Два зайца, три сосны - Вильмонт Екатерина Николаевна. Страница 37
– Митя, знаешь, она, кажется, сама изменилась… Ее мучает совесть… По крайней мере мне так кажется.
– Это старость, Олеська. Она, видно, думает о душе, хоть большевики отрицали существование души, но мы-то с тобой знаем, что они были в корне не правы. И твоя мать, хоть и большевичка в прошлом, но в сущности все-таки человек… пусть тяжелый, непереносимый даже, но просто отравленный страхом. Сказать по правде, я редко встречал такое. Ведь самое страшное пришлось на долю предыдущих поколений, но факт остается фактом… Однако ее действительно жаль и ты молодец, что не ополчилась против нее. И Гошку оставила деду правильно и совесть по этому поводу тебя не должна мучить. Олеська, я соскучился! Иди ко мне.
Я прижалась к нему и мне вдруг показалось, что он – каменная стена, что я люблю только его… Он был сейчас умным, добрым, теплым…
– Что-то мне не нравится твое состояние духа, что с тобой творится? Какие-то неприятности помимо сеструхи?
– Нет, ничего такого, просто настроение…
– А знаешь что, давай-ка мы сейчас поедем за город, я покажу тебе наш дом, поговорим, подумаем, что там надо переделать, а? Как ты на это смотришь?
– Хорошо! Хорошо смотрю, Митька! – обрадовалась я. Мне вдруг понравилось, что он принимает за меня решения. Наверное, иногда это женщине необходимо.
– Надо же, даже не споришь. Кстати, возьми с собой халат, тапочки, что тебе еще надо, мы будем ночевать там, откроем окна, надышимся свежим воздухом…
– А Амалия Адамовна там?
– Нет, мама терпеть не может дачную жизнь.
– Гошка в восторге от нее.
– Знаешь, я удивился, как они мгновенно нашли общий язык, но потом понял – по контрасту с Надеждой Львовной.
– Да уж… – вздохнула я.
– А у твоей сестры тоже наверное неважно с чувством юмора?
Я ахнула. Конечно, у нее совсем плохо с чувством юмора, может, еще хуже, чем у мамы, поэтому обе такие ударенные жизнью и в общем-то невыносимые в общении.
– Митька, какой ты умный!
– А то! Давай, собирайся! Побудем там два дня.
И тут я вспомнила про Аполлоныча Бельведерского!
– Нет, Митя, я должна завтра во второй половине дня быть в Москве, у меня важная встреча!
– С кем это? – прищурился он.
– С пиар-директором издательства, – не моргнув глазом, ответила я, ибо эта встреча состоялась два дня назад.
– А нельзя перенести?
– Никак, он послезавтра уходит в отпуск.
– Ну ладно, просто у меня потом тоже начнется сумасшедшее время.
– А что такое?
– Понимаешь, предстоит тендер на оформление нового здания одной корпорации, пока из суеверия даже называть не буду, и надо собрать чертову уйму всяких документов, это кошмар, который я ни одной живой душе не могу доверить. Ну да ничего не попишешь… А вот когда я соберу пакет, я тебя возьму в оборот и мы с тобой двинем в свадебное путешествие без свадьбы, в этом даже есть своя прелесть, а друзей оповестим и соберем уж постфактум, как ты считаешь?
– Я согласна, Дмитрий Алексеевич.
Я волновалась, каким окажется дом, в котором я, похоже, буду жить. И он мне сразу не понравился. Он был холодным, безжизненным, хотя являл собой образец современной архитектуры и дизайна. Миклашевич сразу это просек.
– Что такое? Не нравится?
– Нравится, – вяло отозвалась я. – Только уж очень нежизненно.
– Тут просто не хватает женской руки, я сам это чувствую и мама так говорит.
– Мить, а кто декорировал дом?
– Роман Митник, помнишь его?
– Помню.
– Он сейчас в большой моде и кстати за этот дом он получил кучу премий, фотографии были во всех крупных журналах.
– Ты много времени тут проводишь?
– Совсем мало. Некогда.
– Я думаю, дело не в этом, просто тебе тут неуютно.
И вдруг его словно подменили:
– Тебе кажется, что уют это обязательно тряпки, теплые тона и всякая давно устаревшая чушь? – прошипел он, злобно прищурившись. – И кухня в ярких изразцах, подушечки всякие? Да это же прошлый век! Слава богу, что ты строчишь романы, а не занимаешься своей профессией, ты в ней совсем несостоятельна, ты…
– Митя!
