Посейдон (ЛП) - Бэнкс Анна. Страница 31

— В этом нет ничьей вины. Моя кожа сморщивается, когда я провожу слишком много времени в воде. И так было всегда.

— Нет такого понятия "слишком много времени в воде". Не для Сирены. Кроме того, если твоя кожа сморщивается, у тебя никогда не получится смешаться, — он протягивает мне свою руку, демонстрируя ладонь с гладкой, словно у статуи, кожей. Затем он окунает руку в воду и она исчезает. Смешивается. Он скрещивает руки с победным видом. Претензии очевидны.

— Да, твоя правда. Я просто человек с толстой кожей, фиолетовыми глазами и крепкими костями. Так что можешь возвращаться домой. Передавай привет Галену.

Тораф открывает и закрывает рот. Дважды. Каждый раз он, кажется, пытается что-то сказать, но судя по выражению лица, мысли до его языка не доходят. Когда его рот захлопывается в третий раз, я не выдерживаю и плескаю водой ему в лицо.

— Ты собираешься что-то сказать, или же поймать ртом попутный ветер и отчалить?

На его лице растягивается ухмылка до ушей.

— Знаешь, ему нравится это в тебе. Твой характер.

Твоя-ж-черт-побери-правда. Гален личность типа А — а личности такого типа просто терпеть не могут, когда кто-то умничает. Спросите мою маму.

— Без обид, но ты уж точно не эксперт в отношении человеческих чувств.

— Не уверен, что ты имеешь в виду.

— Ты все прекрасно понял.

— Если ты намекаешь на Рейну, то ты ошибаешься. Она любит меня. Только в этом не признается.

Я закатываю глаза.

— Конечно. Так любит, что все время динамит, верно? Проверяет твою голову на прочность об скалу, рассекает тебе губу, обзывает тебя кальмарьим перегаром при каждом удобном случае?

— Что такое "динамит"?

— Это значит, что она изо всех сил старается заставить тебя думать, что она тебя терпеть не может, но от этого она нравится тебе еще больше. И ты еще больше стараешься ее завоевать.

Он кивает.

— Именно. Именно это она и делает.

Я тру кончик носа и говорю:

— Мне так не кажется. Пока мы с тобой говорим, она пытается расторгнуть ваш союз. Это уже не просто динамит. Это уже отфутболивает к чертям.

— Даже если она и добьется его расторжения, то это не потому, что я ей не нравлюсь. Просто ей нравится играть в игры.

Боль в голосе Торафа затрагивает меня до глубины души. Она может и любит играть в игры, но его чувства реальны. И я не могу не учитывать этого.

— Ну, есть только один способ это проверить, — говорю я мягко.

— Проверить?

— Правда ли ей нужны лишь игры.

— Как?

— Отплати ей той же монетой. Знаешь, как говорится, "Если любишь — отпусти. Если же вернется — то значит любви быть".

— Никогда такого не слышал.

— Верно. В смысле, ты и не должен был, — я вздыхаю. — В общем, я пытаюсь сказать, что тебе нужно перестать уделять Рейне внимание. Отталкивай ее. Относись к ней также, как она к тебе.

Он мотает головой.

— Не думаю, что у меня получится.

— Таким образом ты узнаешь ответы на свои вопросы, — я пожимаю плечами. — Но кажется, ты не очень-то и хочешь их узнать.

— Я хочу знать. Но что если ответ будет не в мою пользу? — он кривится, словно хлебнул лимонного сока.

— Ты должен быть готов справится с этим, не смотря ни на что.

Тораф кивает, крепко стиснув зубы. Для него эта ночь будет очень длинной, учитывая выбор, что ему предстоит сделать. Я решаю больше ему не навязываться.

— Я довольно устала. Пойду домой. Встретимся завтра утром у Галена. Может я смогу продержаться дольше получаса, а?

Я легонько толкаю его кулаком в плечо, но в ответ получаю лишь слабую ухмылку.

Я удивляюсь, когда он хватает меня за руку и тащит сквозь воду. Ну, по крайней мере, так лучше, чем за лодыжку. Я не могу отогнать мысль, что Гален мог бы делать точно так же. Но почему вместо этого он обнимает меня за талию?

