Гравитация (ЛП) - Вест Мелисса. Страница 39

Я кручу камень в руке, пока не нахожу острый край, и провожу им по своему предплечью. Кровь стекает тонкими струйками по всей руке.

— Ари, какого черта?

— Подожди, — говорю я, не сводя глаз с пореза, но ничего не происходит. Он лишь продолжает кровоточить все сильнее и сильнее и, в отличие от Древнего в аквариуме, совершенно не заживает. Меня переполняет чувство разочарования. Не знаю, почему я надеялась, что это сработает. Полагаю, я бы предпочла принадлежать полностью к одному виду, чем быть частью двух. Должно быть, во мне слишком мало ксилемы, иначе бы рана уже зажила.

Гретхен берет мою руку и оборачивает вокруг нее свою куртку.

— Давай, тебе необходимо попасть домой и нанести на порез заживляющий гель.

Я вздыхаю.

— Спасибо. И спасибо за то, что не считаешь меня сумасшедшей.

— Кто сказал, что не считаю? — произносит она с улыбкой и берет меня за вторую руку. — Давай отведем тебя домой. Я не хочу рисковать, став твоей первой жертвой или кем-нибудь еще.

Несколько минут спустя, я проскальзываю в дом, пытаясь услышать хоть одного из родителей, но вокруг лишь жуткая тишина. Я думаю о том, чтобы им позвонить, но вместо этого поднимаюсь в свою комнату, радуясь тишине. Мое тело измождено во всех отношениях, а лицо отекло от слез. Давно я не позволяла себе так выпускать эмоции наружу, и сейчас все чего я хочу, так это забраться в кровать и забыть обо всем на одну ночь.

Комната погружена в темноту, когда я в нее захожу, но вскоре каким-то образом мне удается видеть или как минимум чувствовать все, что находится вокруг меня. Я говорю себе, что лишь потому, что это моя комната, но где-то глубоко внутри мне интересно, является ли это еще одним результатом моих изменений. Я направляюсь в ванную, чтобы промыть порез и нанести заживляющий гель, когда ловлю свое отражение в зеркале. Я пододвигаюсь ближе, пока мне не становится видно только свои глаза: раньше они были такие же изумрудные, как у мамы, а теперь стали сине-зелеными. Потрясающе. Я иду обратно в комнату, чувствуя одновременно и беспокойство, и возбуждение.

— Ари? — Зовет меня Джексон со стороны окна, тем самым сильно меня пугая.

— Привет, — говорю я.

Он пересекает комнату и берет меня за руку, лицо его сморщено от беспокойства.

— Что случилось?

— О, ничего. Я просто повела себя глупо. Думала, что смогу… Это глупо, — Я колеблюсь и затем добавляю. — Я тебя ждала.

— Знаю, прости, — произносит он, садясь рядом со мной на кровать. — Меня вызвали обратно на Лог. Все хорошо?

Я смотрю вниз.

— На самом деле, нет. Они планируют применить тактику, в которой какие-то вещества, передаваемые воздушным путем, помешают ксилеме излечить вас. Там был один Древний: они звали его Райден. Он просил о помощи. Поэтому я и связалась с тобой, — Наши глаза встречаются. — Я хочу вернуться, чтобы освободить его.

— Райден мертв.

У меня сжимается грудь. Они убили его. Нет, я позволила ему умереть. Я проглатываю настигнувшую меня печаль. Злость берет верх над всеми остальными эмоциями.

— Мы должны что-то сделать. Достаточно разговоров. Мы должны действовать.

Я подробно описываю каждую секунду, проведенную в лаборатории, и жду, пока Джексон переварит все, что я только что ему сообщила. Он прислоняется к передней спинке кровати и кладет на шею руку.

— Это все? — Спрашивает он.

Я делаю глубокий вдох. Я не могу ему рассказать то, что касается Гретхен, хотя, возможно, он уже и так знает.

— Нет, это не все. Я забралась на вершину дуба и прыгнула вниз.

Я ожидаю, что он подпрыгнет, удивится или еще что-нибудь, но он только кивает.

— Скажи мне, что со мной происходит? — говорю я.

— Что с тобой происходит, так это я. Это я сделал с тобой. Я пойму, если ты будешь меня ненавидеть, не захочешь больше никогда видеть. Я не горжусь тем, что сделал. Я не мог… Ты… Прости.

Его глаза умоляют меня о прощении.

