Проклятая (СИ) - Сакрытина Мария. Страница 38

А ведь он прав.

— У меня есть такое же право жить, как и у других, — прошептала я.

— Никто его и не оспаривает, — покачал головой Александр.

Я до крови прикусила губу и выпалила:

— В темнице? В этом аду?!

— Алисия, — глядя на меня (наконец-то!) вздохнул Александр. — Ад — это место, где нет любви. Чем твоя жизнь сейчас отличается от ада? И ты сама хочешь, чтобы она длилась вечно?

Я закрыла лицо руками и всхлипнула.

— Я просто хочу жить…

Александр покосился на меч.

— Вот так?

— Так, как я сама выберу! — выкрикнула я.

— Ты как ребёнок, Алисия, — снова взглянув на меня, сказал Александр. — Но даже ребёнок знает, когда остановиться.

Я отняла руки от лица.

— И что же мне теперь делать?

— Спроси об этом себя, — пожал плечами Александр. — Ты разрушаешь всё, к чему прикасаешься. А ведь могла бы создавать. Ты могла бы творить чудеса, Алисия.

— На благо Святому Престолу? — рыкнула я. — Ну уж нет!

— Твоя магия всегда будет на благо кому-то, — вздохнул он.

— На благо мне! — выдохнула я. — Мне и только мне. Я делаю, что хочу. И никто, никто мне не помешает. Ни Святой Престол, ни ваши глупые армии… ни ты.

— Я? — усмехнулся Александр. — Кто я такой, чтобы мешать тебе?

Будто ты не знаешь!

— Лицемер, — протянула я. И взгляд уцепился за синюю книжицу на столике в углу. — Лгун. Предатель. Отрицай, сколько хочешь. Я могу легко доказать, что это так. Ну?! Ты говорил, что знаешь молитвы? Приступай. Это же правда, что Бог защитит того, кто безгрешен?

— Нет безгрешных, — выдохнул Александр.

Я отмахнулась.

— Неважно! Хороший повод оправдать отсутствие помощи свыше. Откровения, крест — символы чистоты, да? А молитвой можно победить любую чёрную магию, так? Истинно верующему?

Александр медленно кивнул.

— Проверим? — фыркнула я, скрестив руки на груди. — Сейчас я попытаюсь тебя убить. А ты станешь молиться. И если твой Бог и твоя вера тебя спасут… чего, конечно, не случится… Я прикажу тебя освободить. А если нет, что вероятней… нет, милый, ты не умрёшь. Я заставлю тебя служить мне. Хочешь, расскажу, как? — О, я могла рассказать. Долго и с подробностями. Про потерю памяти. Про абсолютную покорность. Про…

— Ты спятила, — выдохнул Александр, во все глаза смотря на меня. — Господи, спаси её.

— Ты уже начал? — прошипела я. — Отлично.

И закрыла глаза. Я не хотела видеть. Я не хотела… не хотела…

Часть меня кричала в ужасе, зато другая… другая предвкушала, как подчинит себе этого почему-то понравившегося мне святошу. Сломает его. Заставит принадлежать… мне.

Я чувствовала, как по щекам текут слёзы, но знакомая лёгкость подхватила, как и раньше. И вместо криков боли я услышала чистое и напевное:

— Credo in Deum, Patrem omnipotentem, Creatorem caeli et terrae…

Ах так, да? Сколько же ты ещё будешь притворяться?!

Я стиснула кулаки и попыталась вызвать знакомую ярость.

Ты для меня ничего не значишь… Ты лишь один из многих.

— …Credo in Spiritum Sanctum…

Ты такой же, как остальные, кто обманывал меня, кто делал мне больно. И ты сделал. Очень больно. Я ведь поверила тебе. Я ведь…

Всхлипнув, я усилила натиск.

Я хочу, чтобы ты страдал. Чтобы ты понял, каково это — жить изо дня в день в ненависти, в холоде, одиночестве. Чтобы ты понял меня, наконец, святоша!

— …Sanctorum communionem….

Давай! Почувствуй то, что чувствую я!

Голос наконец-то пропал, задохнулся, захлебнулся… исчез.

Заходила ходуном мебель. Задрожал пол. По комнате пронёсся странный гул, и я открыла глаза, ожидая увидеть истерзанного упрямца на полу в луже крови.

А увидела сияние — яркое, белое… нет, радужное, чистое, безудержное. И где-то в его центре стоял на коленях Александр, всё ещё шевеля губами. Живой. Невредимый.

Не может быть…

Я закричала, падая на пол, закрываясь руками от слепящего света. Больно! Мне больно!

Казалось, даже одежда на мне вспыхнула и теперь обугливается кожа. Вся. Везде. И это я вместо Александра корчилась на полу, царапая каменные плиты, хрипя и не в силах сделать хоть что-нибудь.

