Больше, чем страсть - Алюшина Татьяна Александровна. Страница 13

– Ну что, готовы?

– Да, – улыбаясь подтвердила она и наконец поинтересовалась: – Мы на лыжах пойдем?

– На лыжах. Тут хорошая тропа, виды классные. Поднимемся на холмы, – и поторопил: – Идемте, выберем вам ботинки и лыжи.

Это было здорово!

И хоть морозец пощипывал, перевалив за пятнадцать, но они шли ходко, споро, взяв один темп: для Надюхи ничего так, с нагрузочкой, для Казарина прогулочный – он бы и вперед ушел, но сдерживался, было видно, что для него темп низковат.

Надя предложила на прямом участке пойти наперегонки. Безнадежно проиграла, но хохотала, когда Казарин, вырвавшись далеко вперед, встретил ее за поворотом снежками, и сразу же включилась в игру, сбросила лыжи и начала обстреливать его в ответ. Нахохотавшись, наигравшись, они продолжили забег, выехали на холмы, остановились, любуясь открывшейся величественной панорамой леса, уходящего за горизонт, и зажатым между небольшой речушкой и лесом с трех сторон полем. За рекой лежало еще одно поле, тянулся лес, возле него – уже еле видные очертания домов какого-то поселка, над которым поднимались тонкие столбики дыма.

Возвращались они молча в гораздо более резвом темпе, который задал Казарин, объяснив, что немного не рассчитал со временем, так что сейчас начнет темнеть, а к дому они и вовсе в темнотище выйдут. Но ничего страшного, там уже по прямой и колея протоптанная, не заблудятся.

И действительно, быстро как-то подступила темень, и Надя шла за Казариным, чуть подсвеченные снизу деревья и дорога казались в снежном мареве миражом, и было ей бесшабашно и почти счастливо.

Полное, безграничное счастье наступило чуть позже.

Коля их уже высматривал у ворот, специально фонарь зажег, чтобы туристы неугомонные видели ориентир, и даже немного поворчал, что припозднились – опасно в лесу ночью. А они смеялись бесшабашно от возбуждения, удальства и радости, что дошли и уже в доме, в тепле.

А потом был роскошный ужин, который приготовил им Николай из тех продуктов, что привез с собой Казарин – семгу на гриле, запеченные картофель и грибы, овощной салат. Сервировал стол управляющий заимки, пока гости переодевались и приводили себя в порядок, подал ужин, когда спустились в гостиную. Затем, попрощавшись, ушел к себе в домик, стоявший особняком в конце участка у самого леса.

Надя и Даниил остались вдвоем, и Надюха только сейчас четко осознала, что будет дальше. Почему-то до сих пор она не думала о том, почему Казарин привез ее сюда, и полагала, что, может, еще какие гости приедут, а оказалось…

Он разлил в бокалы вино, поднял свой и предложил формальный тост:

– Ну что, с Новым годом? – сделав особый нажим на слове «новым», обещающе посмотрел на девушку.

– С Новым годом, – с легким нервным придыханием ответила Надюшка, чувствуя разливающийся в теле жар, отозвавшийся румянцем.

Чокнулись, отпили, глядя друг другу в глаза, из бокалов, и Казарин разорвал этот кокон интимных недоговоренностей и намеков банальным вопросом. Мол, знает ли Надя, как празднуют Новый год в Китае, и беседа приняла почти светский тон.

Наверное, было вкусно, но Надюха так нервничала и притом старалась демонстрировать спокойствие и ровность, что практически не чувствовала вкуса еды и не понимала, что вообще ест. А потом Казарин предложил переместиться к камину, прихватив с собой бокалы. Она села на диван, но он покачал головой и скинул пару больших подушек на пол, на пушистый ковер.

– Давайте, здесь посидим, чтобы было уютней разговаривать и смотреть на огонь.

Она кивнула, села рядом с ним, но разговаривать они не стали. Казарин, отпив вина, не отводя взгляда от девушки, отставил бокал на журнальный столик и сказал низким эротичным, обещающим все самое жаркое голосом:

– Сейчас я тебя поцелую, и мы наконец перейдем на «ты».

Он забрал из ее вмиг ставших безвольными пальцев бокал и отставил туда же, на столик.

Но целовать сразу не стал.

Надя смотрела на Казарина и не могла двинуться, словно он наложил на нее заклятье неподвижности, и сердце грохотало в груди громко и часто, внутри что-то сжималось от ожидания и предчувствия, и дышать стало трудно и жарко… Даниил медленно-медленно протянул руку, еле касаясь, провел пальцами по губам Нади, подбородку и вниз по шее, чуть погладил ключицы и так же неспешно, не отводя взгляда от ее глаз, начал расстегивать пуговички на ее блузке.

У Надюхи барабанило сердце, пылали щеки, кожа стала невероятно чувствительной, и маленькие электрические зарядики разлетались от кончиков его пальцев по всему ее телу, а она тонула, тонула в его взгляде. Он расстегнул последнюю пуговку, медленно снял блузку, откинул куда-то в сторону и, поглаживая пальцами грудь над краем лифчика, завел вторую руку Наде за спину и расстегнул застежку. Затем очень медленно, подчеркивая каждое движение, снял с нее бюстгальтер, тоже откинул в сторону и перевел взгляд с ее глаз, в которые смотрел не отрываясь все это время, на ее грудь.

– Очень красивая, – просмаковал он низким, сводящим с ума голосом, – великолепная. Роскошная.

Медленно придвинулся к девушке, накрыл ладонью ее грудь, склонил голову и только теперь, так же подчеркнуто медленно поцеловал. И Надюха по-ле-те-ла! И пропала!

Это было так головокружительно, так отчаянно прекрасно! Она плавилась, растворялась в этом поцелуе под чувственными пальцами Даниила, гладившими, играющими с ее грудью, и уже ничего не соображала. Он передвинул ее поудобней, и Надя не заметила, как оказалась совсем голой, поняла это только, когда Казарин отстранился от нее и стал рассматривать восхищенным и каким-то удивленно-задумчивым взглядом, словно увидел нечто необычайно прекрасное.

– У тебя удивительная фигура, совершенно несовременная, очень женственная, великолепная и кожа необыкновенная, прямо светится, шелковистая, как бархат, – творил волшебство своим голосом Казарин.

А Надя вдруг засмущалась на мгновение – она-то всегда считала себя несколько полноватой, по крайней мере более упитанной, чем все ее подруги. И сейчас эти слова Даниила, то, как он смотрел восхищенным одобрительным мужским взглядом, перевернули что-то в сознании, наполняя Надю женской гордостью и смелостью и какой-то радостью, что она именно такая, какая есть. И удивительным чувством свободы!

– Ты одет, – шепотом напомнила Надюшка. – Это нечестно.

– Я успею, – пообещал Даниил.

Снова придвинулся, обнял и поцеловал гораздо более настойчивым и горячим поцелуем. И гладил, ласкал, уложив Надю на спину, и она снова провалилась в эти невероятные, дурманящие ощущения, желания и не заметила, как разделся он, лишь увидела на мгновение его прекрасное, гибкое тело, прежде чем он опустился на нее, продолжив свое колдовство руками, губами, жарким шепотом…

И потерялась, растворилась в их объятиях и просила его о чем-то, торопила и громко вскрикнула от неожиданной боли, когда он, наконец, вошел в нее. А он замер, откинул голову, посмотрел, внимательно, вглядываясь ей в лицо.

– Что случилось? – шепотом спросила Надюшка.

– Это я у тебя должен спрашивать, – усмехнулся Казарин.

– Ничего, – удивленно уверила она и повторила: – Ничего.

– Ладно, потом, – что-то непонятное сейчас для нее ответил Даниил и снова поцеловал.

И они понеслись!

Он что-то говорил ей жарким шепотом – слова не имели значения, но тембр его голоса сводил ее с ума, и она отвечала стонами, двигаясь в унисон с его телом, куда-то спешила, звала, просила, совершенно потерявшись в этом мужчине и в том, что дарили они сейчас друг другу…

Потом они лежали неподвижно, и Надюха через плечо Казарина смотрела на догорающие в камине дрова и смаковала по капле свое великое, нереальное счастье. Даниил перекатился на бок, подпер голову рукой, рассматривал Надю долго, внимательно, думал о чем-то, хмурился, а она глядела на его лицо, поражаясь, насколько родным оно стало, словно Надя всю жизнь знала этого мужчину, словно привыкла и миллион раз целовала каждую его некрасивую черточку.