Страсти по Казимиру (СИ) - "Mind the Gap". Страница 9
— Я ведь уже через три дня буду у варягов, — проникновенно высказалась пьяненькая Малышкина, уже выходя из квартиры. — И я хочу знать, что мой товарищ пристроен и обласкан. И в следующий раз, когда приеду, то не три работы в «Этажах», а персональная выставка чтобы была! Обещаешь?
— Обещаю. — И Илья чмокнул её в висок.
«Действительно, чего я сопротивляюсь? Отчего не верю в себя? Потому что так не бывает? — это Илья перебирал все аргументы, мозговал под нежный моторчик мурчания Казимира. Не спалось. Несбыточные мечты терзали. — Тимур из другого мира. Он сильный, волевой, умный, цепкий, богатый, в конце концов. А я? Я ведь никогда не обманывался на свой адрес: не борец, неудачник, слабак. Да и масштабы моего таланта сомнительны. Не Ван Гог. Но если упущу его, то вдруг больше никогда и не вытяну свой лотерейный билет! Варька права: если он мне нравится — а он мне очень нравится, — то нужно попробовать. Вряд ли надолго, вряд ли любовь, но ведь лучше и правильнее, чем редкие перепихоны с Жигаловым или разовые выступления в какой-нибудь малоизвестной компании под пьяную или подкуренную лавочку. А вдруг он больше не позовёт? Вдруг это у него как-то несерьёзно вырвалось, неосторожно? Не позовёт — значит, не судьба!» Мысли Ильи крутились и крутились по кругу, перебирали все мелочи совсем свежих воспоминаний: поцелуи Тимура, удивлённый Бромберг, взгляд Жигалова, увещевания Малышкиной и опять Тимур. Однако ни разу Казимир, который припал к нему там, где сердце, успокаивал, развеивал дурную ауру, утеплял и убаюкивал.
Казимиру удалось бы, он бы обязательно справился с этим болезненным огнём, но хищник зачастил. Уже через день (через такой спокойный, такой уютный день только вдвоём в четырёх стенах) он объявился. Принёс с собой две подарочных коробки коньяка, что подороже, кусочки сыра-ассорти в вакуумной оболочке, виноград, персики. Пришёл и завладел пространством, обнулил все Казимировы усилия по воссозданию гармонии и покоя. Илья сразу как-то подобрался, приготовился впитывать, обожать, уступать, тихо восхищаться. Гость запросто снял пиджак, галстук и даже тяжёлые часы, расстегнул воротниковую пуговку, закатал рукава: он приготовился расслабляться. Тимур смеялся над стаканами, что вытащил хозяин квартиры для коньяка, весело нанизывал на шпажки сыр, виноград, оливки, рассказывал какие-то необыкновенные истории про издателей, искусствоведов, галеристов, коллекционеров, знакомых Илье только понаслышке. Он пришёл просто так. Устал. Соскучился. Вдруг остро ощутил потребность увидеть, поболтать, напиться. Повелитель Орлиных гор в домашних тапках и без хищного взгляда. Тимур наливал и наливал растаявшему от доверия Илье, и тот быстро пьянел, становился раскованным и даже смелым.
— Ты знаешь, что ты удивительный? — это Тимур наклонился над Ильёй, нежно касаясь прядью чёрных волос его лба.
— Удивительный? В смысле «нечто неудобоваримое»?
— Нет. В смысле «нечто непостижимое». Ты первый, кто не просит меня о помощи, кто не навязывает мне своё творчество, кто не звонит мне первым, не тащит меня к своим непризнанным друзьям, не выжимает из меня участия и средств.
— Но ведь ты же помог мне…
— Да ну? А сколько я тебя уговаривал?
— Недолго. На самом деле я очень горд, что ты предложил мои работы. Меня прямо-таки распирает от чувства собственного величия!
Тимур вдруг положил ладонь на бугор в штанах Ильи.
— Распирает? Здесь?
— И здесь. — Осмелевший хозяин квартиры и «собственного величия» провёл снизу до самой шеи по обеим рукам человека-хищника, потянулся к его губам губами, но Тимур отстранился.
