Волчья стая - Бушков Александр Александрович. Страница 44
– Мужики… – послышалось с нар.
Доцент, доселе не подававший признаков жизни, так что все о нем начисто забыли, приподнялся на локтях.
В лунном свете видно было, что по лицу у него текут слезы, а лицо искажено сумасшедшей надеждой. Он, конечно же, понимал, что никто его на себе не потащит, но надеялся на чудо, потому что больше не на что было надеяться. Тихо повторил:
– Мужики…
– Ну что уж тут… – негромко сказал Синий. – Ну, коли уж так… Судьба. – Он выдвинул барабан здоровенного «Айсберга», оглядел кругленькую обойму, подцепив ее ногтем. – Пульки резиновые. Если прижать к виску и нажать – будет то же самое, что и свинцовые девять грамм. Ничего лучше не придумаешь… – Он перегнулся на нары и положил револьвер рядом с Доцентом. – Только прошу тебя, как человека – погоди немного, а? Пока мы там все провернем. И все кончится. Все… Как человека прошу, не спеши…
И отвернулся к двери, махнул рукой. Остальные гуськом, стараясь ступать бесшумно, вышли следом за ним на веранду. На небе не было ни облачка, сияла луна, густые черные тени ближайших бараков кое-где накрыли проволоку и протянулись за ограду, заканчиваясь уже на свободе.
– Хорошо-то как, – прошептал Синий. – Удачно. В тени как раз и подойдем, во-он туда… Ну, живо!
Вокруг стояла совершеннейшая тишина без малейших признаков жизни. Цепочкой они перебежали неширокое открытое пространство, укрылись в тени последнего барака. Теперь от проволоки их отделяло метров тридцать. Тишина по-прежнему окутывала лагерь, возле ворот ослепительно сиял прожектор, направленный на них с вышки, – а больше электричество нигде не горело, и слышно было, как в тайге пронзительно, скрипуче, ритмично вскрикивает какая-то ночная птица.
– Все всё помнят? – в десятый раз спросил Синий. – По счету «три» лягаш с лосем – на рывок, остальные следом… Раз… два… три!
Вадим прекрасно понимал, что настала пора действовать, и знал, что другого шанса у него не будет. Мимо него пробежали все до единого, зачем-то пригибаясь, – и тогда он вспугнутым зайцем помчался направо, вдоль барака, выскочил в неширокую полосу белесого лунного сияния, вновь нырнул во мрак, уже не владея собой, – разум подсказывал, что лучше перебежками, а ноги сами несли к клубу, так, словно собирались выпрыгнуть из-под задницы и мчаться самостоятельно…
Сзади послышался громкий, нелюдской треск. Вадим краем глаза отметил высокую, пронзительно-синюю вспышку, не вытерпел, оглянулся на бегу. Еще вспышка, поменьше, чей-то отчаянный, тут же захлебнувшийся вопль – так орут в смертный час – и у ворот откликнулся громоподобным лаем кавказец, но прожектор погас, погас, погас!
Когда он подбегал к четко выделявшейся на фоне белой стены двери клуба, у ворот неуверенно трататахнул автомат. После секундной паузы раздалась уже длиннющая, на полмагазина, очередь. На ее фоне оглушительно бухнули ружейные выстрелы. Снова чей-то пронзительный вопль…
Но он уже приоткрыл дверь, сообразив все же, что сделать это надо осторожненько, тихонечко, ужом проскользнул внутрь, прикрыл глаза, чтобы они привыкли к здешнему мраку…
И полетел на пол от сильного толчка. За спиной скрипнула дверь, ворвалась полоса лунного света, тут же заслоненная шевелящимися тенями.
Он не успел испугаться – его тут же вздернули с пола, сжав глотку, в щеку уперлось что-то узкое, острое, над самым ухом яростно зашипел Синий:
– Где ход, паскуда? Глаза выткну! Где ход?
Сжимавшая горло пятерня разжалась.
– Ход где, пидер?
– Сейчас… – простонал Вадим, жадно глотая воздух. – Покажу…
Он уже видел, что вбежавших следом несколько.
– Живо!
Снаружи все еще грохотали выстрелы, временами длинно трещал автомат. Вадим бросился в угол, налетел боком на груду скамеек, не чувствуя боли, пнул по доске. В руке Синего вспыхнула зажигалка. Трясущимися руками Вадим отжал рукоятку вниз, до упора, чувствуя на затылке горячее дыхание, зашептал:
– Сейчас, сейчас…
Полностью присутствия духа он не потерял и собирался сделать все, чтобы его здесь «случайно» не забыли. Вставил доску на место, нагнулся, рывком запустил ладонь в щель, отвалил люк – и первым прыгнул вниз, в сырую темноту, спиной и задницей ударился о ступеньки и съехал по ним в подземный ход. Над головой вспыхнул колышущийся огонек зажигалки, застучали по ступенькам подошвы грубых ботинок.
