Распахни свое сердце (СИ) - Анафест Ольга "Anafest". Страница 71

из Москвы в Питер, чтобы увидеть этого мальчишку? Нет, конечно, внешне Олега мальчиком

назвать трудно, но по сути! Ему только будет восемнадцать, а ей уже двадцать три, и из-за него она

сейчас места не находит, думая, встретится ли он со своей бывшей. Сумасшедший дом.

Если бы кто-то сказал ей, что она когда-нибудь будет ревновать кого-то, она бы посмеялась, но

теперь ей было совсем не до смеха, потому что она действительно ревновала. Нет, её не так

волновало, переспит Олег с этой девкой или нет, как то, что он может возобновить прежние

отношения, наплевав на расстояние. Почему-то она ясно осознавала, что при таком раскладе больше

не увидит его. Слава был прав: Олег не он. Смирнов будет только с одной из них.

Копейкиной стоило подумать об этом в тот момент, когда она выставила парня за дверь, распсиховавшись и заявив, что их связывает только секс, поэтому он может катиться на все четыре

стороны. Он и покатился.

Импульсивные, взрывные, они загорались в один момент, вспыхивали, искрились, а потом медленно

тлели и затухали, успев наделать кучу глупостей.

Порой мы не замечаем, как человек становится важен для нас. Мы привыкаем к тому, что он рядом, воспринимаем это как должное и понимаем всю степень его значимости лишь тогда, когда он

уходит, оставляя вместо себя пустоту.

Мы все эгоисты, мы не можем запросто отказаться от своих привычек и перейти на что-то новое

ради кого-то другого. Мы не умеем ценить и вовремя остановить себя, если это нужно. Мы часто

ошибаемся и не хотим признавать свои ошибки, прячась за гордостью. Мы мчимся куда-то под

знаменем мнимой свободы, а потом озираемся в растерянности, теряя конечную цель, которой

попросту не было.

Страшнее всего Жене было признавать, что она впервые так заигралась и не заметила, как игра стала

реальностью. Чем Олег отличался от других? Почему именно он заставил её остановиться и

задуматься? Если бы она могла повернуть время вспять… Нет, она бы всё равно вляпалась.

Копейкина была личностью цельной, сильной, но сейчас она чувствовала себя потерянной и

запутавшейся. Она не могла сказать, что без памяти влюбилась в Смирнова, но и отрицать факт

возникновения сильной симпатии было глупо. То, что происходило между ними, в какой-то момент

перестало быть просто сексом ради секса. Физическое влечение медленно, но верно перерастало в

нечто большее, глубокое.

Женя не боялась любви — Женя боялась потерять себя, растворившись в другом человеке. Она

видела в этом слабость, которую не могла себе позволить. Она всю свою недолгую жизнь удачно

избегала этого чувства и не могла даже представить, что рано или поздно оно схватит её за шкирку и

хорошенько встряхнёт. Видимо, она бегала по кругу и в конце концов выбилась из сил.

Что она скажет ему? Нужно ли говорить что-то? Может, уже поздно? Кто бы знал, что придёт время, когда подобные вопросы будут мучить Евгению Копейкину, девочку-зажигалку, девочку-ветер в

голове, девочку-оторву. А они мучили, не давали уснуть, заставляли то и дело хвататься за сигареты

и выводили из себя.

По ночам, в минуты бессонницы, мысли особенно активны. Они будто чувствуют нашу слабость и

набрасываются всем скопом.

Сейчас, как никогда, Женя хотела уснуть. Уснуть и проснуться с полным отсутствием каких-либо

сомнений и страхов. Непривычно, дико, невозможно.

Не умея отступать, она могла идти только вперёд, в неизвестность, в поисках самой себя.

Только бы не оступиться и не врезаться в конце пути в глухую стену.

Глава 40

Татьяна металась между Романом и Алесей. И если мужчина старался всячески поддержать её, то

дочь постоянно огрызалась, хамила и обвиняла мать во всех своих бедах. Удивительным было, что к

Смирнову девочка тянулась, любила, когда он играл на гитаре отца, и просто обожала его стряпню.

Казалось, она приняла этого мужчину, но взамен оттолкнула ту, кто долгие годы жил ради неё и для

неё.

