Сплетенные судьбами (ЛП) - Каунди (Конди) Элли. Страница 19
Я тянусь к пальто Элая, но он удерживает его. – Нет, - говорит он. - Все нормально. Мне это не мешает.
- Как скажешь, - удивляюсь я, а потом, кажется, понимаю его. Крошечный диск - самая ценная вещь, которая, может быть, подарит нам бессмертие. Хоть это и не такой хороший способ, как сохранение образцов ткани, доступное для идеальных Граждан – их шанс снова вернуться к жизни, как только Общество изобретет нужную технологию.
Я вовсе не уверен, что они когда-нибудь найдут способ делать подобное. Даже Обществу не подвластно оживить человека. Правда только в том, что наши данные будут хранить вечно и превращать их в любые числа, необходимые Обществу. Это похоже на то, что Восстание сотворило с легендой о Лоцмане.
Я знаю о повстанцах и их лидере, сколько себя помню.
Но никогда не говорил об этом Кассии.
Ближе всего к этому я был тогда, когда мы находились на Холме, и я рассказывал ей историю о Сизифе. Не ту версию, которую изменили для Восстания, но другую, которая нравится мне больше всего. Мы с Кассией стояли в том густом зеленом лесу. У каждого из нас были в руках флажки. Я закончил рассказывать историю и собирался сказать что-то еще. Но она спросила меня о цвете моих глаз. В тот момент я осознал, что любить друг друга очень опасно – это почти, как участвовать в мятеже – и даже больше.
Я слышал отрывки из стихотворения Теннисона всю свою жизнь. Но в Ории, после того, как прочитал слова Теннисона по губам Кассии, я понял, что этот стих не принадлежал Восстанию. Поэт написал его не для них – он был сочинен задолго до начала правления Общества. То же самое случилось с историей о Сизифе. Она существовала еще до Восстания, до Общества или моего отца: все они утверждали, что она принадлежит им.
Когда я жил в Городке, занимаясь постоянно одними и теми же вещами, то тоже изменил историю. Я решил, что мысли в собственной голове значат гораздо больше, чем все остальное.
Я так и не сказал ей ни о том, что слышал тот стих раньше, ни о мятеже. Почему? Мы видели, что Общество пытается влезть в наши отношения. И, конечно же, нам не нужен был никто другой. Те стихи и истории, которыми мы делились друг с другом, могли означать только то, что мы хотели видеть в них. Мы могли выбирать наш собственный путь вместе.
Наконец-то мы замечаем знак Аномалий: то место, которое они использовали для восхождений. Земля у основания утеса усеяна голубыми частицами. Я склоняюсь, чтобы разглядеть ближе. На мгновение мне кажется, что это сломанные панцири каких-то чудесных насекомых. Голубые и темно-фиолетовые снизу. Раздавленные и смешанные с красной глиной.
А потом до меня доходит, что это ягоды можжевельника, растущего у стены. Они упали на землю и были растоптаны чьим-то сапогом, потом дождь размыл отпечатки, и сейчас их едва возможно разглядеть. Я обшариваю трещины в скале и металлические перекладины, по которым Аномалии взбирались вверх. Но веревки исчезли.
Глава 12. Кассия
Пока мы идем, я выискиваю какие-нибудь признаки того, что Кай проходил через это место. Но ничего не нахожу. Мы не видим ни отпечатков ботинок, ни признаков человеческой деятельности. Даже деревья здесь маленькие и чахлые, а одно из них имеет четкий темный рубец, как от удара молнией, проходящий прямо по центру ствола. Я чувствую себя такой же пораженной. Не смотря на то, что парень, сбежавший с нами в Каньон, говорил о недавно прошедших дождях, я, по-прежнему, надеялась обнаружить следы Кая.
И даже надеюсь найти доказательства того, что Восстание существует. Я уже было открыла рот, чтобы спросить Инди об этом, но что-то останавливает меня, и я отступаю. Я даже не знаю, как должен выглядеть знак мятежа, и что вообще ожидаю увидеть.