— Credo in Deum, Patrem omnipotentem…! — громом раздалось в ушах.

— Пре…кра…ти-и-и-и! — прохрипела я.

И наконец-то потеряла сознание. Но даже здесь меня преследовал яркий радужный свет.

И негде было спрятаться.

Когда я очнулась, вокруг крутились целители, во рту чувствовался какой-то горький привкус, а в воздухе вовсю витал тяжёлый запах. По началу почудилось — ладан. Я вскрикнула, вообразив, что святоши до меня добрались. Вскинулась.

— Алисия! — раздался голос брата. — Слава богу, ты очнулась!

Ладонь легла мне на лоб, и я, закрыв глаза, повернула голову и потёрлась о неё щекой. Теодор. Впервые я была ему рада. И чуть не закричала: не оставляй меня одну. Мне страшно.

Целители, как по волшебству, исчезли, а Теодор долго ещё сидел у моей постели, бормоча какую-то чушь. Но он был рядом — всё, что мне требовалось.

Не оставляй меня одну…

Поправилась я быстро. По словам брата всего сутки провалялась. И, проснувшись в следующий раз, уже чувствовала себя отлично.

— Ох, Алисия, ну и испугала ты меня! — говорил Теодор, наблюдая, как я пытаюсь совладать с волосами. — Я понимаю, у каждого…м-м-м… свои привычки… Но чтение молитв во время…э-э-э… любви…

Я случайно дёрнула прядь и зашипела от боли.

— О чём ты? Какая любовь?

— Брось, Алисия! — усмехнулся Теодор. — Если этот Александр так тебе небезразличен, делай с ним, что хочешь — его брат всё равно сопротивляется. Да, да, хочешь, чтобы он молитвы читал — пусть, у всех свои странности. Но что с тобой было?

Я судорожно вздохнула, машинально прикрепляя заколку не там, где собиралась.

— Я не знаю.

— То есть? — насторожился брат. — Понимаешь, Алисия, ты кричала, а когда вбежала стража, ты билась на полу, а этот принц стоял на коленях рядом и молился. Это какая-то магия? Он тебя отравил или что-то в этом роде? Целители ничего не могут сказать, я надеялся, ты прояснишь. Чем вы там занимались?

Я подоткнула непослушный локон. Просто молился, значит?

— Сияние… Теодор, он сиял. Александр. Нет? Вы… не видели?

— Значит, всё-таки магия? — Теодор резко поднялся. — Он сильнее тебя, Алисия?

Магия? Нет… Это не магия… А если и магия, то иного рода.

Я повернулась к Теодору.

— Ну, конечно, нет. Глупости это всё, братец, забудь. И не бойся, твоё идеальное оружие в моём лице будет в порядке.

— Алисия, — начал было брат, но я перебила:

— Что с Александром?

Теодор закусил губу.

— Ну… Пока ты приходила в себя… Думаю, с ним всё хорошо. А что? Хочешь забрать его на какой-нибудь обряд? Подлечим чуть-чуть и будет готов. Алисия, если он более могущественный, чем ты, колдун…

— О, колдун из него, как из меня — клирик, — хмыкнула я. — Отпусти его, Теодор.

— Что? — опешил брат. — Как… отпустить?

— Просто. Отпустить, — отчеканила я, пристально глядя на него. — Учти, брат, я прослежу.

— Алисия, я понимаю… — начал было братец, напряжённо глядя на меня в ответ, но я не выдержала:

— Не понимаешь. Пожалуйста, Теодор, сделай так, как я прошу.

Оглядев меня напоследок с головы до ног, брат фыркнул и, заявив, что все влюблённые женщины слегка неумны, ушёл, громко хлопнув дверью.

Я отправила вслед за ним духов — проследить, чтобы обошлось без шуточек и неожиданных казусов.

В конце концов, я обещала Александру, что отпущу, если его вера превзойдёт мою магию. Но, чёрт возьми, как это получилось?! Магия святош — а я в ней уже мастак — всегда действует иначе, совсем иначе. Как маг Александр в сотню раз слабее меня, да он и не колдовал. Даже не пытался. Но мне никогда ещё не было так плохо, так страшно. Что Александр сделал такое, он же просто молился?

Выходит, это всё-таки правда. И сила веры, истинной веры способна развеять любую тьму? Я до боли стиснула зубы. Он же легко мог меня убить. Всего-то молитва — по сути, просто слова… Но почему, чёрт возьми, раньше она не срабатывала? Тот король, Антуан, выходит, действительно верил слишком мало. То есть и правда можно верить слишком мало, а можно и побольше? Бред… И почему сами святоши нападают на меня с мечом, а не со Святым Писанием? Может… может, они не настолько уж святоши? Но почему тогда носят эти их кресты и пользуются защитой Святого престола?