И девять ждут тебя карет - Стюарт Мэри. Страница 66

Я взяла Филиппа за руку, мы медленно и осторожно прошли позади постамента статуи, где несколько плакучих ив почти касались ветвями поверхности воды. Я отвела их зеленые пряди и внимательно осмотрела фасад дома. Ни одно окно не светилось, но над входной дверью, кажется, была лампа, освещавшая подъездную дорожку. Дверь была нам не видна, но свет с той стороны падал на усыпанный гравием полукруг перед домом и на кусты рододендронов. Здесь туман был едва заметен лишь в луче света, лежавшем, словно иней, на влажных листьях.

— Вот это окно на террасе, — тихо спросила я. — В какой оно комнате?

— В салоне. Там никто никогда не бывает. Кабинет дяди Ипполита наверху. Последнее окно. Там не видно света.

Я посмотрела вверх:

— Тогда боюсь, что он еще не приехал.

— Войдем?

Я задумалась:

— Где задняя дверь?

— На другой стороне. Возле консьержки.

— И возле Беппо? Не годится. И я сомневаюсь, что открыто хотя бы одно из окон. И входная дверь освещена... Нет, Филипп, я считаю, нам надо подождать. Как ты думаешь?

— Да. Я... машина!

Он крепко, до боли, ухватил меня за руку. Дорога лежала справа от нас, не больше чем в двадцати ярдах. По ней двигалась машина, замедляя ход. Взвизгнули тормоза. Хлопнула дверца. Быстрые шаги. Звонок. Оглушительный лай. Через мгновение мы услышали скрип отодвигаемого запора. Мадам Byату поспешно открывала ворота.

Филипп ухватил меня за руку еще крепче:

— Дядя Ипполит!

Из-за кустов до нас донесся мужской голос.

— Нет, — тихо сказала я.— Рауль.

Холодная ручонка Филиппа дернулась в моей ладони. Я услышала, как консьержка сказала невыразительным голосом, громко, как обычно говорят глухие:

— Нет, мсье. Ничего, мсье. Не напали на след?

— Нет, — коротко ответил Рауль. — Вы уверены, что они не могут быть здесь? Не сомневаюсь, они должны были направиться сюда. Задняя дверь заперта?

— Нет, мсье, но она видна из моего окна. Там никто не проходил. И никто не прошел через ворота. Я в этом уверена.

— А окна?

— Все закрыты, мсье.

— Никто не звонил?

— Никто.

Наступило молчание. Я слышала только, как билось мое сердце.

— Все равно, — сказал он. — Я осмотрю все вокруг. Оставьте ворота открытыми, пожалуйста. Я ожидаю с минуты на минуту Бернара.

Снова молчание и громкие удары сердца. Потом мотор заурчал, и лучи фар медленно повернули в сторону, осветив блестящие листья рододендронов. Рауль подъехал к двери дома, остановился, заглушив мотор, и вышел из машины. Я слышала, как он взбежал по ступенькам и дверь за ним захлопнулась. Беппо все еще тихо подвывал и ворчал. Консьержка что-то крикнула ему из сторожки, и через несколько секунд он замолчал.

Филипп почти конвульсивно сжал мою руку. Я посмотрела на него. Маленькое личико казалось неясным белым пятном с бездонными черными пятнами глаз.

— Спрячься за статую, — шепнула я. — Наверное, он сейчас зажжет свет в доме.

Не успела я сказать это, как окна салона вспыхнули яркими прямоугольниками и свет вырвался с террасы на лужайку. Мы все еще были в тени. Спрятавшись за статую, мы старались не шевелиться. Это была статуя обнаженного мальчика, наклонившегося, чтобы посмотреть на себя в бассейн, — жеманный, изысканный Нарцисс, погруженный в себя, поглощенный собой...

Одно за другим вспыхивали окна, потом снова гасли. Мы следили за ними глазами: яркий свет — потом темнота, и так по всему дому. Но окна, выходящие на террасу напротив нас, и балконная дверь оставались освещенными. Наконец во всем доме, кроме салона, стало темно. Рауль подошел к балконной двери, открыл ее и вышел на террасу. Его тень словно прыгнула на лужайку и достигла края бассейна. Несколько минут он стоял на террасе, глядя в темноту. Я легонько положила руку Филиппу на голову и немного пригнула, чтобы свет случайно не попал ему на лицо. Мы съежились, как могли. Я прижалась щекой к каменному пьедесталу. Он был холодным и гладким и пах сыростью. Я не осмеливалась поднять голову и посмотреть на Рауля. Я смотрела на его тень.

