Игуана - Миронов Георгий Ефимович. Страница 2

– Удивительно – как эта большая ящерица похожа на сказочного дракона. Того самого, которого на многочисленных русских иконах поражает Святой Георгий. И сейчас, здесь, слегка перекусив легкомысленной стрекозой, она словно ждала своего Святого Георгия. Не для того, чтобы бежать от его карающего копья, а для того, чтобы сразиться с ним. И, кто знает, может, иконы не правы, и в том бою победила игуана?

В мангровых зарослях Егор вначале ощутил, а затем и увидел какое-то шевеление, неуловимое движение.

– Можно так сказать: «Увидел шелест»? – задался он академическим вопросом. Наверное, можно: шелест – слово, передающее звук. Но ведь шелест это и движение. А движение можно увидеть.

Он вначале увидел движение тонких ветвей мангров, затем поймал глазом и цветовое несовпадение. Сквозь заросли буквально просачивалась крупная змея с небольшой тупоносой головкой, украшенной черно-зелеными разводами. Такие же полосы, насколько это можно было различить на расстоянии, украшали и её мускулистую, упругую спину.

Егор проследил глазами движение змеиного тела и в русле этого движения, проведя мысленно прямую линию, метра на два выше сидевшей на дереве игуаны увидел едва заметное в ветвях гнездо тапиолы – довольно крупной птицы, обитавшей в мангровых зарослях.

– Боюсь, подруга, тебе уже там ничего не светит, – мысленно ухмыльнулся Егор.

Еще в первое мгновение, увидев большую игуану на ветви дерева, он заметил прилипшую к её пятнистой толстой груди скорлупу, и сделал простой вывод о том, что, вероятно, до того, как закусить «салатом», игуана перекусила яйцами из расположенного неподалеку гнезда. Так оно и вышло. Вот и гнездо. Змея, поедая яйца, не оставляет следов: она заглатывает яйцо, даже большое, словно одевая себя на него. Потом сдавливает мышцами скорлупу, содержимое яйца усваивается, а скорлупа выбрасывается спустя некоторое время через анальное отверстие. Игуана же, поглощая яйца, может и «наследить».

– А если есть следы, преступление будет раскрыто, – усмехнулся Егор, осторожно шевеля веслом так, чтобы лодка застыла на месте, не продвигаясь против слабого течения вперед, но и не позволяя этому слабому течению снести легкое судно назад.

Ему хотелось досмотреть до конца представление, словно специально для него устроенное всегда неожиданной и непредсказуемой Природой в джунглях Британской Гвианы.

Однако то, что случилось, и представлением назвать нельзя было. Все произошло так быстро, что если бы Господь-сценарист решил предложить некоей фестивальной публике снятый по этому сюжету фильм, его бы освистали.

Где медленный, захватывающий пролог, где динамичная кульминация, где берущий за душу эпилог? Где раскрытие характеров героев, наконец?

Герои этого предложенного гвианской мангровой зарослью «кина» действовали столь стремительно, что если бы Егор не начал следить за развитием событий заранее, он мог бы ничего не заметить и проплыть мимо этой кровавой драмы.

Угольно черная, с зеленовато-желтой головкой и ярко-желтым хвостом (ее так и зовут – желтохвосткой) змея бесшумно скользнула с верхней ветви мангра на ствол дерева и стремительно направилась к кроне, сосредоточенно глядя вперед, на чарующе аппетитно темнеющее на верху гнездо, где, как она полагала, её ждали четыре крупных, покрытых мелкими рябинками яйца.

Казалось, огромная бородавчатая игуана, перекусив листьями и стрекозой, мирно спит, и желтохвостой змейке удастся прошмыгнуть мимо неё незаметно.

Не тут то было.

Вместо того, чтобы приоткрыть почти закрытое бородавками тяжелое веко и шепнуть товарищу по классу земноводных:

– Не ходи туда, подруга, там нечем поживиться. Я все забрала…

Вместо того, чтобы остановить змейку или, на худой конец, продолжать дремать, предоставляя подельнице самой убедиться в том, что гнездо пусто, гигантская игуана бесшумно раскрыла узкие губы, вытянула крупный, липкий язык и, выстрелив им в голову змейки, притянув извивающееся тело к своей бугорчатой туше, заглотнула голову желтохвостки.

