Женщина Габриэля - Шоун Робин. Страница 40
Окно на нижнем этаже потускнело, а потом полностью растворилось в желтом тумане. Еще один исчезнувший в ночи островок света.
Страх.
«Он выбрал меня не из-за моих глаз… Он выбрал меня, потому что я была напугана. И потому что вы были напуганы. Страх — это мощное возбуждающее средство».
Окно на верхнем этаже внезапно загорелось, разогнав туман.
Виктория не хотела желать, чтобы к ней прикоснулся мужчина. Но она желала.
Габриэль не хотел желать, чтобы к нему прикоснулась женщина. Но он желал.
Именно его, а не ее желание вынесло смертный приговор Виктории.
Золотистый свет, тускло освещающий крыльцо перед парадным входом, погас.
Замерев, Габриэль наблюдал за окном на верхнем этаже. Время, словно улитка, неспешно ползло вперед.
Спит ли сейчас Виктория? — задумался Габриэль. — Согрелась ли она?
По-прежнему ли она хочет, чтобы к ней прикоснулся ангел?
Почему Торнтоны все еще живы?
Свет в окне на верхнем этаже потух, растворившись в тумане ночи. Последний бодрствующий обитатель особняка лег спать.
Габриэль ждал, пока Биг Бен не пробьет двенадцать раз. Затем бесшумно пересек дорожку, ведущую к дому.
Парадная дверь открылась без единого звука.
Торнтон выполнил свою часть сделки.
В конечном счете, не насилие, а страх быть вовлеченным в скандал помог Габриэлю убедить Торнтона сотрудничать. Габриэль пригрозил ему, что пошлет сведения о гувернантках в редакцию «Лондон Таймс».
Габриэль подождал, пока его глаза привыкнут к темноте, царившей внутри особняка. Очертания мебели, словно призрачные часовые, безмолвно несущие вахту, неясно вырисовывались во мраке помещения: стол, стул… Справа глаза различили дверной проем, слева… ступени.
Под ногами внезапно раздался предательский скрип.
Окрашенная в желтоватые тона тьма разверзлась перед ним.
Габриэль застыл, затаив дыхание и сжав в руке набалдашник трости.
Он не хотел убивать, но станет.
Он не хотел брать Викторию, но знал, что сделает и это.
Никто не издал ни звука.
С большой осторожностью Габриэль, крадучись, преодолел оставшиеся ступени. Он повернул налево навстречу кромешной тьме.
Шерстяная ковровая дорожка приглушала его шаги.
Он чувствовал Торнтона в своей спальне в конце коридора; мужчина напряженно гадал, когда появится Габриэль. Торнтон не осознавал, что тот, чьего прихода он так мучительно ждет, находился на расстоянии тридцати футов от него.
Габриэль не чувствовал ничего, что могло иметь отношение к Мэри Торнтон — ни страха, ни вызова.
Ни настороженности.
Он бесшумно открыл деревянную дверь, чье очертание темнело во мраке ночи.
В комнате ощущался запах угольного дыма и дорогих женских духов. Раскаленные докрасна угольки светились в камине из белого мрамора; белые и голубые языки пламени танцевали среди присыпанных золой углей.
Жена Торнтона безмятежно спала в своей кровати под балдахином.
На тумбочке в тусклом свете медной лампы сверкало содержимое хрустального графина. Небольшой флакон, чье призрачное присутствие скорее угадывалось, чем имело конкретное воплощение, стоял рядом с пустым стаканом.
Габриэль выругался про себя.
Женщина уснула под воздействием настойки опия. Торнтон предупредил ее?
Габриэль вспомнил, как охотно мужчина пошел на предательство, как пахла аммиаком его моча.
Питера Торнтона больше заботила собственная репутация, чем семья. Он не стал бы предупреждать свою жену.
Габриэль осторожно закрыл за собой дверь. Тихий щелчок на мгновение заглушил голодный треск горящих углей.
Женщина спала в сшитом из шелка и кружев пеньюаре. Ее скрытые в тенях светлые волосы разметались по белоснежной подушке.
Темнота не скрывала привлекательности Мэри Торнтон. Но ее очарование оставило Габриэля равнодушным.
Он медленно натянул покрывала ей на плечи и осторожно подоткнул их края глубоко под матрац по всему периметру кровати, обходя лишь то место, где находилась голова.
