Белая акула - Бенчли Питер Бредфорд. Страница 6

Когда они достигли носовой оконечности, пилот выключил мотор, и батискаф завис.

– Вот почему она утонула, – пояснил он, концентрируя свет на огромной дыре в палубе. – Ее раздавило.

Листы палубы были загнуты внутрь, их края закручивались, словно от удара гигантского молота.

Делая очередной снимок, Уэббер почувствовал, что обливается потом: он представил себе ту минуту полустолетием раньше, когда люди на лодке вдруг поняли, что должны умереть. Он услышал рев водяного потока, крики, ощутил замешательство, панику, давление, нехватку воздуха, агонию.

– О боже... – вырвалось у Уэббера.

Пилот включил мотор, и батискаф начал по дюйму продвигаться вперед. Свет прожекторов проник в пробоину, открыв перепутанные обрывки кабелей, скрученные трубопроводы...

– Эй! – закричал Уэббер.

– Что?

– Там внутри что-то есть. Что-то большое. Похоже на... Не знаю...

Пилот сманеврировал батискафом и завис над дырой носом вниз: с помощью когтей на концах манипуляторов оторвал провода и разгреб сплетение труб. Он сфокусировал пятитысячеваттный луч и направил его в отверстие строго вертикально.

– Разрази меня гром...

– Вроде бы ящик... – начал было Уэббер, наблюдая танец луча по желто-зеленому правильному прямоугольнику. – Сундук.

– Да. Или гроб. – Пилот замолчал, взвешивая возможности. – Нет, для гроба слишком велик.

Некоторое время никто не произносил ни звука. Они пристально глядели на контейнер, строя догадки и дав волю воображению. Наконец Уэббер произнес:

– Нужно поднять его наверх.

– Угу, – кивнул пилот. – Вопрос только – как. Ублюдок в длину восемь футов. Готов спорить, весит тонну. Своим аппаратом я его не подниму.

– А если двумя батискафами?

– Нет, я думаю, мы не поднимем штуку весом в тысячу фунтов. Тем более что контейнер может оказаться гораздо тяжелее. Мы не сможем... – Он замолчал. – Подожди. Думаю, там наверху найдутся пять миль троса. Если они привяжут на конце груз и опустят его, а мы сумеем закрепить ящик в петле, то, может быть, есть шанс... – Он нажал на кнопку и заговорил в микрофон.

На то, чтобы найти опущенный с плавучей базы трос с грузом и закрепить контейнер в стальной петле, два батискафа потратили час. К тому времени, когда они подали наверх команду начинать подъем, запасы воздуха у них уменьшились почти до критической отметки. Поэтому, убедившись, что контейнер извлечен из корпуса подводной лодки и нормально идет вверх, они сразу же сбросили балласт и начали всплывать сами.

Уэббер чувствовал себя выжатым, но находился в приподнятом боевом настроении. Он с нетерпением ждал выхода на поверхность, чтобы открыть контейнер и увидеть его содержимое.

– Ты знаешь, что необычно? – спросил он, наблюдая, как глубиномер отсчитывает метры их возвращения к дневному свету.

– Вся эта штука чудная, – сказал пилот.

– Ты имеешь в виду что-то конкретное?

– Обломки подлодки. Все было покрыто илом, на всем лежал серый слой... Кроме ящика. Он чистый. Наверное, поэтому я и увидел его. Он выделялся.

– А ил липнет к бронзе?

– Понятия не имею, – пожал плечами пилот.

7

– Не могу поверить! – воскликнул Уэббер. – Металлурги, археологи, химики... Что за дерьмо! Имеет значение только то, что внутри. О чем они думают?

– Ну ты же знаешь бюрократов, – попытался выразить сочувствие пилот. – Они сидят весь день, ковыряя пальцем в заднице, а теперь им вдруг приходится что-то делать, как-то оправдывать свое существование.

Они стояли на корме судна, державшего курс на запад, к заливу Массачусетс. Контейнер помещался на спускоподъемном устройстве, и Уэббер провел несколько часов, устанавливая лампы на надстройках, чтобы создать при вскрытии контейнера соответствующую таинственную атмосферу. Он решил работать на закате, в «волшебный час» фотографов, когда тени удлиняются, а свет – мягкий, наполненный и драматический.