Тело змеи повисло в воздухе. Она предпринимала неимоверные усилия, размахивая ярко-желтым хвостом, пытаясь вырваться из пасти игуаны.

С таким же успехом можно было попытаться вырваться из-под парового катка.

Челюсти игуаны были сжаты, но она время от времени чуть приоткрывала рот, снова захлопывала его как компостер, и с каждым таким укусом-глотком тело змеи продвигалось все дальше в пищевод чудовища.

Описание этого события занимает несколько строк в книге, на самом же деле все заняло доли секунды. Ярко-желтый хвост в последний раз мелькнул на фоне зеленой листвы дерева, и наконец скрылся в пасти игуаны.

Все было кончено.

– Хорошо пообедала, – услышал Егор голос проводника Байвенга, – теперь долго может не кушать.

– Как долго? – переспросил Егор.

– До вечера, – подумав, заметил проводник. И тут же добавил неуверенно, – если не проголодается. Очень большая. Я таких больших в лесу и не видел. В зарослях игуан много. Эта – самая большая.

…Течение реки и мощные гребки Егора и Байвенга сделали свое дело.

Через полчаса они были в деревне.

Спал Егор крепко, но время от времени посыпался в холодном поту. Ему снилась гигантская игуана с торчащей из плотно сжатого рта лапкой стрекозы, извивающимся змеиным телом с желтым хвостом и куском яичной скорлупы, приставшим к бугорчатой коже груди. Он засыпал, словно проваливался в бездну, и, вскоре, снова просыпался – перед ним была широко открытая пасть игуаны, ярко-розовая, с черными разводами неба, и ему казалось, что липкий язык гигантской ящерицы суетливо ерзает по лицу, как бы пытаясь втянуть его голову в широко раскрытую розовую пасть.

Наконец он очередной раз нырнул в черную бездну сна и до утра больше не просыпался.

Проснулся весь мокрый от сладкого липкого пота. Безумно чесалась правая нога – во время сна она, пробив марлевый полог, свесилась с постели и была, должно быть, нещадно искусана какой-то летающей мерзостью типа москитов или комаров.

Одно время у них в Строгино жителей микрорайона донимали подвальные комары. Как уж они там плодились-размножались, ему было неизвестно. Он по другой части, как говорится, работал. Но просачивались, проникали эти подвальные комары в жилые помещения и жалили безжалостно спящих граждан. Не помогали ни химические, ни механические средства борьбы с ними. Каждый вечер Егор, не переносивший комариных укусов и страшась бессонной ночи, обходил квартиру с табуреткой и свернутой газетой «Частная жизнь». Газета для экзекуции была выбрана, исходя из толщины (ассоциация первого ряда) и кровавости описываемых в ней событий в криминальных очерках работников прокуратуры (ассоциация четвертого ряда). Причем Егор выбирал такой номер, в котором был напечатан очерк его друга полковника Бобренева, и старался попасть по комару аккурат мордой героя очерка «Упырь» преступного авторитета Сени Хмыря. Егор не любил в равной степени подвальных комаров и преступных авторитетов. Получалось. Он ставил табурет, вставал на него, прицеливался и…

Жена была сильно недовольна, поскольку на белом потолке оставались черные следы размазанных по штукатурке комаров.

Но ремонт сделали, комары куда-то пропали, и осталось в душе неприятное воспоминание о своей жестокости, неопрятном потолке и зудящих комариных укусах.

Москиты Британской Гвианы оказались не слабее московских подвальных комаров.

Нога зудела, пока он не опустил её, пройдя несколько метров до реки, в теплую воду.

После завтрака вместе с проводником Егор направился к устью речки, несшей свои желто-мутные воды в Атлантический океан.

Вода и в океане оказалась на удивление пресной и желтоватой, загрязненной листьями и всяким лесным сором, вынесенным течением Эссенкибо в Атлантику.

На песчаных дюнах у берега росли довольно густой и высокий кустарник и группы корявых деревьев.

Сев на раскладной стул, Егор долго наблюдал за играми некрупных грациозных ящериц с большими глазами и тонкими пальцами, – анолисов. В сыпучем песке побережья Атлантики они чувствовали себя довольно беспомощно и он, пройдя вдоль зарослей кустарника, легко поймал пару.