Отскочив подальше, Вадим прижался к влажной стене. Вверху бухнула крышка люка, звонко защелкнулась пружина. Невысокий синий огонек, оказавшись в узком пространстве, осветил все вокруг примерно на метр. Теперь Вадим мог рассмотреть, что с Синим – Эмиль и Ника. Крышка люка словно бы напрочь отсекла все доносившиеся снаружи звуки. Синий кривился в жутковатой улыбке:
– Ах ты ж, сучонок… Великий комбинатор… Хитрожопый ты наш… Чего удумал, о чем молчал…
– Не подходи! – взвизгнул Вадим, вжимаясь в стену.
Огонек вдруг погас, Вадим ослеп. Тут же раздался шорох, к нему кто-то метнулся. Синий зашипел в ухо:
– Молчи, сука, не трону… Где кончается ход?
– В кухне, – прошептал Вадим. – В уголке, совершенно незаметно, если не знать…
Синий, вновь щелкнув зажигалкой, кинулся вперед, в конец хода. Послышался его приглушенный радостный вскрик:
– Все вроде в порядке…
Потом раздался тихий скрежет, пахнуло сквознячком. Тут же крышка упала, Синий вернулся бегом, возбужденным, горячечным шепотом сообщил:
– Тишина… И в самом деле кухня… Удалось, блядь, удалось, удалось, еще поживем… Посидим, подождем, пока кончится беготня, все равно решат, что мы уже по тайге драпаем, ни одна сука не почешется… Ах ты, сучонок, как же я чисто тебя вычислил… Я-то думал сначала, что ты такой спокойный оттого, что стукач, потом вспомнил: как-то странно ты исчезаешь и вовсе непонятно куда, и несет от тебя потом водкой и бабой, да вольной бабой, надушенной… И шел ты вовсе не от ворот – через ворота и в хорошие времена не выпускали… Шел ты совсем с другой стороны… Перезвиздели с Гришаном, Гришан тоже краем уха что-то такое слышал, насчет потайного хода… Вот мы с ним на пару и смекнули… – Он застонал от избытка чувств. – И не прошиблись, крестьяне, в точку…
Вадим немного успокоился, видя, что пока его не собираются уродовать. Спросил быстро:
– Что там?
– А полный успех, – тем же горячечным, отрешенным шепотом откликнулся Синий, словно в бреду. – Только вот мента нашего сразу током дернуло, скаканул ток по воде – и прямиком в ведро, оно ж железное, так что мусорок откинул ласты. Ладно, я ему шанс давал, плеснул бы малость порезвее, мог и выжить, такая у него была гнилая фортуна… Ну, лось махом снес пару рядков… – Он захлебывался, голос звучал весело, без малейшей враждебности, Синий приглашал абсолютно всех порадоваться своей хватке, мозгам и везучести. – Народишко, то бишь лось с той бабой, дружно ломанулся в дыру, тут пошла пальба, кого-то из них срезали, кто-то второй вроде бы и юркнул в лес, но дальше уж мы это кино не глядели, побежали за тобой. Решили, так оно надежнее. И правы оказались. Сейчас вертухаи начнут рыскать по лесу возле дырки, а сюда ни одна падла сунуться не догадается… Но ты гад… – протянул он со смешанным чувством восхищения и злобы. – Молчал и отсиживался, ловил момент…
– У каждого был шанс, – сказал Вадим, совсем успокоившись.
– Оно-то так… А если бы я не толкнул идею? Смылся бы один-одинешенек…
– А ты на моем месте что бы сделал? – спросил Вадим. – Ты мне брат? Или сват? Или отец родной?
– Ну, вообще-то, каждый и впрямь за себя… – протянул Синий без прежнего напора. – Так уж оно исстари… Умри ты сегодня, а я завтра… Но ты ж женушку бросил, кента бросил…
– После того, как они мне этакий сюрпризец преподнесли? – фыркнул Вадим.
Слава богу, теперь у него было надежнейшее оправдание…
– Тонкая ты у нас натура… – сказал Синий. – Ладно. Что будем делать? С одной стороны, надо бы посидеть часок, а с другой… Невтерпеж.
– Что, если кто-то все же ушел? – вслух предположил Вадим. – Даже если один-единственный… Собачка у них вряд ли ходит по следу, да и трудновато будет ловить кого-то ночью по чащобе… Я бы на их месте начал тут же, в хорошем темпе, сворачивать лагерь. Закрывать заведение. Понимаешь, про что я?