Сняв вязанную шерстяную кепку, Габриэль запихнул ее в карман своего пальто. Повернув набалдашник трости, он вытащил короткую шпагу.
В свете от камина сверкнула острая, как бритва, сталь.
Опустившись на колени перед кроватью рядом с головой жены Торнтона, Габриэль осторожно положил на пол ножны, чтобы освободить правую руку.
— Мэри, — прошептал он чарующим голосом. — Мэри, проснись.
Насыщенно красные блики света отражались в ее волосах. Она не отвечала.
Чтобы разбудить ее, необходимо что-то более действенное, чем шепот.
Габриэль поднял руку ко рту и зубами стянул кожаную перчатку, которую затем положил в карман. Поднявшись, он взял хрустальный графин с тумбочки и налил воду в пустой стакан. Присев на корточки перед кроватью так, чтобы бедром прижать покрывала, сковывающие ее плечи, он опустил пальцы в стакан. Габриэль медленно начал брызгать воду ей на лицо.
— Мэри, — промурлыкал он. — Проснись, Мэри.
Она отвернулась от падающих на ее лицо капель.
— Хмм…
Габриэль снова опустил пальцы в стакан.
— Мэри, проснись.
Серебристая капля упала на ее щеку; она инстинктивно повернула голову в сторону Габриэля. Он осторожно приложил лезвие клинка к ее горлу, продолжая брызгать водой на лицо.
— Проснись, Мэри…
Нежные ресницы, трепеща, поднялись.
Мэри непонимающе уставилась на него.
Габриэль знал, что она видит перед собой — ангела, окруженного сиянием серебристых волос.
Она видела перед собой убийцу.
Он надавил шпагой на ее горло, чтобы она ощутила прикосновение холодной стали.
Ее глаза широко раскрылись. В их глубине засветилось понимание.
Ее тело оказалось в ловушке, зажатое простынями. Она не могла пошевелиться и открыла рот, чтобы закричать.
Габриэль схватил лежащую рядом с ней подушку.
Он мог заглушить ее крики. Или задушить ее.
И она ничего не смогла бы сделать.
Мэри это знала. Габриэль это знал.
— Я знаю, что ты сделала, Мэри, — нежно прошептал он. — Думаешь, закричать сейчас будет мудрым поступком?
Несколько секунд она смотрела на него, раскрыв рот. Затем закрыла его, громко клацнув зубами.
— Кто ты такой? — раздраженно спросила она.
В ее глазах не было узнавания. Ни намека на понимание, что перед ней стоит неприкасаемый ангел.
— Я — человек, который может перерезать тебе горло и оставить тебя умирать, — Габриэль позволил правде его слов проникнуть в ее сознание. — Или я могу позволить тебе жить.
Гнев. Страх.
Габриэль ждал, наблюдая, какое чувство перевесит в Мэри Торнтон.
— Как ты попал в дом? — гневно прошипела она.
— Твой муж позволил мне войти. — Не было нужды врать. — Так было проще всего.
Мэри Торнтон не выглядела удивленной, услышав о предательстве мужа.
— Чего ты хочешь?
— Я хочу, — соблазнительно прошептал Габриэль, — твоей крови. — Лезвие шпаги еще сильнее впилось в ее тонкую белую шею; в свете камина изменчивые черные тени приобрели округлые очертания. — Но мне хватит и информации. С кем ты занималась сводничеством?
Мэри не шелохнулась. Ее абсолютная неподвижность кричала о ее вине.
— Если ты причинишь мне вред, мой муж пойдет в полицию.
— Тогда я его тоже убью, — игриво ответил Габриэль. Он чувствовал, как растут, переполняя его, страх и гнев.
Мэри Торнтон лежала перед ним живая.
Но она не должна была быть живой.
— Я ни с кем не занималась сводничеством, — ответила Мэри.
В отличие от Питера Торнтона, она не будет умолять.
В отличие от Виктории Чайлдерс, ее напускная храбрость не вызывала в Габриэле восхищение.
Мэри Торнтон была светской шлюхой, которая охотилась за слабостями тех, кому повезло меньше, чем ей.
Она охотилась за Викторией Чайлдерс.
— Мэри, скажи мне, кто писал письма.
— Я не знаю. — Мэри Торнтон судорожно изогнулась, чтобы освободиться от сковывающих ее тело простыней, но у нее ничего не получилось. — Освободи меня немедленно!