Женщина Габриэля - Шоун Робин. Страница 78
Габриэль внезапно сфокусировался не на своем прошлом, а на Виктории.
— И кто я, Виктория? Мальчик, который умер, или ангел, который нес его?
Виктория успешно боролась за самообладание.
— Ангел, Габриэль.
Лицо Габриэля свело судорогой, мрамор превратился в тело.
— Почему?
— Твой дом — твой сад, Габриэль. Ты подбираешь выброшенных людей и даешь им новую жизнь.
Виктория вспомнила молодого мужчину и более зрелую женщину, деливших свою страсть. Вспомнила Джулиена, защищавшего дом Габриэля.
— Возьми радость в свой сад.
Резкий задушенный звук вырвался из горла Габриэля, — он откинул голову, закрыл глаза со слипшимися ресницами. Виктория поняла, что прозрачная жидкость, потом стекающая по его щекам… — это слезы ангела.
Габриэль молча кончил, глубоко погрузив свои пальцы ей в бедра, притянув её к себе руками настолько, что лицо Виктории вжалось в его горло, а руки обвились вокруг его плеч. Она держала его. Разделяя его слезы. А затем, она разделила его оргазм.
Глава 26
Дверь, покрытая белой эмалевой краской, распахнулась. Габриэль замер, подняв правую руку, чтобы схватиться за дверное кольцо.
Слабый солнечный свет озарился янтарным золотом в карих глазах. В отражающихся глубинах не было ни намёка на эмоции.
Габриэль узнал бы эти глаза где угодно: они несли в себе отпечаток холода и голода.
За его спиной раздался стук копыт по мощеной улице.
— Месье Габриэль. — Дворецкий отступил; густые каштановые волосы прорезала седина. Он наклонил голову. — Мадемуазель Чайлдерс.
Габриэль инстинктивно нашёл талию Виктории; его кожаные перчатки и её одежда, скрывающая плоть, создавали препятствие, но не умаляли прелести прикосновений. Он подавил потребность развернуться и окликнуть отъезжающий кеб; вместо этого, он поспешил направить Викторию в небольшой холл кирпичного городского дома.
В гладких и сверкающих, словно зеркало, дубовых облицовочных панелях отражались три фигуры: дворецкий-шатен в чёрном фраке; мужчина — более высокий, чем дворецкий — облачённый в серое шерстяное двубортное пальто и чёрный котелок; и женщина одного роста с дворецким, чьи волосы были спрятаны под чёрной шляпкой, а тело окутывал голубой плащ-накидка.
Виктория вошла и откинула чёрную вуаль на шляпке.
Даже отражаясь в дубовой поверхности облицовочной панели, её кожа сияла.
У Габриэля скрутило всё внутри.
Это он принёс Виктории румянец — мужчина, потребовавший от неё любви, но не обещавший взаимности. И теперь он смотрел на прошлое её глазами.
Небольшой вестибюль не изменился за те семь месяцев, когда он в последний раз видел его. В горшках цвели пёстро-голубые цветы гиацинта. На отполированной поверхности небольшого дубового пристенного столика красовался маленький серебряный поднос. Отшлифованный до блеска дубовый пол тянулся вдоль всего холла. Мраморная лестница, окаймлённая кованными железными перилами, поднималась наверх.
— Они ждут вас, месье, мадам. — Дворецкий в приглашающем жесте махнул рукой, затянутой в белую перчатку. — Если бы вы отдали мне вашу трость, сэр…
Левая рука Габриэля непроизвольно сжалась вокруг серебряного набалдашника трости. Он не знал, чего ждать… от ожидающих их людей.
Виктория уловила его пристальный взгляд. Ее голубые глаза оставались ясными и спокойными.
Это был его выбор, говорили они.
Он мог по-прежнему жить в тёмноте прошлого, а мог шагнуть в освещенное будущее.
Габриэль передал свою трость — которая вовсе не была тростью — дворецкому.
Подойдя к Виктории, он помог ей снять голубой плащ-накидку из плотной шерсти. Дворецкий забрал плащ у Габриэля; затянутые в перчатки пальцы ловко избежали прикосновений.
