Долгий, долгий сон - Шихан Анна. Страница 16

Брэн снова вздохнул.

— А потом обрушился последний удар.

Я в ужасе уставилась на него.

— Это еще не все? Неужели возможно что-то еще?

— Да, — ответил Брэн. — Бесплодие. Тебе что-нибудь рассказывали о Глобальной продовольственной инициативе?

— Да, — кивнула я. — Беспрепятственное распределение высокоурожайных семян. Мои родители тоже в этом участвовали.

— Я знаю. Самый крупный судебный процесс за всю историю ЮниКорп. Дедушка говорит, что этот иск едва не разорил компанию. Дело в том, что один из видов этих семян, то есть одна разновидность кукурузы, в результате генетической модификации превратилась в так называемое семя-терминатор. Такие семена самоуничтожаются после каждого урожая, то есть зерна, выросшие из такого семени, абсолютно бесплодны.

— Я об этом знаю, — сказала я. — Внедрение «терминаторов» означает, что фермер должен будет каждый год покупать новые семена у компании. Это очень выгодно для бизнеса.

— Но очень плохо для людей. В наше время семена-терминаторы запрещены законом.

— Правда? Почему? Наверное, после колоссальной убыли населения вам стало сложно каждый год развозить свежие семена по разным планетам?

— Как тебе сказать… Да, такие проблемы тоже существовали, однако главной причиной стали неожиданные мутации. Именно из-за них генетические модификации оказались под строжайшим запретом. В конце концов риск перевесил выгоды. Это казалось слишком опасно. Ген-терминатор, попадая в кровь, оказывал воздействие на людей. В первую очередь, на мужчин. Результатом стала недолговечная сперма. Срок жизненной активности сперматозоидов сократился до одного-двух часов. Это означало, что если мужчина не избавлялся от спермы с достаточной регулярностью, она умирала в его организме и он оказывался стерильным. Но даже если случалось чудо, если мужская сперма была активной, а женская яйцеклетка в полной боевой готовности ожидала сперматозоида на краю шейки матки, сперме не хватало силенок добраться до своей суженой прежде, чем раздавались первые такты погребальной песни, и несчастная отходила в мир иной.

Все это было настолько печально и ужасно, что я никак не думала смеяться, но все-таки рассмеялась. Выходит, я все-таки была права: услышать об этом от друга оказалось намного легче, чем от учителя.

— До пандемии чумы никто не обращал на это внимания. В наше время многие семьи не спешат обзаводиться детьми, поэтому поначалу никого не удивляло, что женщины в возрасте от тридцати восьми до сорока пяти лет не могут забеременеть в тот узкий промежуток времени, который они отвели себе на решение проблемы потомства. Но после стольких смертей и страданий всем страшно хотелось иметь детей — и немедленно. И тут выяснилось, что для большинства людей это Невозможно. Это было катастрофой. Мы потеряли столько людей и не могли восстановить численность населения. Кукуруза-убийца входила в состав основных пищевых ресурсов, ее добавляли повсюду, а следовательно, она была везде. Ею кормили скот, а следовательно, все сельскохозяйственные животные тоже оказались бесплодны. В результате разразился голод, — Брэн покачал головой. — А дальше все понеслось по нарастающей. Бунты, беспорядки, войны за ресурсы, войны за технологии. Туберкулез продолжал бушевать, чума то и дело возвращалась. Около двадцати лет на Земле царил хаос.

— И это все? — спросила я, боясь, что это еще не конец.

— Да, в основном. Война, Голод, Мор и Смерть явились в мир, оседлали своих скакунов, сыграли партию в поло и ускакали обратно на небеса, ждать очередного Апокалипсиса. — Брэн развел руками. — А мы, как видишь, все еще живы.

— Но как? — спросила я. — Как человечество смогло выжить?

— Работа над ошибками, прекращение наиболее опасных мероприятий, лекарства. А потом, в каждом поколении есть горстка людей, не восприимчивых к той или иной болезни. Когда самое страшное было уже позади, люди смогли сосредоточиться на возможном исправлении ситуации. Моя мама и ее брат появились на свет в результате искусственного оплодотворения, причем бабушка смогла забеременеть только после четвертой попытки. Я страшно рад, что у нее все получилось, иначе меня не было бы на свете. Как известно, терпение и труд все перетрут.

