Беглец (СИ) - "Marlu". Страница 21

– Сумасшествие, – охарактеризовал увиденное Лори. – Ты ненормальный.

– Брось, в купальне каждый день не намоешься.

– Да почему нет-то?

– Да хотя бы просто дров не хватит. А холодная купальня ничем не лучше реки.

Лори пожал плечами и больше вопрос не поднимал, только вскользь заметил, что от такого частого мытья, наверное, кожа сохнет. И что на кухне можно попросить виноградного масла.

Лиам был благодарен – кожа не только сохла, она еще и чесалась. Поэтому совет Лори оказался как нельзя более кстати.

Первое время Лиам опасался встречи с Гиллианом. Не того, что со стороны альфы последуют какие-то действия, скорее боялся не сдержаться сам. Но время шло, и злость на альфу постепенно сходила на нет. Теперь, видя его в трапезной или случайно сталкиваясь возле кузни, Лиам безразлично кивал как шапочному знакомому и отворачивался. Иногда ему казалось, что Гиллиан хотел подойти или что-то сказать, но тот так и не сделал решительного шага, за что в глубине души Лиам был благодарен. На самом деле не о чем им было разговаривать, нечего обсуждать. Все и так было сказано и решено и по-другому уже не будет.

К февралю Лори заметно округлился. Прижимаясь по ночам к горячему телу, Лиам как будто случайно клал руку на выступающий животик и иногда чувствовал, как внутри что-то толкается. Омеге это не нравилось. Он ворчал и скидывал чужую конечность с себя, стараясь лечь как можно дальше. А Лиаму, наоборот, очень нравилось спать в обнимку – Лори был горячий как печка.

– Ты не понимаешь, да? – наконец, не выдержал омега. – Или просто издеваешься?

– Чего не понимаю?

– Мне и без твоих прикосновений тошно. А ты как назло… Сил нет как хочу.

– Чего хочешь? – Лиам даже растерялся.

– Мужика хочу, – ответил Лори и безрадостно рассмеялся.

Лиаму очень хотелось крикнуть: «Ой»! А потом сбежать и никогда-никогда не возвращаться.

– Ну… я… в общем, ты понимаешь? – вместо этого произнес он, запинаясь.

– Что я понимаю?

– Кхм, – прочистил горло Лиам, – что ты у меня будешь первый.

– Кхм, – кашлянул Лори, и долго лежал неподвижно, думая о чем-то своем. – Ладно. Иди сюда.

Горячая ладонь скользнула под исподнее и сжала мошонку. Лиама как опалило жаром. Член дернулся и встал почти мгновенно, отреагировав на столь откровенные ласки.

– Не маленький, – довольно сказал Лори и провел по всей длине тонкими пальцами, очертив головку и размазав выступившую смазку.

Лиам тяжело дышал и боялся только одного – опозориться, излившись непозволительно рано, потому что удовольствие было каким-то слишком ярким, непривычным, не таким, как от собственной руки.

– Давай! – омега повернулся спиной и выставил задницу. – Ну! – прикрикнул он.

Лиам вздрогнул, сжал член у основания и неловко потыкался туда, где по его представлениям должно было быть нужное отверстие. Лори не выдержал этой изощренной пытки и, устав ждать, направил сам.

– О-ох, – простонал Лиам, оказавшись в горячей, влажной глубине.

– Двигайся!

Просить еще раз Лиама не пришлось. Пару раз осторожно двинувшись туда-сюда, он сорвался на бешеный темп, не соображая уже практически ничего.

Оказалось, что просто оттрахать омегу недостаточно. Ему в интересном положении непременно нужна была сцепка. Только вот узла на человеческом члене природа не предусмотрела, и вскоре удовлетворение омежьих нужд превратилось в тяжелую работу: два-три любовных акта подряд и потом засунуть в растянутую дырку кулак, имитируя тот самый узел. Лиам не роптал, понимая, что выхода все равно нет. Не просить же кого-то из альф подсобить – приходилось справляться самому, утешая себя тем, что свою долю удовольствия, он все-таки получает.

Глава 17

 В апреле наступила жара. Казалось, вот только-только стаял снег, а уже деревья радовали изумрудной зеленью, а из травы смело поднимали головки соцветия первых весенних цветов. Лиам сам убрал щит, закрывавший окно, и в комнате стало гораздо уютнее. И самое главное – отпала необходимость зажигать вечно чадящую лампу.