– Что Митя? Почему, ты полагаешь, сорвался контракт с Розенами? Из-за тебя, ты там наболтала этому олуху про красные поставцы и прочую убогую чушь, – завелся он.
От несправедливости этого пассажа я замерла, хотела что-то сказать, но он продолжал гнуть свое:
– Почему, по-твоему, я отказался от идеи с тобой сотрудничать? Да потому что понял – ты безнадежно отстала, твоего вкуса еще как-то хватило на однокомнатную квартирку, а дом ты уже не потянешь! Ты теперь великая писательница? Вот и занимайся своим делом, а в мое не лезь!
От обиды у меня сдавило горло. Идиотка, как я могла поверить, что он изменился? Да ему попала вожжа под хвост и он опять демонстрирует свой кошмарный характер. Но я уже сыта по горло. Вступать с ним в препирательства нельзя, это только усугубит дело. Боже, куда девался обаятельный неотразимый мужчина? Это был злобный, даже сварливый тип, от которого хотелось спрятаться. Я выскочила из дома и побежала по улице. Какая-то женщина сказала, что на шоссе легко поймать машину. Я свернула за угол и тут увидела джип Миклашевича. Я отступила за придорожный куст и он пронесся мимо. Нет уж, хватит с меня! Каменная стена оказалась сделанной из кизяка. Нет, ни за что… Куда лучше быть одной! И что я такого сказала? Что мне неуютно в этом доме, ну и что? Скорее всего, я просто наступила на любимую мозоль. Уверена, ему самому дом не нравится, но признать это он не в состоянии. Вот пусть и живет там, но без меня. Как я могла опять обмануться, в который уж раз? Ведь какой-нибудь месяц назад мы поссорились и я уехала в Германию с твердым намерением больше никогда с ним не общаться. Это было то самое благое намерение, которыми вымощена дорога в ад. И я уже почти туда причапала… Но фигушки вам, Дмитрий Алексеевич. Зазвонил мобильник. Я сразу отключила его, и тут заметила такси, подняла руку и машина остановилась. Едва я уселась на заднее сиденье как мимо опять пронесся джип Миклашевича. Я пригнула голову.
– За вами, что ль, несется?
– За мной.
– Кажись не заметил!
– Похоже на то.
– Муж, что ли?
– Слава богу пока нет.
– Жених?
– Теперь уже бывший.
– А что, плохой?
Простота вопроса поставила меня в тупик.
– Да не плохой, но характер невыносимый.
– А… Понимаю вас. У меня тоже первая жена была – характер не приведи господь. Я с ней язву желудка нажил. А когда совсем терпежу не стало, убег, нашел себе кралю на ткацкой фабрике, не красавица, но душа-баба. У меня с ней и язва зажила. Вот знаете, та, первая, зарабатывала хорошо, мы с ней как сыр в масле катались, а эта, Нинка моя, не работает теперь, двойняшек воспитывает, я один на всех вкалываю, а хорошо мне. Вот и вы, женщина, правильно утекли, он вас до язвы доведет, оно вам надо?
– Не надо! – твердо ответила я. Хорошо, что мне попался такой болтливый и добродушный водитель.
– Гляньте, женщина, кажись он нас догоняет! И откуда взялся? Круг что ли сделал? Мне на «волжанке» от такого крутого джипа не уйти, вы пригнитесь. А то этот бешеный, мало ли что вздумает. Дама, может, вас куда в другое место отвезти, не домой, а к подружке какой или еще куда?
Мысль была здравая и я дала ему адрес Лерки.
– Олеська! Ты что без звонка? Что-то случилось? У тебя такой вид… как будто за тобой кто-то гонится!
– Переночевать пустишь?
– От Миклашевича спасаешься?
– От тебя ничего не скроешь, подруга.
– Опять он в своем репертуаре?
– Лерка, я больше не могу! Все, лимит исчерпан. Он сумасшедший. Мне сегодня в какой-то момент показалось, что я никого лучше не знаю, и вдруг…
– Я тебя предупреждала.
И тут я разревелась.
– Ты что? Да не стоит он твоих слез!
– Дело не в том, просто сегодня был такой кошмарный день…
– Расскажи, легче станет.
– Сил нет, Лерочка.