— Что ты сделал?

— В тот день, когда в школе произошел взрыв. Ты кричала. Тебе было слишком больно. Я… Лоуренс сказал… Нет, это было мое решение…

— Просто скажи мне.

— Я исцелил тебя, и это уже было не так, как с заживлением небольших ран в детстве, тогда последствий не было. В этот же раз произошло полное исцеление. И ты помнишь, что я тебе говорил о ксилеме?

— Она размножается, — произношу я, переходя почти на шепот. Я смотрю куда-то за пределы своей комнаты, не видя ничего и теряясь в мыслях. Несколько минут мы сидим в тишине: он мучается от угрызения совести, я — от страха.

— Мне надо идти, — Он начинает вставать, но я беру его за руку, наши глаза встречаются. Он должен понять, о чем я думаю. Я больше не хочу переживать. Он ложится рядом со мной, наши лица находятся всего в нескольких сантиметрах друг от друга. — Или, может, я останусь.

Он целует мои губы, щеки, шею, согревая мое тело.

Я ловко перекатываюсь и оказываюсь сверху него. Теперь ситуацией руководит мое тело, все ограничения сняты, я думаю только о нас двоих, все остальные мысли исчезли. Его руки блуждают у меня в волосах и движутся вниз по спине все дальше и дальше. Я запускаю руку под его рубашку, выводя линии на его животе, и стягиваю ее. С моей он делает то же самое, поэтому моя обнаженная грудь прикасается к его обнаженной груди, а дыхание становится тяжелым. Затем, он внезапно садится и придвигает меня к себе, пока мои ноги не обхватывают его талию.

— У тебя был тяжелый день. Нам не следует…

Он немного смещается, тянется за своей рубашкой и передает мне мою. Я натягиваю ее, но все еще не свожу с него взгляд.

— Что не так? — спрашиваю я.

Он проводит рукой по своим волосам и поднимает на меня глаза, в которых полно противоречий, и произносит:

— Прогуляйся со мной.

— Сейчас?

Он соскальзывает с кровати и протягивает мне руку.

— У меня есть для тебя сюрприз.

Уже через минуту мы находимся в лесу, с шумом идя по тропе, нас ведет лунный свет. Луна такая полная и желтая, что выглядит бутафорской, и она такая большая, что хочется до нее дотянуться. Джексон берет меня за руку, и я замедляю темп. Очень волнительно быть с ним здесь, где нас никто не может увидеть.

Он притягивает меня к себе. Остаток пути к Дереву Единства мы идем обнявшись. Такое чувство, что меня разделили на две части, разрезали чувством вины. Верность моему отцу, моей семье, моему народу. Это то, кем я являюсь, кем я хочу быть. В памяти витает разочарованное лицо отца. Я разгласила врагу секретную информацию, которая может предотвратить войну.

Мы доходим до Дерева Единства в тишине. Джексон, вероятно, слышал мои мысли, однако, ничего не сказал. Он заходит за дерево и возвращается обратно с большой корзиной. Я рассматриваю ее.

— Что это?

Он задорно улыбается.

— Это корзинка для пикника. Я подумал, что это может тебя отвлечь.

— Корзинка для чего?

— Для пикника. Ты никогда не слышала о пикниках?

Он открывает корзинку, доставая маленькую подстилку, и расстилает ее на земле возле дерева. Я смотрю на покрывало, потом на него, и ложусь на подстилку. У Джексона начинается истерика, смех эхом раздается в лесу.

— На нем не лежат. На нем сидят и едят.

— Ты хочешь, чтобы я ела по среди ночи, сидя на, — я пробегаю взглядом по покрывалу, — клетчатой подстилке.

Он снова смеется, на этот раз еле дыша.

— Это называет плед. И это одна из тех человеческих вещей, о которых ты должна знать.

— Как бы то ни было, ты знаешь моих родителей? — говорю я саркастично. — Я прямо вижу, как папа сидит на земле и ест… Где еда, о которой ты говорил?

— Здесь, — он указывает на корзинку и вынимает из нее разную еду. — Тебе нравится? То есть, мы не должны есть. Я просто думал…

— Нет, это идеально. Я люблю пикники, все время на них хожу. Давай есть.

Он снова улыбается и достает все из корзинки.

Мне на глаза попадается ярко-красная клубника, и я беру ее, чтобы укусить.

— Как ты об этом узнал? — спрашиваю я.