Меня не сломить (ЛП) - Грейс Мелоди. Страница 22

? Не спрашивай меня, ? фыркает Александр. ? Я удивлюсь, если она мне об этом вообще скажет. Целыми сутками я только и слышу: цыпленок или говядина? Бежевый или морозный белый? ? передразнивает он саркастически. ? Иногда мне становится интересно, для чего я вообще нужен. О, да, правильно, чтобы платить по счетам.

Папа смеется:

? Так долго, как будет нужно, верно, конфетка?

Карина вспыхивает от напоминания ее двух неудавшихся помолвок. В первый раз парень бросил ее ради работы в Азии, а вторую она разорвала сама, когда жених потерял свою высокооплачиваемую работу, и они должны были съехать с квартиры.

? Я просто шучу, дорогая, ? добавляет папа, наливая себе очередной бокал вина из стоящей возле него бутылки. ? Уверен, вы будете очень счастливы вместе.

Сестра садится на свое место, все еще выглядя оскорбленной. Я чувствую легкое сочувствие. Папа в своем репертуаре: выдает резкий комментарий, замаскированный под шутку. Я давно научилась не позволять ему залезть мне в душу, но сестра по определенным причинам продолжает ему это прощать.

? Дэниел сказал, что ты ездила в пляжный домик. ? Папа наконец переводит внимание на меня. ? К чему все эти хлопоты. Я разговаривал с агентом по продаже недвижимости, и она может нанять людей, которые все соберут и выкинут.

? Я хотела бы кое-что оттуда сохранить, ? я сжимаю кулаки под столом. ? Фотографии, книги, мамины вещи. Ты хочешь все это просто выбросить? ? разносится мой громкий обвиняющий голос по столовой.

? Я уверен, твой папа просто имел в виду, что не хочет тебя утруждать, ? встревает Дэниел, приобнимая меня за плечи. ? И он прав. Ты же сама говорила, что тебе нелегко видеть все это снова.

? Это не означает, что я не хочу все сохранить. ? Я чувствую, как снова разрастается мой гнев. ? Я до сих пор не понимаю, почему мы должны продать домик. Мамина семья владела им на протяжении многих лет.

? О, Боже, только не снова, ? Карина закатывает глаза, протягивая руку к бокалу. ? Мы ведь уже все решили. Это просто захудалая лачуга. Какой смысл держаться за прошлое?

? Потому что это важно, ? кричу я. ? Как ты можешь так говорить? Разве тебе безразличны воспоминания о маме?

? Тебе ведь дороги не только эти воспоминания, ? Карина посылает мне злобную ухмылку, и я застываю в панике. Она собирается обсуждать Эмерсона прямо сейчас?

Но прежде чем она снова заговорит, ее прерывает папа.

? Я знаю, что ты привязана к тому месту, но пора покончить с этим ребячеством, ? говорит он покровительственным тоном. ? Агент по продаже недвижимости сказала, что если мы продадим дом сейчас, то сможем выручить хорошие деньги.

? Вообще-то она сказала, что лучше бы подождать, ? не могу не съязвить я. ? К чему же такая спешка? Ты взял ссуду, чтобы покататься на лыжах в Аспене? Или до тебя наконец добрались коллекторы?

За столом воцаряется тишина. Обычно я не высказываюсь так прямо и не говорю подобные вещи, но прямо сейчас я в полушаге от срыва, и мне плохо от этих танцев вокруг правды.

? Сейчас не место для подобных разговоров, ? отвечает отец сквозь зубы. Он выглядит чертовски сердитым.

Хорошо.

? Он прав, ? Дэниел выдавливает неловкий смех. ? Давайте поговорим о чем-нибудь еще. Александр, как дела в офисе? Ты сказал, что у тебя был новый клиент.

Дэниел снова заводит бессмысленную светскую беседу, и я чувствую, что он расслабляется, как будто предотвратил бедствие. Но я застываю на своем месте как натянутая струна. Мне хочется кричать или потрясти его, сделать хоть что-нибудь, чтобы заставить заметить многолетнюю безмолвную чушь, заполнившую комнату. Но это бесполезно. Он просто не видит, как безмерно испорчена моя семья. Несомненно, с виду все отлично, но глубже ? сломано и прогнило.

Уродливо.

