Дом, где исполняются мечты - Алюшина Татьяна Александровна. Страница 49
— То есть бросить вас всех и укатить за своим счастьем? — саркастически поинтересовалась Инга.
— А почему нет? — искренне удивилась Фенечка. — Сама подумай, что такого трагичного произойдет, если ты уедешь? Москва рухнет? Мы по миру пойдем?
— Трагичного, может, и ничего, но как вы без меня жить будете? — настаивала на своей «страшилке» Инга.
— Как и с тобой, припеваючи! — усмехнулась Фенечка и хитро, заговорщицки подмигнула. И с удовольствием! Геля домой вернется, мне хоть над кем резвиться будет, а то вас с Федькой не проймешь! Ладно, давай утирай слезы свои, пошли в кухню собор держать, то бишь совет большого жюри, как и что лучше решить в связи с твоим переездом.
Она лихо развернула инвалидное кресло, подрулила к двери и, остановившись, неожиданно строго спросила:
— Ты сама-то хочешь с Игнатом жить? Или все эти слезы суть отговорки? Ты его полюбить успела?
В понедельник, первый совместный будничный день Игната с Машкой, они завтракали, спешили собираться, перекидываясь шутками, так естественно и легко, словно всегда вместе жили.
«Ну, дай бог! — подумал Стрельцов. — Давно надо было ее к себе забрать».
И все бы ничего, жизнь вернулась хоть в новое с появлением дочери русло, но привычное. Разумеется, требовалось решить массу проблем с ее переездом и предстоящими родами, и с Мариной, но это текущие бытовые проблемки.
А вот…. Игнат не стал звонить Инге. И хотелось, рука постоянно непроизвольно тянулась за телефоном, но он удержался. Почти не слыша, что Машка рассказывает вечером про свои дела школьные, Стрельцов думал только об Инге.
Он предложил. Она не отказалась однозначностью слов. Но отказала, обойдясь без них. Чувствами, эмоциями, болью в глазах — отказалась!
Как все сложно! Как все простое мы умудряемся сделать сложным и невозможным!
Он не станет звонить, как бы ни хотелось. Это не тупой прямолинейный ультиматум, не поза обиженного мужчины, настаивающего на своем, — нет. Это вопрос их будущего — порознь или вместе.
Во вторник стало еще тяжелее из-за накопившихся сомнений — а не поспешил ли он с требованиями своими? Можно ли так резко: три недели знакомы, и давай вместе жить?
В среду стало совсем хреново!
Машка уехала к Марине на два дня — разговаривать и складывать вещи. Бывшая жена дает Стрельцову честное слово, «зуб на выброс», что не допустит скандала и не станет больше настаивать на аборте. Поговорить спокойно матери и дочери давно пора, а вот как это у них получится? Вопрос!
Поздно вечером он отвез Машку к матери подниматься в квартиру не стал, но дал некоторые наставления дочери:
— Маш, ты характер свой попридержи. Постарайся ее понять. Марина замечательная мать и любит тебя, беспокоится. Ты это знаешь, как всякая мать она убеждена, что именно так как ей кажется, будет лучше. Она пытается тебя защитить и оградить от неприятностей, а не демонстрирует свою власть над тобой. Постарайся это помнить, когда будешь с ней разговаривать, тебе сейчас мама нужна, и ее поддержка очень важна.
— Я постараюсь, па! — выбираясь из машины, пообещала Машка. — Не волнуйся!
Вернувшись домой, Стрельцов никак не мог найти себе места и вдруг понял, что на него давят гнетуще-вяжущая тишина в доме и одиночество пустынное, еще месяц назад казавшееся обычным холостяцким флером, таким удобным и привычно уютным.
Выяснилось, что Игнат Дмитриевич Стрельцов предпочитает общество ироничных въедливых старушек, подростков и говорящих свиней.
Но больше всего в своей жизни он предпочитает Ингу Исла, во всех отношениях!
Стрельцов откинул голову на спинку дивана, прикрыл глаза и подумал: он мог бы вернуть их выходные, полные зажигающей любви, и плевать, хоть в гостиничных номерах, хоть где! Они с Ингой ведь не ругались, не расставались однозначно и бесповоротно. Не договорились — да, но ведь не порвали все, что возможно!
Стрельцов выругался! Нет!
