Дом для Странника (СИ) - Прутова Наталья. Страница 79
— Невероятно! Я даже не знал, что вы так любите его.
— Их, мы любим их обоих. Понимаете, только вместе с ней он стал настоящим. До ее появления, мы уважали и боялись его одновременно. А сейчас мы просто боготворим их обоих.
— Я понял, Жак. Жаль, что он не слышит тебя. Но я могу сказать тебе, что Кристоф очень ценил вас всех и перед тем, как все случилось, позаботился о вас, оставив специальные указания. Передай это всем, пожалуйста. И я бы хотел вечером попасть в их покои.
— Конечно, князь. Что вы хотите на ужин?
— А Поль все еще здесь?
— Конечно, мы не бросим Господина в беде.
— Отлично, тогда передай ему, что я хочу его фирменное заливное и шоколадный торт. Мы поговорим с тобой вечером, в их покоях.
Макс закрыл дверь за дворецким и устало опустился на стул. Они оставили в его комнате все как было. Он задумался о словах старого слуги. Невероятно! Только Кристоф мог вызывать в людях такую искреннюю веру и преданность. Но даже слуги заметили то, что так долго не хотел признавать граф: только вместе с Миледи он по настоящему становился самим собой. Придет время и Макс снова заставит Кристофа бороться за свою любовь, а не прятаться ото всех и вся в надежде сохранить Диане жизнь.
Атос стоял в тени тяжелой портьеры и пытался переварить только что подслушанную информацию. Ничего не получалось. По хорошему, его должен был переполнять законный гнев: он хозяин замка и его люди должны быть преданы ему. Но вместо этого он ощущал лишь благодарность и желание защищать их. Совершенно нелогично! Он вернулся в свою комнату, лег на кровать и уставился в книгу. Обычно так граф проводил свои дневные часы, дожидаясь того часа, когда увидит Анну за ужином и мечтая о том дне, когда сделает ей предложение. Только светские условности мешали ему сделать это раньше, слишком мало они встречались. Но уже через месяц он, наконец, сможет это сделать. В ее ответе он не сомневался.
Он беспокойно перевернулся на живот и вдруг понял, что валяться в постели и читать книгу у него нет никакого желания. Атос огляделся в поисках развлечения и вдруг понял, что никогда толком даже не обращал внимания на свою спальню. Он поднялся и начал внимательно рассматривать находящиеся в комнате вещи. Книги, по большей части экономика, история; не сильно забитый одеждой гардероб, стол с несколькими ящиками, пара шкафов со всякой всячиной.
Граф почти прошел мимо тяжелой шторы, когда случайно увидел лежащую в складках небольшую свернутую в рулон бумагу. Обычно на таких художники рисуют карандашом. Интересно, как она туда попала? Атос взял ее в руки и помедлил, прежде чем развернуть. Почему-то у него возникло ощущение, что он нашел этот листок раньше, чем должен был, и если он развернет его сейчас, то откроет ящик Пандоры. Любопытство оказалось сильнее. Ну что плохого может сделать простой лист бумаги?
Атос развернул рулон и увидел отлично выполненный карандашом рисунок лежащей на постели полуобнаженной девушки. Он облегченно выдохнул. Ничего страшного не случилось. Держа в руках рисунок, граф лег обратно на кровать и принялся его внимательно разглядывать. Однако чем дольше он вглядывался в изображение, тем больше ему казалось, что он знает эту девушку. Но откуда? И почему рисунок был спрятан в его спальне? Граф отложил его в сторону. Слишком много вопросов для одного дня.
Макс смотрел, как Анна строит ему глазки, и только диву давался! Атос этого даже не замечал, просто смотрел на нее взглядом влюбленного идиота и кивал каждому ее слову. Это было настолько неестественно и противно, что князь поначалу не знал, куда себя девать. Но потом заметил странную вещь: как только он начинал говорить что-либо, даже если просто отдавал приказание слуге, голова графа бессознательно, хоть на чуть-чуть, но поворачивалась в его сторону. И настроение, до этого пребывавшее на отметке абсолютного нуля, начало подниматься.
