Дети любви - Мэй Сандра. Страница 24
– Ты опять меня обманул, Дик Манкузо! Ты, совратитель девиц…
– Это грязная работа… но кто-то же должен ее делать?
Морин прислонилась к дверному косяку и рассмеялась.
– Долго же я ходила за лимонадом! Когда я вас оставляла, вы готовы были придушить друг друга, но вот проходит несколько минут – и что я вижу?
Дик быстро перебил ее:
– Искусственное дыхание! Рот в рот, спроси любую медсестру. Старушке Рози стало плохо от жары, все же возраст, и она…
– Ах ты…
– Вот видишь, ей все хуже, уже судороги начались. Боюсь, не придется ли применить прямой массаж сердца…
Рози расхохоталась и сама обняла Дика. Морин хмыкнула.
– Ну искуситель! Даже и не знаю, выходить ли за тебя…
– Тебе сильно больно?
Прозвучавший голос мог бы принадлежать ангелу. Он был звонким, жизнерадостным и очень доброжелательным. Мэгги так удивилась, что немедленно открыла глаза.
Ангел действительно был. Небольшой такой ангел, с кудрявыми волосами цвета карамели и огромными глазами такого же цвета. Ангел стоял возле Мэгги и внимательно смотрел на нее.
– Привет. Я Ханна Кранц, мне семь лет, я живу в Чикаго, Солитьюд-Вэлли, 18675. А ты – Морин?
– Да… наверное. Привет, Ханна. Рада тебя видеть.
– А ты ничего, красивая.
– Ты тоже, Ханна.
– Правда, что ль? Ты считаешь, я похожа на эту… как ее… Прынцессу?!
– Очень! Только еще лучше.
– Ух ты! Здорово. Папа говорит, прынцессов не бывает.
– Бывают, еще как.
– Мне чего-то никто еще так не говорил.
Мэгги лукаво улыбнулась. Простодушный ангел, похоже, был всерьез озадачен отсутствием в своей жизни заслуженных комплиментов.
– Знаешь, Ханна, тебе так не говорили… потому что ты живешь в доме с двумя мужчинами.
В глазах ангела загорелась надежда.
– Серьезно?
– Ну конечно! Мальчишки ведь никогда не замечают, что рядом с ними живет настоящая красавица. А если и замечают, то боятся сказать об этом вслух.
– Мой папка – самый смелый! Он ничего не боится. Он сразу про тебя сказал – красивая.
Щеки Мэгги вспыхнули.
– Ну… очень мило с его стороны.
Безжалостный ангел одним махом отмел все достижения дипломатии за несколько веков.
– Я так думаю, мой папка в тебя влюбился. Ты ему нравишься. Мне ты тоже нравишься, даже очень.
– Ханна, знаешь что?
– Чего?
– Ты мне тоже ужасно нравишься. Давай будем друзьями?
– Ух ты! Ты правда будешь дружить со мной? Обычно взрослые не дружат с ребенками.
– А я дружу. Ты мне очень нравишься.
Ханна немедленно обняла Мэгги за шею и прижалась так, как умеют прижиматься только маленькие дети – всем телом, доверчиво и сильно. Мэгги осторожно обняла худенькие плечики здоровой рукой, чувствуя, как теплеет на сердце.
Потом Ханна помогла ей встать с постели и повела осматривать комнату. Как оказалось, это была ее собственная спальня. Мэгги зачарованно оглядывалась по сторонам. Большая светлая комната с громадным окном была оклеена солнечными желтыми обоями, колыхались от ветра белые занавески, на полу лежал мягкий ковер. На столике разместилась небольшая, но очень хорошая коллекция фарфоровых кукол, на полочках небольшого книжного шкафа стояли превосходные издания детских книг, многие из которых Мэгги и Морин обожали в детстве. Одним словом, это была чудесная, простая, любовно обставленная спальня маленькой девочки.
– У тебя очень красивая комната, принцесса Ханна.
– Ага. Это мой папка все придумал. Он и обои сам поклеил, раньше были уточки, но уточки глупые. А так – всегда солнышко.
Пока она щебетала, Мэгги попробовала осторожно пройтись по комнате одна, без поддержки своей маленькой подружки. Голова кружилась, но не очень сильно, ноги еще казались немного ватными, однако в целом Мэгги чувствовала себя неплохо. Ханна распахнула дверь и вывела Мэгги в гостиную с громким воплем:
– Смотрите, кто проснулся!