— Меня тоже распирает, поэтому давай лучше выпьем ещё.
— Чем это лучше?
Тимур сел обратно в полосатое кресло, налил ещё коньяка в стакан Ильи и сам смочил губу огненной жидкостью.
— Илья, такой уж я человек. Наверное, это снобизм, но я не могу здесь… у тебя, — он беспомощно обвёл глазами убогую обстановку. Получилось именно беспомощно, не брезгливо, не презрительно.
— Ерунда! — Илья залпом выпил дорогой напиток и решительно соскочил с дивана, чуть не опрокинув табуретку с закуской и алкогольным набором. Лихо оседлал колени Тимура, обнял за шею. — Я-то уже готов… Ты меня споил, раззадорил, приблизил — теперь отвечай…
Он стал целовать красивое лицо своего господина-гостя — порывисто и терпко. Добрался и до губ, впитал в себя жадно, отгоняя всяческую мысль, пусть даже самую здравую и самую малую, чтобы остались только чувствования. Илья ощущал тугость кожи, запах лимона и полыни, вкус соли и железа, тепло сильных рук, тягучесть сознания. Тимур отвечал и даже перехватил инициативу, повелевая губами и пальцами. С каждым движением они всё больше становились частью друг друга. Мешала только одежда, чтобы слиться окончательно. Поэтому Илья чуть отстранился и стащил с себя футболку, стал аккуратно расстёгивать пуговицы на рубашке Тимура, следуя губами за открывавшейся полосой бронзового тела, ниже и ниже… Тимур зарылся пальцами в волосы, стянул с них резинку, что удерживала пучок, ласково растрепал длинные волосы. Илья же совершенно уже сполз с его колен и расстёгивал брюки. Как мог нежно обхватил ртом через белую ткань горячий орган, ещё и ещё раз, пока Тимур не выгнулся навстречу его лицу, пока не зарычал…
Хищник почти страстно обхватил лицо сидевшего между его ног Ильи, впился в губы — кратко, цепко, без томности и неги. Дёрнул его тело вверх за плечи и повалил на готовый к тяжести диван. Умело вывернул какого-то полуобморочного Илью из его домашних штанов, скинул ненужную рубашку и спустил на колени свои брюки и бельё, оголяя слишком белую полосу на ягодицах. Тимур, как большая опасная кошка, прильнул к своей жертве, прижал чужие руки, чтобы не мешались в процессе «поедания» плоти, впился зубами в шею, в плечо, жарко задышал в подмышку, цапнул сосок, но жертва только глубже падала в глубины ирреального мира. Илья обхватил ногами сильные бёдра, они почти стали одним целым, почти не дышали кислородом, а дышали друг другом… Но… Вдруг что-то пушистое, шёлковое, живое легло Илье на шею, и сразу он услышал вскрик:
— Бля-а-а…
И сразу единство рухнуло, стало легко, но холодно: Тимур отпрянул от него, лишил его тяжёлых рук и горячих спазмов, что уже вырывались из тела. А на грудь взобрался Казимир. Кот обеспокоенно уставился в лицо хозяину, как бы спрашивая: «Ты жив?» Ткнулся мокрым носом в подбородок…
— Блин, Казими-и-ир! — взвыл Илья и столкнул гибкого, неподатливого зверя с себя. Сел. Попытался обнять Тимура, который потирал шею. Но тот раздражённо обернулся:
— Вот видишь! Я не могу тут… у тебя!
На шее красовалась борозда от кошачьего когтя, она вспухла и налилась красным. Из глаз хищника сочилась обида и гнев напополам.
— Тимур, — жалобно начал оправдывать кота Илья. — Казимир, наверное, меня защищал так… Мы помажем чем-нибудь… Иди ко мне… Я сейчас закрою его в ванной комнате… Тимур…
— Нет. Я не могу. — Тимур встал и стал заправлять полуопавший член в трусы, застёгивать брюки, поднял с пола рубашку…