Князь разглядывал Анну. Очень красивая, длинные белокурые локоны до плеч, голубые томные глаза, очень бледная, почти белая кожа. Легкий британский акцент только добавлял ей очарования. И тем сильнее был контраст с ее голубыми глазами, в глубине которых была расчетливая жестокость. Ко всем и вся. За ужином, один из слуг неловко задел ее руку рукавом своего кафтана и вино в ее бокале чуть не выплеснулось на скатерть. Она ничего не сказала ему, просто подозвала распорядителя и что-то прошептала ему на ухо. Как оказалось позже, Анна приказала высечь юношу и отправить работать на конюшню. Пришлось на время отправить несчастного слугу в Шантийи.
И это было только начало. На стихийном собрании, получившемся, когда он попал, наконец, в кабинет Кристофа, князь наслушался таких историй по самые гланды. Высокомерное пренебрежение, жестокость, алчность- полный букет. Поначалу Анна скрывала свой настоящий характер и была необычайно мила со всеми. Но после того, как граф признался ей в любви, она посчитала спектакль оконченным и почувствовала себя хозяйкой в замке. Граф познакомился с ней через два дня после своего неудачного Дня Рождения. Ее лошадь понесла и он спас ей жизнь, остановив ее. Очень романтично.
Макс сдержал желание смачно выругаться. Только на его памяти Кристоф «спас от смерти» по крайней мере четырех благородных девиц, родители которых хотели женить его на своих дочерях. Он стоял в спальне Кристофа и смотрел на портрет, который сделал для них Веласкес. Однажды граф рассказал забавную историю про их знакомство и Макс не поленился и навестил великого художника. Он оказался отличным парнем, и они замечательно напились, вспоминая графа и принцессу.
А потом Диего показал ему оба портрета. Когда Макс увидел тот, против которого возражал Кристоф, то понял почему граф не хотел, чтобы Веласкес его рисовал. Ничем не прикрытая чистая и сильная любовь между Дианой и Кристофом была видна всем и каждому. Отдать обе картины Диего согласился только с условием, что когда парочка вернется, они обязательно погостят у него в гостях как минимум неделю и разрешат нарисовать их снова. Макс пообещал, надеясь, что после возвращения они его за это не прибьют.
В покоях графа висел первый портрет, тот на который они тогда согласились. На картине Кристоф стоял позади и чуть левее Миледи, обнимая ее за талию одной рукой, а вторую держа на эфесе любимой фамильной шпаги. Он был без камзола, в одной рубашке, бриджах и высоких сапогах. Его глаза были черны, а лицо светилось всеми любимой улыбкой. Миледи была одета практически так же, как он, только рубашка была явно женская, как и бриджи, красиво облегающие ее ноги. Она правым боком прислонилась к графу, обеими руками опираясь на изумительной красоты шпагу. Макс никогда не видел ее раньше. Как оказалось, ее сделали для Миледи по эскизу и под контролем самого графа на ее 18летие. Фамильная шпага графа лежала на каминной полке перед портретом, а оружие Миледи исчезло с тех времен, когда они тренировались год назад в последний раз. Как надеялись слуги, Диана забрала ее с собой в свой замок.
Но Макс знал, что в Шантийи ее точно нет, значит, она забрала ее с собой в Реальный мир. Это отлично, еще один повод для нее вспомнить. Макс был категорически не согласен с условием восстановления памяти у Дианы. «Только когда я скажу» — сказал тогда Кристоф. А если он не вернется, она так никогда ничего и не вспомнит? Может это и благородно, но никак не поможет в крайнем случае самому Кристофу. Поэтому, когда она уходила, он успел внести небольшую корректировку- «Когда ты увидишь его». Макс надеялся, что в ее мире сохранились хоть какие-то изображения Кристофа. Этого должно быть достаточно, чтобы она вспомнила все.
Две недели, прошедшие с момента возвращения Макса пролетели незаметно. Столько дел и вопросов нужно было решить, со столькими людьми поговорить! Как у Кристофа только хватало времени на что-то еще, кроме этого? Атос же почти не занимался делами, считая, что его участие в них совершенно необязательно. Все его время занимала Анна. Макс тяжело вздохнул-эта женщина выводила его из себя все больше. Она воровала драгоценности и столовое серебро, чтобы блистать в новых туалетах. И это помимо тех подарков, что дарил ей граф. Стоило признать, что прекрасный вкус в этом случае ему не изменил. Все драгоценности и безделушки, подаренные ей, были великолепны.