* * * 

К вечеру субботы, я могу оставаться под водой тридцать пять минут. К вечеру воскресенья, время доходит уже до сорока семи минут. К слову, о практике — на деле я не практикую ничего. Просто задерживаю дыхание и зависаю под водой, пока моя кожа не покрывается старушечьими морщинками.

Я снимаю ласты, принесенные мне Торафом, и бросаю их на берег. Я стою к нему спиной, пока он возится с плавками, возвращая их на место.

— Уже можно на тебя взглянуть? — спрашиваю я спустя несколько секунд. Не важно, сколько бы раз я ему не говорила, что не могу видеть сквозь воду, он все твердит, что я пытаюсь взглянуть на его "угря". Конечно, я ведь давно не орала во все горло.

— Да что там взглянуть, мной любоваться надо! — шутит он.

С этим я не могу не согласиться. Тораф красив, забавен и внимателен — что вызывает массу вопросов по поводу его отношений с Рейной. Теперь я начинаю понимать, почему Гром связал их. Кто мог бы быть парой для нее лучше, чем Тораф?

Но если я это подмечу, то автоматически разрушу наш негласный договор не заводить разговоров о Рейне или Галене. С вечера пятницы мы разговаривали о чем угодно, кроме них. О Громе и Налии. О перемирии, которое заключили генералы Посейдон и Тритон после Великой Войны. О предпочтениях в морепродуктах — хотя нет, здесь мы, скорее, спорили.

Но большей частью мы практиковались: я — задерживать дыхание, а Тораф — засекать время. Он не мог объяснить лучше Галена, как превращаться в рыбу, согласившись, что чувствуется это именно как непреодолимое желание потянуться.

Тораф пробирается туда, где я стою в потоке волн.

— Я не верю, что уже закат, — говорю я ему.

— А я могу. Я ужасно проголодался.

— Я тоже, — должно быть, все свои экстра калории я успела сжечь в воде.

Он пожимает плечами.

— Что я точно знаю... — он резко оглядывается на воду и снова поворачивается ко мне, хватая меня за плечи и притягивая поближе. И нарушает наш безмолвный договор: — Помнишь, что ты говорила насчет Рейны? О том, что мне стоит попробовать ее подинамить? — он снова бросает взгляд на море и снова смотрит на меня. Он хмурится, так что брови сходятся у него над переносицей.

Я киваю, немного сбитая с толку его выражением лица.

— В общем, я тут хорошенько подумал насчет этого. И решил, что так и сделаю. Но... но мне понадобится твоя помощь.

— Конечно, я тебе помогу. Всем, чем смогу, — говорю я. Но что-то меня настораживает, когда он притягивает меня поближе.

— Хорошо, — говорит он, снова оглядываясь на закат. — Гален и Рейна поблизости.

Я охаю.

— Откуда ты это знаешь? Я их не чувствую.

Мое сердце начинает предательски колотиться, словно я только что пробежала пять миль вверх по склону. Но это не имеет ничего общего с ощущением поблизости Сирены, а связано лишь с упоминанием имени Галена.

— Я ищейка, Эмма. Я могу почувствовать их едва ли не из любой точки мира. Особенно Рейну. И судя по мельтешению, Гален молотит своим хвостом, как одуревший, лишь бы побыстрее к тебе добраться. Рейна, похоже, догоняет его сзади.

— Ты можешь сказать, что она делает?

— Я могу сказать, как быстро она движется. Никто не может плавать быстрее Галена, включая Рейну. Должно быть, ему очень не терпится тебя увидеть.

— Ага. Ждет-не дождется, когда же я отращу хвост, чтобы заполучить себе в подчинение еще одного подданного, которым можно командовать направо и налево.

Я вздрагиваю от смеха Торафа, но не оттого, что он чересчур громкий, а потому, что настроение у Торафа сменяется со скоростью света.

— Ты и правда так считаешь? — спрашивает он.

Вдруг пульсация Галена бьет по ногам, словно реальный взрыв. Тораф тащит меня из воды в сторону дома.

— У него было достаточно возможностей, чтобы доказать обратное, — говорю я.

Мои слова скачут, будто мячики, с каждым торопливым шагом, утопающим в песке. Я слышу, как за нами раздается смех Галена и Рейны. Судя по хлюпанью, они плещутся в друг друга водой, выходя на берег.

Тораф останавливается у небольшого заборчика — смехотворной границы, разделяющей часть пляжа у дома Галена от общественной территории.