Шелковая бабочка - Мартон Сандра. Страница 20
Что до Арианны, то она чувствовала себя чужой в этом новом для нее мире.
Она была словно птица в позолоченной клетке. Никто, кроме нее, не в силах был разглядеть стеснявшие ее оковы, но это не превращало пленницу в свободного человека.
Она жила в городе, где не знала ни души, с человеком, который, прямо скажем, купил ее, на ее плечи грузом давила тайна настолько ужасная, что она едва смела признаться в ней самой себе.
Арианна чувствовала себя подавленной. Доминик злился. Оба они были несчастны. Обычно люди представляют себе брак несколько иначе, вряд ли их семейная жизнь отвечала надеждам Доминика. Арианна часто спрашивала себя, на что он рассчитывал, хладнокровно планируя сделку там, в Соединенных Штатах, что же он хотел получить взамен истраченных денег.
Любящую жену? Вот это вряд ли. Любовь не входила в условия контракта. Верного друга? Но никакая дружба невозможна без взаимного уважения.
Вообще-то, она знала, чего он ожидал. Он рассчитывал, что между ними снова вспыхнет искра, которая однажды уже бросила их друг к другу и взаимное влечение подсластит пилюлю брака по расчету, но она ясно дала понять, что не собирается делить с ним постель.
И он с этим, похоже, смирился.
Как это могло произойти? Не то чтобы она передумала, но разве мужчину может устраивать жена, которая пренебрегает своими супружескими обязанностями?
Арианна встала, взяла пустой стакан и направилась в дом. В гостиной царил полумрак и восхитительная прохлада. На одно мгновение она застыла с поднятой головой, закрытыми глазами, забыв о тоске, железной рукой сжимавшей ее сердце.
Он пытался навязать ей роль жены и по-другому, более изощренным способом.
—У меня есть домоправительница, — сказал он ей в первое же утро, когда они договорились приличия ради завтракать вместе.
— Мне плевать на приличия, — попыталась спорить она, но тут вошел Джонатан, и Доминик приблизил к Арианне потемневшее от гнева лицо.
— Тебе есть дело до кого-нибудь, кроме себя самой? Подумай о сыне, Арианна. Пусть лучше ему кажется, что мы счастливы вместе.
С его логикой было трудно спорить, да она и не пыталась. Были и другие способы дать ему понять, как она относится к его затее с женитьбой.
Самым простым способом было проигнорировать его предложение распоряжаться домоправительницей.
Та подошла к ней в первое же утро.
— Я собиралась купить в ванную новые полотенца, — вежливо сказала Роза. — Возможно, синьора захочет сделать это сама или по крайней мере скажет, какие цвета она предпочитает.
— Решайте сами, — так же вежливо ответила Арианна. — Мне это совершенно безразлично.
— Если вы предпочитаете какие-то блюда, только скажите, и я буду счастлива приготовить их.
— Благодарю вас, но в этом нет никакой необходимости. Готовьте то, что считаете нужным.
На лице домоправительницы отразилось недоумение.
— А мальчик, синьора, что любит он?
Арианна задумалась. Джонатан терпеть не мог капусту брокколи. Он предпочитал шоколадное молоко. Почему бы ей не сказать об этом Розе, тем более что взгляд Джонатана на произошедшие в их жизни перемены кардинально отличался от ее собственного.
Ее сын был счастлив. Ему нравилась Италия, нравился Рим, ему нравилось жить во дворце с высокими сводами и мраморными лестницами, ему нравился вид из окна, нравились многолюдные площади и пустынные переулки.
—Здесь все очень здорово! — повторял он, восхищенно встречая все новые сокровища, которыми его щедро одаривал новый мир.
Что ему нравилось больше всего, так это Доминик, и это чувство было взаимным.
То, как он относился к приемному сыну, привело бы в экстаз любую женщину. Твой новый муж и ребенок отлично ладят друг с другом? Ну так это чудесно, не правда ли? Разве многочисленные журналы, ток-шоу и сериалы не рассказывали о проблемах, возникающих, когда приемные отец и сын терпеть друг друга не могут?
У них все было по-другому.