Габриэль снял черные кожаные перчатки. Виктория потянулась — шелковый корсаж цвета бронзы туго натянулся на её груди: у неё были чувствительные, красивые груди, такие, что даже сейчас, при одном взгляде на них он почувствовал непреодолимое желание утолить мучивший его голод, — и вынула шпильку, с помощью которой держалась шляпка. Ее каштановые, с медным отливом волосы были убраны во французский пучок; он распустит их, как только они окажутся дома. Её платье чётко обрисовало талию; он снимет его в уединённой тишине своей комнаты.
Или, возможно, он не станет ждать.
Возможно, он ознакомит её с удовольствиями любви в движущейся карете, она обхватит ногами его бедра под стук колёс и покачивание кареты, доводящих их до оргазма.
Сняв шляпу-котелок, Габриэль бросил в неё свои черные кожаные перчатки. Дворецкий молча принял шляпу, пальцы окружили руки Габриэля.
Габриэль, не дожидаясь помощи дворецкого, снял двубортное пальто. Дворецкий, однако, и не сомневался, что Габриэль не станет ждать его помощи.
Он предложил левую руку Виктории.
Чем больше она прикасалась к нему, тем более страстно он желал её прикосновений.
Сняв перчатки, Виктория положила их в ридикюль, висящий у нее на запястье. Жар охватил его чресла: удовольствие от прикосновения обнаженной плоти к обнаженной плоти.
Антуану не было нужды показывать Габриэлю дорогу. Громкий стук каблучков Виктории сопровождался более мягкой поступью его кожаных ботинок.
— Месье Габриэль.
Габриэль остановился, поставив ногу на мраморную ступеньку. Виктория тоже остановилась.
— Да?
— Je suis heureux que vous soyez venus.
Я счастлив, что вы пришли.
Это были слова не дворецкого, а мужчины, который обслуживал столики и клиентов в старом доме Габриэля; он охотно ухватился за возможность стать дворецким семь месяцев тому назад.
Рука Габриэля судорожно сжала пальцы Виктории.
— Suis ainsi je, Antoine.
Габриэль лгал.
Он не знал — рад он был этому или нет.
Эхо шагов спиралью закручивалось наверх — его прошлое приближалось, а будущее шло рядом.
Дубовый пол протянулся во всю длину верхнего этажа. Габриэль молча пересекал расстояние… вспоминая… стараясь не вспоминать…
Открытая дверь в конце коридора обнаружила обтянутые светлым шелком стены… дубовый пол… приятный аромат роз.
«Я хорошо знаю свой собственный цветок…»
Глубоко вздохнув, Габриэль выпустил руку Виктории и положил ладонь на её талию. Она перешагнула через порог. Габриэль последовал за ней.
Фиалковый взгляд встретился с серебристым.
В глазах Майкла Габриэль увидел тринадцатилетнего мальчика, который научил его читать и изображать джентльмена в обмен на уроки драки, воровства и убийства.
Но Габриэль никогда не хотел, чтобы Майкл убивал.
А теперь он убил ради Габриэля.
Голос второго мужчины — Ива — звенел в его ушах.
«Ты любишь Габриэля, Майкл.
— Я всегда любил его».
Но Майкл думал, что его звали Габриэль; теперь он знал, что это не так.
Майкл также думал, что он неуязвим; теперь ему стало известно, что и это ложь.
Габриэль ждал; смутно он отметил низкий, женский голос — Энн. Голос стих на полуслове.
— Мисс Эймс? — настойчиво спросил незнакомый мужской голос.
Габриэль не посмотрел на незнакомца: он знал, какой профессией тот владел, а если и нет, то кто он был такой на самом деле.
— Это те мужчина и женщина, которых вы ожидаете? — незнакомец казался слегка говорливым.
Ангел заставил его величество ожидать.
Фиалковые глаза Майкла отражали сталь.
Вдруг Энн остановилась перед Викторией. Элегантная в своём небесно-голубом шелковом платье.
Она была ниже Виктории на три дюйма.
Старая дева и гувернантка.
Две женщины, которые раньше не знали любви, но которые сейчас сияли от любви мужчины.
Виктория торжественно извлекла прямоугольный, обернутый шелком футляр из своего ридикюля.
— Я принесла вам с Майклом свадебный подарок.
В светло-голубых глазах Энн отразилось удивление Габриэля. Его пронзила боль оттого, что Виктория посчитала необходимым держать свой подарок в секрете.