Вдруг она исчезла. В то же мгновение я услышала, что к дому быстро подъезжает еще одна машина. У ворот зажегся свет, салон погрузился в темноту. Я подняла голову и прислушалась.

Шаги по гравию дорожки. Голос Рауля на террасе:

— Бернар?

— Мсье?

Бернар быстро вышел из-за угла дома.

Послышались шаги Рауля, спускающегося по ступенькам террасы. Он сказал так же коротко и резко, как говорил с мадам Вуату:

— Есть что-нибудь новое?

— Нет, мсье, но...

Рауль тихо выругался:

— Вы возвращались в хижину?

— Да. Я их не нашел, но они там были, клянусь вам, они...

— Конечно были. Тот англичанин просидел там почти до двенадцати часов ночи. Я это знаю точно. Они пошли к нему. Вы узнали, где он?

— Он еще не вернулся. Он уехал с другими альпинистами в Руссель, они еще там. Но, мсье, я все пытаюсь сказать вам... Я только что звонил домой, и мне сказали, что она звонила ему в «Кок Арди». Она...

— Звонила ему? Когда? — быстро спросил Рауль.

— Примерно полчаса назад.

— Черт возьми! — Он шумно перевел дыхание. — Откуда она говорила? Эти болваны догадались спросить?

— Да, конечно, мсье. Они слышали от Жюля об этом скандальном случае, понимаете, мсье, и...

— Откуда она звонила?

— Из «Сан-Флер», из Эвиана. Они сказали...

— Полчаса назад?

— Не больше сорока минут назад.

— Значит, англичанин ничего не слышал. Он, наверное, еще со своими альпинистами. Они еще не встретились.

Он быстро отвернулся и пошел по дорожке. Бернар последовал за ним. Голоса их удалялись, но я расслышала его слова:

— Немедленно отправляйся в Эвиан на этой машине. Я тоже поеду. Мы должны найти их, быстро. Слышишь? Должны найти.

Бернар что-то сказал мрачным тоном, словно пытаясь оправдаться, и Рауль грубо обругал его. Потом они зашли за угол и их не стало слышно. Через мгновение я услышала, как заурчал мотор «кадиллака», и фары описали широкий полукруг света на дорожке. Беппо снова залаял. Мадам Вуату, должно быть, вышла из сторожки, услышав приближение второй машины. Я услышала, как Бернар разговаривает с ней и она ответила ему по обыкновению очень громко и визгливо, так что я могла ее расслышать:

— Он сказал, что будет здесь в двенадцать. В двенадцать самое позднее.

Потом Бернар тоже уехал. Я подняла голову с холодного камня и обхватила рукой Филиппа. Филипп взволнованно прошептал:

— Он приезжает в двенадцать. Вы слышали?

— Да. Сейчас, наверное, немного больше девяти. Нам придется ждать всего около трех часов, малыш. А они поехали искать нас в Эвиане.

— Он спустился с лестницы на террасе. Балкон должен быть открыт. Войдем?

Несколько секунд я молчала, потом устало ответила:

— Нет. Еще три часа. Давай не рисковать. Вернемся и запремся в том домике у пристани.

Домик казался еще менее уютным, чем раньше. Филипп на минуту исчез, прошел вдоль задней стены и скоро вернулся, с видом победителя размахивая ключом.

— Молодец! — похвалила я мальчика. — Показывай дорогу, кролик!

Он осторожно поднялся по крутой лестнице, ведущей к двери, возвышавшейся над маленькой пристанью, где у самого берега стояло несколько лодок. Ступеньки были мокрые и скользкие, заросшие мхом, и я боялась, что мы свалимся в воду. Дойдя до двери, Филипп наклонился, и я услышала, как заскрипел ключ в замке. Взвизгнув на петлях, дверь открылась. Перед нами зияло темное пространство, откуда веяло пылью и холодом запустения.

— Вот так убежище! — сказала я с деланным восторгом, который, как мне казалось, нисколько не обманул Филиппа. Потом я осторожно включила фонарик.

Слава богу, здесь было сухо. Но это было единственным преимуществом этого помещения — мрачной черной коробки, пыльного склада всякого мусора, прошлогодних сломанных игрушек, напоминающих о прошедших летних днях. Потом я узнала, что неподалеку, на набережной, когда-то была зацементированная площадка, служившая пляжем семейству Вальми. Здесь были беспорядочно свалены разные вещи, которые выглядят такими заманчиво яркими в июньский полдень: складные кресла и шезлонги, огромный пляжный зонт из оранжевой с алым парусины, какие-то непонятные предметы, грязные и свернутые, которые могли быть надувными подушками, огромная резиновая утка, похожая на колбасу резиновая лошадь в темно-синих яблоках...