— Значит, вы все просто выжили, — тихо проговорила я.

Моим родителям это не удалось. И Осе тоже. И Ксавьеру. Никто из них никогда не оставил бы меня в стазисе, а значит, они просто не сумели выжить. Меня бесило, что мистеру Гиллрою это удалось. Наверное, это было несправедливо и неблагодарно с моей стороны. Ему было всего за пятьдесят, он мог родиться в самый разгар этого кошмара. Наверное, поэтому он такой противный. Я глубоко вздохнула.

— Наверное, я не смогу больше ходить на историю, — сказала я Брэну. — Сегодня у нас был только вводный урок. Дальше миссис Холланд планирует разбирать каждую ошибку и все подробности этой трагедии. Я этого просто не выдержу.

Это было все равно что насильно заставить человека снова и снова смотреть видеозапись смерти своих родителей.

— Знаешь что… — Брэн ненадолго задумался. — Что, если мы попробуем перевести тебя в мой класс по истории? Мы как раз недавно закончили Темные века и начинаем период Восстановления. Конечно, тебе будет трудно понять материал, не зная всех деталей предыдущего ужаса, однако… это все равно лучше Темных веков! Будешь изучать, как мы вытащили себя из ямы и заново отстроили свой мир.

Я посмотрела на него. Его слегка раскосые зеленые глаза были серьезны.

— Ты можешь это сделать?

— Да запросто! Я попрошу деда, а он может все в этой школе.

— И ты правда сделаешь это для меня?

— Конечно!

И тут я не выдержала. Я обняла Брэна и уткнулась носом в его шоколадную шею. От него пахло сандаловым мылом.

— Спасибо!

Брэн коротко прижал меня к себе, а потом отпустил.

— Не за что, — скороговоркой ответил он. — Это пустяки!

— Не для меня, — сказала я.

Брэн покачал головой.

— Нельзя силой заставлять человека делать то, что причиняет ему страдания, а тебя все это по-настоящему мучает. Так что все будет небесно! До вечера!

Я очень надеялась, что все в самом деле будет небесно. Я знала, что не переживу еще одной дозы Апокалипсиса.

Тревоги о том, сумеет ли Брэн добиться моего перевода в другой класс, не оказали никакого влияния на мои сны. Этой ночью они стали еще ужаснее. Я снова бродила по коридорам, только теперь они были сложены из мертвых тел — раздувшихся, окровавленных, отвратительных. Воспоминания о кошмарах, открывшихся мне на уроке истории, преследовали меня даже во сне. На этот раз я не разыскивала в коридорах то, что охотилось за мной. Я искала что-то или кого-то в самих стенах, в горах трупов: мне нужно было одно тело из тысяч и тысяч тел. И что самое страшное, я не знала, будет ли это тело мертвым или же оно вдруг очнется, встанет и попытается… Нет, я не знала, что будет дальше. Впрочем, это было уже неважно. Что бы ни попыталось сделать это, меня ждал кошмар.

Сначала я думала, что у всех мертвецов будут лица мамы, папы или Ксавьера, но это оказалось не так. Я заставляла себя смотреть в искаженные лица чудовищных, склизких трупов, но от них так ужасно пахло, что я не выдержала и побежала мимо штабелей мертвецов, ища место, где можно будет стошнить, но кругом были только мертвые. И я знала, что Ксавьер где-то среди них и что я никогда не найду его.

На этот раз я проснулась в слезах. Завьер с тревогой смотрел на меня и тоненько скулил. После приснившегося кошмара нечего было и думать о том, чтобы снова уснуть. Эти сны всегда возвращались. Мне захотелось вернуться в стазис. Там мне никогда не снилось ничего плохого.

Я открыла дверь и тихонько прошла в студию. Аквариум с рыбками мягко светился в темноте. Решив не включать верхний свет, я зажгла лампу над мольбертом и открыла начатый вечером рисунок мелками. Это был портрет Брэна. Его красивые миндалевидные зеленые глаза, казалось, следили за мной, когда я бродила по студии. Закончив рисовать лицо, я достала мелок оттенка жженой умбры и занялась волосами.