положение! Все зло здесь исходит от тебя! — разгорячившись, закончила девушка.

— Так я, по-твоему, злодей?! — выкрикнул Джон. — Я же сказал тебе, что хорошо обращаюсь со своими рабами…

— Да ну? Скажи мне, кто этот старик, который говорил от их имени?

В глазах Джона промелькнуло выражение сожаления.

— Это Айзек, — ответил он.

— Он явно умеет говорить. Как же он получил образование? — поинтересовалась Мисси.

Джон вздохнул и робко посмотрел на дочь:

— Вообще-то мы с Айзеком выросли вместе. Мы не только с ним играли, гувернер научил нас обоих читать и писать. Разумеется, в конце концов наши жизненные пути разошлись…

— То есть теперь ты хозяин, а он — раб? — воскликнула Мисси. — Неужели ты не понимаешь, что это неправильно?

Мужчина вновь грустно вздохнул:

— Ты считаешь, что поступаешь правильно, заставляя этих людей желать того, чему никогда не суждено сбыться?

— Если это и так, то вина за подобное положение вещей полностью лежит на тебе, папа. Ты вполне можешь их освободить.

— Ну почему это так важно Для тебя? — вскричал ее отец. — Раньше тебе было безразлично, что думают наши рабы…

— Я стала другим человеком! — заявила Мисси. — И тебе придется принять меня такой, какая я есть, — даже то во мне, что тебе не нравится и с чем ты не можешь примириться.

Джон снял шляпу и провел рукой по редеющим седым волосам:

— Дорогая, ты же знаешь, что здесь, на Юге, рабочей силой нас обеспечивает институт рабства…

— Но это не делает его справедливым, — перебила его Мисси. — Более того… — она помолчала. — Если ты не освободишь рабов, я перестану быть твоей дочерью.

— Что?! — ошеломленно переспросил мужчина. — Как ты можешь перестать быть моей дочерью?

— Я не шучу, папа. Или ты исправишь это положение вещей, или я отказываюсь считать тебя отцом! — Девушка сунула ему и руки плакат и выскочила из сарая.

Джон озадаченно посмотрел вслед дочери, потом опустил глаза и вслух прочитал надпись на транспаранте: «Долой рабство».

Мисси остановилась у большого дуба и, дрожа всем телом, прислонилась к его шершавой коре. Она понимала, что в любую секунду может расплакаться. Что же с ней происходит? До недавних пор ей было абсолютно наплевать на всех и вся, за исключением ее самой, теперь же ей была небезразлична судьба каждого человека — Дульси и ее новых друзей, ее семьи и Фабиана… Она даже начала задумываться о том, что в этом мире правильно, а что несправедливо!

Ох уж этот Фабиан… Что он с ней сделал? Под влиянием его личности в ней что-то растаяло, сделав ее уязвимой, раскрыв ее сердце для желаний окружающих. И даже сейчас, после того как она, зная, что правда на ее стороне, набросилась на отца, Мисси чувствовала себя виноватой перед ним за ту боль, которую она ему причинила. Он ведь не был ни в чем виноват, так как просто не знал, что все можно устроить по-другому! Но девушка все равно считала, что обязана просвещать его, показать ему, какое устройство мира будет справедливым.

Собственно говоря, почему она позволяет себе это? Кто сказал, что ей здесь принадлежит решающий голос в вопросах морали? Как же вышло так, что она считает себя полноправным членом этого мира? Наверное, в ее сердце пустила корни любовь, и теперь эти корни привязывают ее к новой жизни.

Еще немного, и она утратит саму себя.

Или же найдет?

Пожалуй, этот вопрос на данном этапе был для нее самым животрепещущим.

— Бог ты мой, вы только взгляните на эти книги! — воскликнула Мелисса.

Она разговаривала с матерью своей подруги Шелли, женщиной по имени Люси Френч. Люси работала директором одного из филиалов мемфисской городской библиотеки, и сейчас они вдвоем медленно шли мимо заставленных книгами стеллажей.

— Мелисса, я рада, что ты вызвалась помочь нам сегодня, — сказала Люси.

— Вы благодарите меня за то, что я согласилась расставить по полкам несколько книг? — спросила Мелисса. — Но ведь это такие пустяки! Когда я услышала, как вы говорили Шелли, что сейчас вам не хватает добровольных помощников, как я могла не предложить вам свои услуги?

Люси улыбнулась:

— Ты такая славная девушка, Мисси! Шелли сюда и палкой не загонишь…

— О, она придет сюда во вторник после обеда — вместе с Лизой и Дженнифер, — уверенно заявила Мелисса.

Люси была слишком ошеломлена, чтобы хоть как-то отреагировать на это известие. Лишь когда они прошли еще несколько стеллажей, женщина, кивнув, произнесла: