Мистерия (СИ) - Мелан Вероника. Страница 55

Хватит. За последние несколько часов он успел дважды попасть в ловушку, из которой выбирался только благодаря щиту и обретению (мать его, в такой-то дыре!) душевного баланса с помощью дыхательных практик, трижды видел нечто похожее на собственного отца (поразительно, но в Криале он вспомнил его лицо) и даже один раз успел использовать один световой шокер — безуспешно, впрочем. Вспышка света лишь на несколько секунд отогнала безглазую тварь, которая следовала за ним по пятам, кажется, целых пару часов. Потом (разбери ее логику?) все-таки отстала, но он все еще оборачивался и проверял, не ползет ли, пытаясь уцепиться за его следы на песке, уродливый монстр?

Несколько раз Коридор прямо перед его лицом создавал живописные картины: озерный берег, палатку у водопада, проселочную дорогу с растущими по краям колокольчиками и даже стены родного дома — выуженный из памяти насиженный диван, экран телевизора и трехногий столик, на который так удобно было водружать пивную кружку, — но Лагерфельд не поддавался. Едва завидев светящиеся манящие объекты, чем бы они ни были, тут же сворачивал в сторону и подолгу шел куда-то вбок. Терял направление, если оно вообще существовало, плутал, возможно, ходил по кругу.

Но, если Коридор выдвигает на пути препятствия, значит, иду правильно, — так он полагал. Полагать иначе было губительно для психики; вокруг за долгие часы пребывания не появилось ничего мало-мальски напоминающего настоящий — одушевленный или нет — предмет.

— Срань Господня. — Несколько раз повторял он в моменты отчаяния, а между ними все пытался вспомнить, откуда выудил эту фразу? Вроде бы не от Бернарды — та ругалась редко и не так воодушевленно — значит, снова из недр дремавших слоев сознания, возможно, из собственного прошлого.

Так говорил отец, в какой-то момент сообразил Стив. Отец. Он ругался этим словосочетанием на всех недостойных людей, коих в его жизни было предостаточно, но, помимо наличия странного словосочетания и отцовского лица, которое то проявлялось, словно помещенная в проявитель карточка, то вновь таяло, память связанных событий не выдавала. Ни где жил, ни кем был, ни как выглядел отчий дом — ничего. Наверное, это еще всплывет — много чего всплывет, еще не вечер…

Насколько сильно Коридор желал от него избавиться, настолько же сильно док желал обратного. Уйти всегда успеется, помереть тоже, а вот добиться хоть какого-то результата — это вам не пару кедровых шишек сощелкать! Это надо постараться, выложиться, устоять. И он пер вперед.

Окровавленный Дэйн показался впереди еще час спустя. Рваная одежда, сочащиеся порезы, страшные на вид раны и почерневшее от вен, как прежде у Баала и Канна, лицо.

— Друг, помоги…. Они меня почти доканали…

И голос совсем как у Эльконто.

Стив тут же проверил браслет — заряда осталось сорок восемь процентов.

— Дай мне браслет для эвакуации, мне нужно назад, я здесь не выживу…

Сука. У Криалы прекрасное чувство юмора и великолепные способности по вытягиванию из памяти путника нужных деталей. Про Дэйна знает, про браслет знает — все знает, погань мутная.

— Я умру здесь. Ты думаешь, я выбрался наружу вслед за Ани? Но я не выбрался. Они утащили меня под землю, высасывали что-то из тела… Помоги, ты же док! Дай браслет…

Лагерфельд сбросил с плеч оба рюкзака, опустился на землю, придвинул их ближе и уткнулся лицом в песок. Не смотреть, не видеть, не слышать. Не верить ни одному слову — настоящий Дэйн ушел из Коридора первым, у него все хорошо, он жив. А это… Это — не Дэйн. Это очередная, очень похожая на друга тварь — ловушка. И задышал равномерно и тихо.

Пульс сто сорок… Сто тридцать восемь… Сто тридцать четыре…

Еще три длинных вдоха.

— Ты решил бросить меня, да? Меня, Стиви?!

Нет. Не верить. Криала знает, что друг звал его «Стиви», потому что сам Стиви об этом знает, — все логично.

— Ты посмотри на меня, не прячься! Ты же видишь, я совсем плох. Ну, дай браслет, ведь все равно есть еще один. Тебе жалко? Жалко?! Я умру, и это будет на твоей совести…

Баритон звучал зычно, жалобно, знакомо — совсем как настоящий.

Доктор закрыл глаза, с силой зажмурился и принялся считать вдохи и выдохи с предельной концентрацией.

Он будет слушать и терпеть, терпеть и слушать, пока «псевдо-Эльконто» не сдастся. Или пока не иссякнет заряд щита. Или пока Криале не надоест его мучить…

В последнее Лагерфельд не верил, поэтому еще плотнее зажал кулаками уши, начал едва заметно раскачиваться из стороны в сторону и нудеть-напевать себе под нос незатейливую и однообразную, как в тюремном изоляторе, мелодию.

Тайра.

Она всерьез подумывала о том, чтобы вернуться.

В Рууре наверняка уже закат; за окном Кимова дома бредут с закрывающегося рынка прохожие — несут в корзинках яйца, хлеб, масло, крупы, — освещая сквозь пыльное окно дощетчатый пол, пробиваются косые лучи. Совсем скоро на двери торговца напротив звякнет навесной замок, и Линур, которого она никогда не видела — так и не удосужилась оторваться от чтения и выглянуть наружу, — пожелает Иссаку доброго вечера.

Привычка — великая вещь, и человеку даже при плохой жизни хочется оставить при себе хотя бы парочку — они дают иллюзию стабильности и размеренности. Ну и что, что город не настоящий, и она даже во сне спит не в доме Кима, а пребывает в Коридоре, зато присутствует ощущение течения времени. Низачем и вникуда. Но так сладко поет из камина зажженная трава, и так много интересного можно узнать из непрочитанных еще книг…

Целый день впустую. Ни желтоглазого путника, ни интересных встреч, ни ожидаемого столько часов кряду судьбоносного поворота.

Тайра утомилась. Конечно, можно прилечь на песке, как в старые «добрые», и подремать, а после снова двинуться в путь, но с каждой минутой она все меньше верила собственному сну. Не приходил Ким, наверное, не говорил ничего — то был морок. Или же обычный сон — не вещий. В четырех стенах все равно спокойнее, чем на бескрайнем туманном и вечно погруженном во мрак поле — там легко и безмятежно, там не приходится наблюдать за муарами, оттуда не слышно надрывных криков безымянных жертв — их глушит оболочка Архана.

Наверное, стоит повернуть назад.

Решение сдаться ворочалось медленно и тягуче, будто неохотно, но лишь только голову посетила мысль «ухожу» и Тайра вызвала в голове светящуюся карту, как совсем рядом буквально за секунду из тумана, преградив дорогу, вынырнул призрак.

— Где я? Где?… Мне удалось попасть в Нижний мир? Ведь это он?

Увидев Тайру, призрак оживился.

«Призрачиха, наверное. Так ее стоит звать? Ведь это женщина…»

Да, женщина. С длинными белыми волосами, узким лицом, черными глазами и нарисованной на лбу точкой. Дух носил длинную, обмотанную вокруг тела узорную ткань с оборками, гремел натянутыми на запястье кольцами и бренчал свисающими с длинной цепочки цацками. До неприятного шумный, надо сказать, призрак.

— Эй… местный житель! — Дама явно не знала, как обратиться к черноволосой девушке в драном тулу. — Это ведь Нижний Мир, правильно?

— Это Криала. — Тайра поморщилось. И чего они все такие назойливые? Не похоже, чтобы дама наяву спала, — скорее, проводила медитационный сеанс.

— Что? Криала? Что это?

— Коридор.

— Так я не в Нижнем Мире?

— Нет, вы до него не добрались.

«И хорошо. Только дурак отправится по собственной воле в Нижний мир. Оттуда так просто не уйдешь…»

— Не добралась? Вот промашка, чтоб Тулха мохнатый подавился собственным хвостом! Мне нужен дух Ишмы Дубархи, к нему пришли родственники, хотят поговорить. А я ведь обещала, что вызову его, но оказалась тут. Эй… жительница… А отсюда его вызвать можно?

— Не знаю.

Тайра развернулась и пошла прочь. Не хватало ей еще эгоистичной и не особенно умной ведьмы. Известно ведь: никто и никогда не тревожит мертвых, пусть даже за мешок золота. Мертвые проходят стадии очищения и перерождения, а если процесс прервать…