Они вели настоящие мужские разговоры обо всем на свете. О футболе. О кино. О новой игре, которая была у Бруно и которую Доминик, без сомнения, принесет домой тем же вечером, несмотря на постоянные замечания Арианны, что он балует ребенка.
— Он потрясающий парнишка, — отвечал Доминик. — И я вовсе его не балую. Я это для себя купил.
Он играл с Джонатаном после ужина, когда она читала. Пыталась читать. Было сложно сосредоточиться, особенно когда до нее долетал смех Доминика и сына.
Вчера она наблюдала, как они мирно беседуют, обсуждая перспективы новой бейсбольной команды, купившей отличного защитника, и внезапно ее сердце переполнила радость.
Мой сын, подумала она. Мой мальчик рядом со своим отцом.
Должно быть, она произнесла это вслух, так как оба оглянулись.
— Мам? — спросил Джонатан, и она виновато улыбнулась, а потом пошла в свою комнату, прикрыла дверь и задумалась.
Ее муж был безжалостным человеком. Он доказал это, заставив ее против воли согласиться на этот брак. Что же он сделает, если узнает, что Джонатан его сын?
Арианна содрогнулась. Нет смысла думать о том, что еще не произошло. Пока что ничего не случилось. Доминик ничего не заметил. Это женщины любят порассуждать, в кого пошел ребенок, мужчины относятся к этому спокойней.
Доминик был слеп. Он всего лишь помог пробудить жизнь, дремавшую у нее внутри, но он никогда об этом не узнает. Он был и остается ее мужем, человеком, которого она не любила, не уважала, не желала…
Стол в столовой был накрыт. Всевозможная утварь с готовыми блюдами, прикрытыми крышками, дожидались своей очереди на сервировочном столике возле плиты.
Бог знает, что домоправительница думала о странном браке синьора Боргезе. Она приходила в семь утра, достаточно рано, чтобы увидеть, как Доминик выходит из своей комнаты, а Арианна с Джонатаном появляются из комнаты для гостей. Увидев этот утренний церемониал впервые, она, казалось, была изумлена до глубины души. Арианна была достаточно осведомлена о нравах, царивших в итальянском высшем обществе, и знала, что раздельные спальни не были чем-то из ряда вон выходящим, но раздельные спальни у молодоженов…
Домоправительница, наверно, считает ее сумасшедшей. Что ж, возможно, она недалека от истины.
Арианна открыла кран на кухне и вымыла стакан.
Какая женщина в здравом рассудке позволит себе оказаться в такой ситуации?
Кому-то Доминик мог показаться рыцарем в сияющих доспехах, предлагающим свою руку и состояние, чтобы спасти бабушку прекрасной дамы от неминуемого разорения. И кого он надеялся этим обмануть?
Арианна поставила стакан в сушилку.
Он заявил, что собирается на ней жениться, еще до того, как на сцене появилась маркиза. Хотя ему и не нравилось, чтобы ему об этом напоминали. Очевидно, ему нравилось считать себя мучеником, приносящим в жертву свою независимость ради галантного жеста.
Правда же заключается в том, что он женился на ней, потому что сам так решил. Потому что он хотел ее. Хотя пока он не предпринял в этом направлении ни одной попытки. Ни одной…
Все эти ночи она спала в одиночестве. Спала? Как бы не так. Чаще всего она лежала с раскрытыми глазами, презирая его за то, что втянул ее в эту авантюру, презирая себя за то, что не может положить конец этому затянувшемуся кошмару… презирая себя за то, что она против воли желает его.
Арианна упала в мягкое кресло и закрыла лицо руками.
Правда была ужасна. Ей не хотелось себе в этом признаваться, но невозможно отрицать очевидное. Она ненавидела Доминика — и желала его. Она хотела его все эти бессонные ночи, лежа в своей пустой постели, глядя в потолок, вспоминая нежность его рук, вкус его губ.
Прошлой ночью ей показалось, что он наконец-то предпримет попытку. Она слышала скрип половиц, и у нее участилось сердцебиение. Она села в своей кровати, натянув одеяло до подбородка, глядя на дверь, ожидая, что вот-вот она распахнется, войдет Доминик, обнимет ее и положит конец ее мучениям, станет наконец ее настоящим мужем.