Финансист пытался поговорить с Алесей, но она мгновенно замыкалась в себе и погружалась в

какой-то транс.

Егор же ходил тенью за Татьяной, преданно заглядывая в полные грусти васильковые глаза. Он

обожал её, и тем больнее ему было видеть отношение к ней дочери.

Они были одни в квартире Антоновых, когда он сорвался, увидев, как Алеся разрисовывает ручкой

фотографию матери:

— Что ты делаешь? Перестань!

— Что хочу, то и делаю, — девочка проткнула стержнем изображение. — Она разлюбила нас с

папой.

— Ты дура! Из-за тебя тётя Таня плачет! Я видел, как она плакала!

— Я ей не нужна! Я никому не нужна!

— Мне нужна, — Егор крепко обнял одноклассницу и шмыгнул носом. — Хочешь, я Никиту побью

за тебя, если он опять приставать будет?

— Да кого ты побить можешь? — Алеся зажмурилась. — Он учебники твои порвёт, а ты заревёшь.

— А я всё равно драться буду. Меня Олег учил.

— Плохо учил.

— Ну и что? Я тебя в обиду не дам, — заверил мальчик.

— Горя, скажи, почему мама больше не любит папу?

— Она любит, просто пришёл мой папа, и она полюбила его тоже. Мой папа хороший, его все

любят, кроме мамы, её мужа и бабушки.

— А почему они не любят?

— Олег говорит, что они никого не любят.

— А Олег кого любит?

— Папу, тётю Таню, нас с тобой и Женю. Я видел, как он с Женей целовался в коридоре. Он раньше

с Ленкой целовался, когда мы в Санкт-Петербурге жили.

— А дядя Рома знает? — Алеся оживилась.

— Нет, они прячутся ото всех почему-то. Женя часто к нам приходит, они вместе с папой и тётей

Таней работают. У неё волосы красные и в стороны торчат.

— Я её знаю, она у Иры в гостях бывает.

— Она смешная.

— А давай следить за ними? — девочка и думать забыла о фотографии, найдя что-то более

интересное.

— Угу, а Олег нам потом ремня даст.

— Он может, да. Расскажем родителям?

— Тогда он нас вообще убьёт, — вздохнул Егор. — Лесь, не обижай тётю Таню, пожалуйста.

— Опять ты о ней!

— Лесь, ей плохо. Ты хочешь, чтобы мы с папой ушли?

— Нет!

— Но тётя Таня нас прогонит из-за тебя. Я слышал, как они с папой ругались.

— Думаешь?

— Точно тебе говорю.

— Но я не хочу, чтобы вы уходили. Я просто хочу, чтобы мама не забывала папу! Она больше не

смотрит на его фотографии в альбоме, как раньше! Она и обо мне забудет.

— Ты глупая, Алесь.

— Зато сильная!

— Твоя мама никогда не разлюбит тебя.

Разговор пришлось прекратить, потому что вернулись Татьяна с Романом, а после и Олег, глядя на

которого, хотелось спрятаться подальше и не попадаться ему на глаза.

Парень заявил, что уезжает к другу в Санкт-Петербург, и попросил отца подбросить его до вокзала.

Татьяна, оставшись с детьми, занялась домашними делами, которых у неё прибавилось после того, как члены семьи Смирновых зачастили к ней с ночёвками.

Это произошло само собой, всего за несколько дней, как-то естественно, будто так и должно быть.

Егор и Алеся делили детскую, Олег оккупировал диван в гостиной, и только Роман каждый вечер

спрашивал разрешения остаться, потому что знал, как сложно Антоновой принять всё происходящее.

Он давал ей выбор, но оба понимали, что это лишь формально, а на деле ей никуда от него не деться.

Впервые после смерти мужа она позволила другому мужчине больше, чем кому-либо: она делила с

ним постель, в которой когда-то спала с Кириллом.

Эти отношения пугающе затягивали её. Татьяна оказалась слишком слабой, чтобы сопротивляться

напору Романа. Он сметал все барьеры на пути к своей цели, и она сдалась. Крепость пала. Они

падали вместе, но не на дно, а куда-то высоко.

Она корила себя, но уже не могла остановиться. Она чувствовала себя предательницей, но это было

сильнее неё. Она с болью встречала обвиняющие взгляды дочери, но вновь и вновь забывалась в