Бен выглянул из кухни, улыбнулся Мэгги и привычно провел узкой ладонью по идеальному пробору гладких волос. Мэгги изумилась – даже у себя дома он был одет все в то же сочетание белого и темно-синего, и волосы были так же тщательно зачесаны назад и смазаны бриолином.
– Как ты себя чувствуешь, Морин?
– Гораздо лучше, спасибо, Бен. Извини, что доставила столько хлопот. Я вызову такси и…
– Даже слышать не хочу! Мы все не хотим. Ты должна остаться на ужин. А потом мы все вместе отвезем тебя домой.
Ханна выразила свое согласие с решением отца, крепко стиснув руку Мэгги, и немного попрыгала от избытка чувств. Мэгги улыбнулась в ответ. Действительно, куда ей теперь торопиться? Любимый мужчина обещал с ней разобраться в рамках закона, сестра ее убьет, с обеих работ ее поперли, телевизор включать бесполезно, проще просто посмотреться в зеркало. Гораздо лучше провести этот вечер в кругу любящей и счастливой семьи. Пусть и чужой.
– Ну, если вы оба настаиваете…
Отец и дочь переглянулись с явным облегчением, и Мэгги заметила, как они похожи. Тонкие черты лица, выражение глаз…
– Хочешь чего-нибудь? Лимонад, чай со льдом…
– Нет, спасибо. Я чувствую себя прекрасно. Не беспокойся, пожалуйста.
Она была здорово смущена заботливым вниманием Бена, но старалась скрыть это, чтобы не смутить и его. Он был так добр к ней, и Ханна…
Бен недоверчиво покачал головой, но смирился и исчез за дверью кухни. Мэгги стала осматриваться в гостиной.
Все здесь было очень практично, неброско, аккуратно и симпатично. Кремовые шторы, уютный персиковый диван, светло-коричневые стены – комбинация оттенков успокаивала глаза и душу.
Ханна усадила гостью на диван и принялась показывать ей фотографии на стене. На всех карточках были изображены в основном Ханна и ее старший брат, а также Бен и его погибшая жена. В самом центре помещалась большая фотография, на которой вся семья была в сборе.
Из гостиной стеклянные раздвижные двери вели в небольшой внутренний дворик, заросший зеленью, и там Мэгги увидела золотистого ретривера, упоенно игравшего с красным мячиком. В этот момент в комнату вошел мальчик, которого Мэгги узнала по фотографиям на стене. Сын Бена был уменьшенной копией отца – отглаженная белоснежная рубашка, темно-синие брючки и аккуратно зачесанные назад волосы. Он слегка поклонился, являя прекрасные манеры, и без всякого смущения представился:
– Я Джозеф. Позвольте предложить вам подушку для больной руки.
Она была сражена этой галантностью и ошеломленно наблюдала, как Джозеф ловко и непринужденно подложил ей под забинтованную руку небольшую мягкую подушечку. После этого они с Ханной принялись наперебой развлекать Мэгги рассказами о школе (Джозеф) и балетных классах (Ханна), а потом к ним присоединился Бен, поведавший Мэгги о своих планах перестроить прихожую и немного расширить сад. Из кухни доносился аромат мяса, запекавшегося в духовке, Тим бдительно следил за его приготовлением, и Мэгги постепенно погружалась в уютную и безопасную атмосферу этого дома.
Правда, ее мысли то и дело уплывали к Чико Пирелли и к их постоянным перепалкам, но Мэгги убеждала себя, что это все из-за анальгетиков. Уютный дом семьи Кранц был олицетворением тихого и безмятежного покоя счастливой семьи, тем самым «простым счастьем», о котором мечтала Мэгги. Что ж, если повезет, когда-нибудь и у нее будет такой дом.
Ужин был приготовлен без изысков, но с душой. Баранья нога была сочной и душистой, манеры детей удовлетворили бы любой великосветский раут, Бен был до умопомрачения внимателен и заботлив. Он даже десерт успел приготовить, яблочный пирог.
Бен приступил к мытью посуды, когда за окном раздался рев мотора, и Джозеф, подбежавший к окну, удивленно воскликнул:
– Папа, у нашей двери остановился какой-то дядька!
Мэгги начисто забыла о больной руке, в панике попыталась вскочить и оперлась на нее. Боль немедленно пронзила ее до самого плеча, слезы выступили на глазах, она побледнела и опустилась обратно на диван, а Бен Кранц, проигнорировав настойчивый звонок в дверь, кинулся к ней с таблеткой обезболивающего и стаканом воды.