– Скорей бы уж, – стонал Лори, держась за живот, – запинал. Право слово запинал. Попомни мое слово – альфа будет.

– Альфа так альфа, – соглашался Лиам, которому на самом деле было без разницы, кто родится. Ребенок он и есть ребенок, и он искренне не понимал взглядов, кидаемых на него Лори. В любом случае расти малышу предстояло среди людей, а там уж точно было без разницы, альфа ты или омега.

Лиам радовался теплу как никто. Да, ему было жаль беременного Лори – от жары у него отекали ноги и он плохо спал, но самому ему нравилось снова общаться с Калебом. Приходить на террасу. Садиться все на тот же каменный выступ и слушать, слушать все, что говорил старый альфа.

– Говорят, ты отличился зимой, – спросил Калеб, набивая душистым табаком видавшую виды трубку. – В этом есть скрытый смысл, кроме внезапно взыгравшего благородства, приправленного жалостью?

– Калеб!

– Я слишком долго живу на этом свете и заслужил право называть вещи своими именами.

– Пожалел, – буркнул Лиам.

– Я не в упрек. Просто интересуюсь, – Калеб затянулся и уставился на горизонт.

– Он сказал, что лучше всего отвезти ребенка в лес и бросить.

– Кто? – Калеб повернулся и удивленно поднял брови.

– Лоуренс. Омега.

– Мало ли что сказал…

– Калеб! Как ты не понимаешь!

– Ты с Гиллианом-то говорил?

– Не хочу. Неправильно он себя повел, недостойно!

– Не слишком умно, да, – согласился старик и снова замолчал.

– Он не может принять ребенка. Ты же знаешь, да? Мне Арчи сказал, – Лиам опустил голову.

– Не может, – согласно кивнул Калеб и снова замолчал.

Лиаму казалось, что он чего-то недоговаривает. Хотелось спросить в лоб, чтобы не выкрутился, но по опыту знал – бесполезно. Если Калеб решил молчать, то разговорить уже не получится. Значит, тема ему не нравится, или точка зрения собеседника вызывает сомнения, или еще сотни две всяких других причин – результат один. Лиам тоже сидел и смотрел на море. Переменчивое, неспокойное – точь-в-точь его судьба.

– Скорей бы малыш родился. Лори совсем тяжело.

– У-у, – Калеб втянул дым. – Дети легко не даются.

– Давай о чем-нибудь другом поговорим, – предложил Лиам.

– О чем?

– Ну хоть о тех землях, в которых ты побывал, – об этом Лиам мог слушать часами.

Лиам сам не замечал, как проникается уважением к альфейцам. При всех их недостатках честь и долг для них были на первом месте. И семейные отношения, упоминания о которых время от времени проскальзывали в рассказах, тоже вызывали уважение. У людей, например, бесплодных жен ссылали в монастырь, а здесь брали второго мужа, с разрешения и одобрения первого.

– И что тебя так удивляет? – посмеивался Калеб. – Вот лет пятьдесят тому назад два клана объединились – главы поженились.

– Это как? Два альфы?

– Да, любовь у них случилась. Это бывает. Альфы иногда влюбляются в альф. Часто взаимно.

– А дети? Как же дети? И как же они в постели, альфы-то?

– Как-как… Нежно. Терпеливо. Насчет детей как договорятся. Не всегда наследники бывают нужны, знаешь ли. Или омегу берут третьим, но тогда лучше не жениться, а просто заплатить, чтобы родил и помог поднять хотя бы лет до трех, – глаза Калеба смеялись, и у Лиама закрадывалось подозрение, что старик посмеивается над его наивностью.

– И знаешь что тут главное? – Калеб подмигнул. – При первом же удобном случае поставить свою метку. Чтобы подчеркнуть равноправие. А то, знаешь ли, зазеваешься, сам метку получишь и…

– И? – поторопил Калеба заинтригованный Лиам.

– И все будут думать, что ведомый. Вот тебе и «и».

Лиам фыркнул. Можно подумать, метка всем видна. Кто ее рассматривает-то…

– Метка-то на шее ставится – не захочешь, заметишь, – Калеб отодвинул воротник рубахи, показывая тонкие полоски старых шрамов, – а еще она запах меняет. Показывай – не показывай. Так-то.