А Эмерсон понял. Он знал, что сходить с ума можно тысячью разными способами. Его семья была по-настоящему шумной и чокнутой. Он называл себя выходцем из низов, и это было действительно так. Его мама была наркоманкой, хотя, наверное, остается ею до сих пор. Она проходила реабилитацию и двенадцатишаговую программу в течение многих лет, но всегда в конце-концов срывалась. А когда Эмерсону было восемнадцать, она сбежала с одним придурком навсегда, оставив его с младшими братом и сестрой, которых он был вынужден поднимать на ноги. По-моему, на фоне всего этого мои семейные проблемы выглядели ерундой, но Эмерсон никогда так не считал.

Он говорил: вред есть вред, боль есть боль, а сумасшествие есть сумасшествие. И без разницы — напивается ли кто-то дешевой текилой или дорогим вином, спит ли с дружками-нариками или пьет с подонками-адвокатами, чтобы заполнить пустоту внутри. Это одно и то же. И вред, который они причиняют своими действиями одинаково ужасен.

Это ? одна из причин, почему я влюбилась в него четыре года назад. Я наконец почувствовала, что кто-то видит мою боль и может помочь мне с этим смириться. До встречи с ним меня мучил вопрос: неужели я обречена быть такой же, как мои родные. Считать неизменное притворство благом, даже если оно наносило непоправимый вред и приводило к отказу от реальности. Эмерсон учил меня, что в изломанной душе нет ничего плохого. Надо просто принять эту боль, почувствовать ее, чтобы не кончить, как они.

«Так что же, черт возьми, ты сейчас делаешь? ? врывается в мои мысли осуждающий голос. ? Посмотри на себя, ты кусаешь губы, принимаешь таблетки и ведешь себя как ни в чем не бывало. Как ты можешь даже смотреть на этих людей?

Ты точно такая же, как они».

Эта мысль до того меня потрясает, что я вытягиваюсь в струнку на своем месте и в ужасе осматриваю стол. Это не так! Я совсем не такая, как Карина и папа, я поклялась в этом себе несколько лет назад. То что я пытаюсь держать всю эту ерунду подальше от своих отношений с Дэниелом, вовсе не означает, что я проживаю свою жизнь, отрицая реальность, подобно им.

Но шепот не спешит покидать мою голову. Оставшуюся часть ужина я сижу, отстраненно погрузившись в собственные мысли. Я всегда полагала, что сокрытие моего трагического прошлого было единственным способом построить новое будущее. Просто оставить все позади и идти дальше. Но теперь мне интересно, не делает ли меня подобное поведение столь же ужасным лицемером, как и других. Я скрываю свою боль и делаю вид, что все в порядке, в то время, как изнутри разрываюсь на части.

Боже, не допусти, чтобы я стала такой как они.

За оставшуюся часть вечера я едва ли проронила пару слов. Мы вышли в холл, и я взяла свою сумочку и пиджак.

? Карина, спасибо за оказанное гостеприимство, ? говорит Дэниел, помогая мне накинуть пиджак. ? Все было прекрасно, не так ли, Джульет? ? он подталкивает меня, и я подтверждаю его слова вежливым кивком.

? Да. Спасибо.

? Готовь как можно лучше, и тогда, возможно, его ты удержишь подольше, ? шутит отец, посмеиваясь. Он обыскивает свой пиджак и брюки, пока наконец не находит ключи.

? Ты не сядешь за руль! ? кричу я громко. Я потеряла счет випитым им за вечер бокалам.

? Все нормально, ? отмахивается он от меня, но сразу спотыкается, потеряв равновесие.

? Ты не... — начинаю я спорить, но к счастью, нас прерывает Карина.

? Папа, останься. У нас много комнат. А завтра мы можем сходить на ланч в городе и, может быть, посетить пару антикварных магазинов.

Папа колеблется лишь мгновение, но затем кивает:

? Теперь, когда я об этом подумал, возможно, неплохо было бы немного отдохнуть...

Я облегченно выдыхаю. Даже не заметила, что задержала дыхание. Обычно он не принимает возражений. Будучи моложе, я делала все возможное, чтобы воспрепятствовать ему сесть за руль, например, крала ключи из его кармана и прятала их, чтобы он не мог найти. В день получения своих водительских прав я поклялась, что никогда не сяду с ним в одну машину.

Дэниел наконец заканчивает церемонию раскланиваний, и мы подходим к автомобилю. Я сажусь на пассажирское сиденье и слегка откидываю голову назад. Никогда не была так рада, что вечер подошел к концу.