И тогда, за полчаса до начала съемок, капитан передал ему листок, полученный по факсимильной связи из «Нэшнл джиогрэфик», с пометкой «срочно»: ему предписывали не трогать контейнер до прибытия в порт, где судно встретит команда специалистов по естественным наукам и историков, осмотрит и откроет бронзовый ящик в присутствии одного из авторов и редактора журнала, а также телевизионных операторов, снимающих серию «Нэшнл джиогрэфик иксплорер».

Уэббер был убит. Он знал, что произойдет: подготовленное им освещение уничтожат, его отодвинут в сторону, за спины телевизионщиков, командовать начнут эксперты. Он не получит никакой возможности отснять достаточно «боковиков» – кадров, не нужных «Нэшнл джиогрэфик», но пригодных для размещения в другие журналы. Пострадает не только качество его продукции, но и кошелек.

Но теперь Уэббер ничего не мог поделать. Хуже того, все произошло по его же вине – следовало унять возбуждение и подождать с сообщением в журнал о находке контейнера.

– Дерьмо! – заорал он в вечерний воздух.

– Ладно, – сказал пилот, – забудь. Спустимся в кают-компанию: у меня есть друг по имени Джек Дэниэлз [5], и он смерть как хочет встретиться с тобой.

Уэббер и пилот сидели в кают-компании и приканчивали «Джека Дэниэлза». Чем больше пилот брюзжал насчет бюрократов, тем больше Уэббер сознавал, что его обкрадывают. Он нашел контейнер, сфотографировал его в руинах подводной лодки, и он должен сделать первые, лучшие – единственные – снимки содержимого.

В восемь сорок пять пилот объявил, что насосался по самые жабры, и шатаясь поплелся спать.

В восемь пятьдесят у Уэббера был готов план. Он отправился в постель, заведя будильник на полночь.

– Это мыс Монток, – произнес капитан, показывая удаленную окружность на экране радара, – а это остров Блок. Если бы не было ветра, я бы стал на якорь у Вудс-Хола и дождался рассвета. – Он посмотрел на часы, висящие на переборке. – Сейчас час пятнадцать. Через четыре часа видимость будет хорошая. Но при этом сумасшедшем восточном я укроюсь за Блоком и пойду к берегу, когда начнет светать. Иначе всем станет погано, да и сломать что-нибудь можем.

– Верно, – ответил Уэббер.

От кислого кофе, целое ведро которого он влил в себя, его тошнило, когда судно врезалось в подошву волны, а затем наискось поднималось на гребень и разбивало его. Подталкиваемая настигающим ветром посудина ввинчивалась в ночь.

– Я, наверное, лучше пойду к себе и попробую заснуть.

– Поставь лоханку рядом с койкой, – предложил капитан. – Спать в блевотине – хуже нет.

Уэббер поднялся на мостик выяснить, сколько человек несут вахту, и обнаружил только двоих – капитана и его помощника: оба находились в рулевой рубке и смотрели вперед. Корма оставалась пустой и без наблюдения.

Вернувшись в каюту, Дэвид сунул пальцы в горло и опустошил в туалете желудок. Подождал пять минут и снова попробовал спровоцировать рвоту, но не выдавил ничего, кроме желчи. Уэббер почистил зубы, с прояснившейся головой и ощущением некоторой устойчивости повесил через плечо «Никон», проверил вспышку и вышел на кормовую часть палубы.

Ветер дул со скоростью двадцать пять или тридцать пять узлов, но дождя не было; судно, подгоняемое ветром, делало пятнадцать узлов, так что рев бури отставал. Идти по ровной, широкой палубе было нетрудно.

Две пятисотваттные лампы заливали корму светом. Распластавшиеся на ложементах батискафы напоминали неведомых жуков-мутантов, поставленных охранять мерцающий между ними желто-зеленый контейнер.

Пересекая стофутовое пространство кормы, Уэббер оставался в тени. Скрючившись за батискафом у левого борта, он проверил, не наблюдают ли за ним с мостика, а потом осветил вспышкой одну из стенок контейнера.

Уэббер не представлял, сколько весит крышка бронзового ящика, но полагал, что наверняка больше, чем он сможет поднять в одиночку. При необходимости он мог использовать подъемный механизм одного из глубоководных аппаратов – большой стальной крюк, висящий на тали с электроприводом. Но возможно, крышка откидывалась на пружинах; может быть, существовал какой-то запорный рычаг или кнопка.