Ночная музыка - Мойес Джоджо. Страница 42

А упрочив свое финансовое положение, он поищет работу в другом месте. Его все больше смущало поведение Мэтта. Конечно, он свечку не держал, но буквально нутром чувствовал, что с домом дело нечисто. Похоже, Мэтт отнюдь не отказался от идеи стать хозяином Испанского дома. Возможно, в доме рано или поздно что-нибудь рванет, возможно, миссис Деланси придется в конце концов переехать, и Байрону не хотелось бы при этом присутствовать.

Где-то около одиннадцати вечера Байрон услышал, как выключился бойлер, и бросил озадаченный взгляд на часы. Таймер был выставлен на одиннадцать тридцать. Он вылез из спального мешка и, не обращая внимания на умоляющие глаза собак, подошел к двери. Свет нигде не горел.

Спустя несколько минут он услышал женский плач. «Проклятый дом! – кричала она. – Проклятый дурацкий дом!»

Электричество отключилось. Байрон похолодел. Возможно, перегорел предохранитель. Но откуда ей знать, где находится электрощиток. Конечно, он может заменить предохранитель, но тогда придется объяснять, как он оказался в ее доме.

Байрон замер, и Мег, которой передалось беспокойство хозяина, принялась тихонько скулить. Пришлось на нее шикнуть.

Он прислушался к тому, как Изабелла Деланси нервно ходит по комнате над его головой, и на мгновение ощутил странное смятение чувств. Нет, он не в силах ей помочь. Куда ни кинь, везде клин. Байрон переживал, но, увы, ничего не мог сделать. Затем он услышал звуки скрипки Изабеллы. Изабелла словно делилась со струнами своим горем. Байрон не был особым ценителем музыки, но Изабелла явно исполняла нечто очень печальное. Он вспомнил, как еще утром она показывала Мэтту свою замусоленную тетрадку с цифрами; ее лицо осунулось, точно после бессонной ночи. Получается, что богатые тоже плачут. Выходит, они с ней вроде как товарищи по несчастью.

Именно эта мысль заставила его выскочить из бойлерной. Байрон представил, что его сестра или Лили вполне могли оказаться на месте Изабеллы. Он слышал, как она за стенкой исполняла в темноте свою печальную песню. Значит, так, надо просто подойти к парадному входу, удостовериться, есть ли свет в бывшем каретном сарае, и постучать в дверь. Он скажет, будто проходил мимо. И на сердце станет гораздо спокойнее, если он будет знать, что Изабелла с детьми не сидят впотьмах.

Не успел Байрон прикрыть за собой дверь, как по гравийной дорожке прошуршали шины. Байрон был без машины, а потому вряд ли сумел бы убедительно объяснить, почему околачивается возле чужого дома. Нет, он решительно не может себе позволить, чтобы его застукали. Он бесшумно открыл свою дверь и нырнул в недра подвального помещения. А затем притаился в темноте и стал ждать.

В доме не было света, и он, поначалу решив, что она с детьми куда-то уехала, испытал нечто вроде разочарования. Затем, когда ветер на секунду стих, он услышал ее скрипку и догадался, что вырубилось электричество. Возможно, потому, что он уже прилично выпил, а возможно, потому, что за последние несколько месяцев успел подсесть на классическую музыку, Мэтт Маккарти остался сидеть в машине и принялся слушать. Оставив открытым окно, через которое в салон врывался холодный ветер, Мэтт внимал яростным звукам скрипки, отмечая про себя, в каком удивительном соответствии они находятся с разбушевавшейся стихией вокруг. Он сидел возле дома, который считал почти своим, позволив себе предаться не свойственным ему чувствам.

В доме по-прежнему было темно.

Мэтт так до конца и не понял, что заставило его войти внутрь. Быть может, в тот момент им руководило желание помочь, например проверить электрощиток. А быть может, все дело было в музыке. Хотя в любом случае он явно покривил бы душой. Передняя дверь оказалась, как обычно, открытой. Он шагнул в прихожую, осторожно прикрыл за собой дверь и остался стоять, прислушиваясь к тому, как скрипит и кряхтит дом, точно старый корабль в штормовую погоду. Он собрался было окликнуть хозяйку, но, спохватившись, понял, что тогда она перестанет играть, а он хотел наслаждаться музыкой. Тогда он воровато прокрался по холлу, спустился по ступенькам на кухню и прямо с порога увидел Изабеллу. Закрыв глаза, она водила смычком по струнам, по щекам текли слезы.