Вот и крохотный ручей, такой мелкий, что почти исчезает, когда мы с Инди одновременно наполняем наши фляжки из него. Он или пересыхает, или полностью впитывается в грунт, когда достигает края Каньона. Нетвердо ступая в темноте, я не заметила, где начался поток, он просто неожиданно появился перед глазами. На узких песчаных берегах валяются обломки леса, совершенно сухие, постепенно дрейфующие в другую, более крупную реку. Я не перестаю спрашивать себя, как бы все это могло выглядеть сверху, с высоты птичьего полета: сверкающая серебристая нить, словно выдернутая из материи одного из Ста Платьев, извивающаяся вдоль необъятных красных скал, известных как Каньон.
Сверху, мы с Инди смотрелись бы такими маленькими, что нас невозможно было бы разглядеть.
- Мне кажется, мы спустились совсем не в то ущелье, - говорю я Инди.
Сначала она ничего не отвечает - наклоняется, чтобы поднять с земли что-то хрупкое и серое. Показывает мне, осторожно держа в руках.
- Старое осиное гнездо, - говорю я, глядя на тонкие, как паутина, витки, густо переплетенные друг с другом.
- Выглядит, как морская ракушка, - открыв сумку, Инди аккуратно кладет туда заброшенное гнездо. - Ты хочешь попробовать выйти отсюда и начать сначала? – спрашивает она. - Пойти в другое ущелье?
Я раздумываю. Мы двигаемся уже почти сутки, запасы еды закончились. Мы съели большую часть нашего пайка, чтобы восполнить силы, потраченные на бег к Каньону. Я не хочу расходовать таблетки на обратный путь к началу ущелья. Особенно, если даже не знаю, что может преследовать или поджидать нас.
- Думаю, мы должны продолжать идти вперед, - наконец, говорю я. - Может быть, скоро мы найдем какой-нибудь след Кая.
Инди кивает, поднимает свою сумку и подбирает пару камней, острых, как нож - она постоянно носит их в течение всего нашего похода. Я делаю то же самое. Мы натыкаемся на отпечатки разных животных, хотя, по-прежнему, нет никаких следов Аномалий.
Мы не замечаем вообще никаких следов человека – живого или мертвого, Отклоненного или Аномалии, чиновника или повстанца.
В темноте этой ночи я сижу и сочиняю свой стих. Это занятие позволяет мне не думать о том, что я оставила позади.
Я пишу еще один вариант первой строчки.
Я не смогла отыскать путь, чтобы прилететь к тебе, и прошла пешком каждый шаг по этой скале.
Так много начал. Я говорю себе: это даже хорошо, что пока не нашла Кая, ведь я до сих пор не придумала, что прошепчу ему, когда увижу, и какие слова будут самыми лучшими для него.
Наконец, Инди нарушает тишину. - Я проголодалась, - сообщает она. Ее голос такой же пустой, как и то осиное гнездо.
- Я дам тебе синюю таблетку, если хочешь, - предлагаю ей. Не знаю, почему мне так не хочется отдавать их, ведь ситуация совершенно располагает к этому, и Ксандер надеялся, что они помогут мне. Может, это потому, что тот убежавший парень совсем не хотел принимать их. Или потому, что я хочу отдать Каю что-нибудь, когда увижу его, так как компаса у меня больше нет. Или потому, что в голове звучит голос Дедушки, когда он говорил мне о другой таблетке, зеленой: Ты достаточно сильная, чтобы обойтись без нее.
Инди кидает на меня острый, загадочный взгляд.
В голову приходит одна мысль, и я вытаскиваю фонарик. Освещая им пространство вокруг нас, снова замечаю то, что видела ранее, и что сохранилось в памяти: растение. Мама не учила меня, как называются различные растения, но рассказала об общих признаках ядовитых из них. В этом растении не наблюдается ни одного из тех признаков, зато большое количество колючек указывает на то, что оно старается сберечь что-то внутри себя. Оно сочное и зеленое, с пурпурными краями. Не такое пышное, как растительность в Городке, но, несомненно, лучше, чем поникшие стебли и листья остальных здешних растений, которые уже приготовились к зиме. Некоторые из них усыпаны маленькими серыми коконами, воспоминаниями о бабочках.
Мгновение Инди наблюдает за тем, как я осторожно оттягиваю широкий колючий лист. Потом приседает рядом со мной и делает то же самое, мы пользуемся нашими каменными ножами, чтобы срезать листья. Потратив немного времени, каждая из нас заполучила по небольшому свежему серо-зеленому кусочку растения.