Это как воровать соседские яблоки — сколько ни воруй, а яблонька за забором, и плоды ее как были соседскими, так и остаются. Дружок подбежит, спросит:
— Что у тебя за пазухой?
Что ты ответишь? Вот именно!
— Яблоки соседские!
Не твои. Хоть ты их все съешь, хоть подавись, а соседские!
Нет! В выходные он поедет на свой участок, контролировать, как продвигается строительство дома, гулять по берегу и среди сосен, вдыхать соленый, вкусный, с морозцем воздух.
Он подумал, как здорово было бы жить там всей большой семьей, даже представил себе, как это. И неожиданно, из области вечного предателя-подсознания, выскочила чертом из табакерки мысль:
«А ведь первый раз мы не предохранялись, она вполне могла забеременеть!»
И ему страстно, так, что защемило в сердце и перехватило дыхание, захотелось, чтобы Инга оказалась беременной!
Его ребенком! Он увидел ее так четко и ясно округлившейся, с симпатичным выпирающим животиком, посмеивающуюся над своей неуклюжей, вперевалочку, походкой. Да к черту все!
Ночь он спал в каком-то изматывающем полусне-полуяви с яркими эротическими видениями и чувством безмерной потери. Встал измотанный, нисколько не отдохнувший, собой и миром недовольный.
С работы уехал пораньше, домой взял документы. Ну и, раз такое дело, решил проверить, как там дела у Машки с Мариной, и забрать часть сложенных уже дочерью вещей.
Верный Иван вот уж четвертый день все поглядывал в зеркало заднего обзора на мрачного Стрельцова, качал сочувственно головой и вздыхал над непростыми проблемами начальства.
Машка, простая, как шлагбаум, руководствуясь, видимо, постулатом Фенечки: «Правда в лоб лишает возможности появления досужих слухов», в понедельник утром, только сев в машину, сообщила, весело посверкивая глазами, с явным намеком на провокацию:
— Привет, дядь Иван! Я теперь с вами! Мы с папой вместе жить будем!
— Вот и хорошо! — одобрил Иван, как и положено всем личным водителям, знавший о перипетиях жизни начальства куда как больше, чем самому начальству хотелось бы.
— Да! — веселилось дитя шоковыми сообщениями. — Вы меня поосторожней возите, я беременная и собираюсь рожать!
Иван только крякнул, тюкнутый такой информацией, посмотрел на Игната, тот улыбнулся несколько печально и кивнул, подтверждая слова дочери.
Марины дома не оказалось. Впрочем, ему было безразлично, разговоров с ней Стрельцов больше не вел, на звонки отвечал скупо: «да», «нет», когда она уведомляла о своих решениях и действиях, связанных с Машкой, любые попытки втянуть его в диалог обрывал сразу же. Иван забрал два чемодана, какие-то разнокалиберные пакеты и тактично оставил Игната с Машкой вдвоем.
— Ну, как вы тут? — спросил отец.
— Ничего, — улыбнулась доченька, — перемирие, пытаемся общаться без предъяв. Правда, у мамы новое направление войны, обещала разобраться с Мишкой и его родителями. Но мне удалось приостановить наступление, убедив ее, что лучше вы вместе встретитесь с его предками, тем более он им уже рассказал про мою беременность.
— И как они?
— Приблизительно как мама после моего сообщения. Пусть отойдут и свыкнутся.
— Ну, пусть. Дашь им мои координаты, общаться все равно придется. Маш, а ты не хочешь остаться с матерью, раз у вас диалог наладился? — осторожно поинтересовался Игнат.
Он-то твердо хотел, чтобы дочь жила с ним, но как ни шаркает наждаком по душе, а спросить надо.
— Вообще-то мама обижается, что я к тебе перебираюсь. Я предложила остаться, если ей так тяжело, но она сказала, что пока не может смириться с тем, что я рожать собралась, и считает мое решение непоправимой ошибкой, так что ей лучше привыкать к этой мысли постепенно.
— А ты сама-то уверена, что со мной тебе лучше будет?
— Знаешь, мы за последние годы столько с ней друг другу наговорили и так ругались, что надо какое-то время, чтобы это забылось, — и задорно улыбнулась. — Хочу с тобой! Мне с тобой клево! На машинке в школу возят, нравоучений не читают!
— Ты специально эти три дня себя вела образцово! — усмехнулся Стрельцов. — Вот только повод дай! Ты когда вернешься?