Он посмотрел на Изабеллу, и в груди словно произошло короткое замыкание. Полуоткрытый чувственный рот, склоненная вперед голова, прямые плечи. Сейчас она витала где-то далеко: там, куда вход ему был заказан. Она прикусила нижнюю губу и вздрогнула, когда звук достиг крещендо, словно это причинило ей чисто физическую боль. Он не мог оторвать от нее глаз. И снова почувствовал себя мальчишкой, подглядывающим за тем, что категорически запрещено, что выше его понимания и что он никогда не получит, и ему вдруг стало трудно дышать. И пока он стоял, застыв, на пороге, она неожиданно открыла глаза и увидела его во мраке.

Он собрался было что-то сказать, но она как ни в чем не бывало продолжила играть. Теперь она не сводила с него широко раскрытых глаз, а ее рука со смычком все летала, летала и не могла остановиться.

– У вас отключилось электричество, – сказал он, когда музыка внезапно прекратилась.

Она молча кивнула.

Их взгляды встретились. Он подошел поближе, его неудержимо влекли к себе ее вздымающаяся грудь, трепещущее стройное тело. Ее внешняя сдержанность явно противоречила тому, что он внезапно прочел в ее глазах. А в них было неприкрытое желание, зов гибнущей женщины.

Она бессильно уронила руки и едва слышно ахнула, словно сдаваясь. Он обнял ее за талию, прижал к себе, заставляя откинуться назад и постепенно вталкивая вглубь кухни. Она вывернулась, чтобы положить скрипку на кухонный стол, ее бледные тонкие руки вцепились ему в волосы, рот приоткрылся навстречу его губам. Он услышал ее тяжелое дыхание, когда, задохнувшись от волнующего тепла нежных бедер, он задрал ей юбку и прижался к раскрывшемуся ему навстречу вожделенному женскому телу. Внутри у него все ликовало и пело, пронзительно и оглушительно громко. Он чувствовал, как пульсирует каждая ее жилка, и странный утробный звук вырвался из его груди.

Они рухнули на пол, он придавил ее тяжестью своего тела. Именно об этом он и мечтал с той самой минуты, когда впервые увидел ее. Уже тогда он понимал, что им владеет безумная жажда обладать, причем не только этим домом, но и этой женщиной. Он легонько укусил ее за шею, требуя полного подчинения, и почувствовал железную хватку ее на удивление сильных пальцев. А за окном неистово бушевал ветер, дом стонал и жаловался, точно живое существо, и его последней мыслью было легкое удивление оттого, что ее глаза крепко закрыты, тогда как его – широко открыты, словно он впервые увидел весь этот мир.

Мэтт не знал, как долго он спал: то ли несколько часов, то ли несколько минут. Он открыл глаза и поежился – каменный пол неприятно холодил кожу; кто-то накрыл его лоскутным одеялом, а под голову подложил скомканную одежду, за окном темнело предрассветное небо. Мэтт попытался понять, где он и что он здесь делает, а затем увидел ее, полностью одетую, будто ничего не было; она сидела на стуле и смотрела на него. Черный силуэт в призрачном свете.

Он приподнялся на локте, почувствовав исходящий от кожи неповторимый аромат секса и, как мгновенную реакцию, новый приступ желания. И тут же нахлынули волнующие образы: она – на нем, ее тело, обвившее его, ее сдавленный крик. Он поднял руку.

– Иди ко мне, – прошептал он, – чтобы я мог видеть твое лицо.

– Уже почти два часа ночи, – ответила она. – Тебе пора домой.

Домой. Господи, теперь придется выкручиваться!

Мэтт встал, уронив одеяло на пол. Надел джинсы, застегнул ремень. На кухне было прохладно, но он не чувствовал холода. Внутри его происходило нечто поразительное, он словно ощущал в себе приток свежей крови. Он подошел к ней, ее лицо было по-прежнему окутано тьмой. И тогда он дотронулся до ее волос, спутанные пряди которых еще недавно перебирал в порыве страсти.

Все изменилось. И, как ни странно, он был рад это принять.