Непристойное предложение - Гир Керстин. Страница 8

– Гм-гм, – пробурчал Эберхард. – Дружба дружбой…

– Что? – спросила я.

– Я иногда спрашиваю себя, как тебе удалось сделать карьеру, Эберхард? – Произнесла Эвелин.

– Успех достигается потом, – ответил Эберхард.

– Пот – хорошее слово, – продолжала Эвелин. – А как насчет дезодоранта? Тебе следовало бы побеспокоиться о нем.

– Он не забывает о дезодоранте, – вмешалась Катинка. – Только его действия не всегда хватает. Но что поделаешь, если потовые железы так сильно работают. Хотя в принципе это даже показатель здоровья.

– Однако запах не всегда здоровый, – съязвила Эвелин.

– Да чтоб ему провалиться, этому дезодоранту! – взвился Эберхард. – Я думаю, что у каждого из здесь присутствующих бывают критические дни… Ты что-то слишком раздражена сегодня, моя дорогая свояченица.

Эвелин сжала в руке нож и гневно сверкнула на него глазами.

– Давайте лучше сменим тему, – предложила Катинка.

Я благодарно улыбнулась ей.

Эвелин выпустила нож из руки, закурила сигарету и сделала глубокую затяжку. Катинка критически поморщилась, но таков был неписаный закон этого дома: курить в зимнем саду дозволялось всем сюда вхожим. Даже несмотря на то, что кто-то в доме находился в положении.

– Что касается меня, то я нахожу запах табачного дыма не менее отвратительным, чем запах пота, – не замедлил высказаться Эберхард.

Боже мой, как только Катинка может жить с таким мужчиной?

– Никотин снижает репродуктивную функцию, – строго сказала она. – Подтверждено наукой.

– Тогда я не понимаю, почему ты никак не начнешь курить, – едко бросила Эвелин.

Эберхард закашлялся.

– Вы смотрели это в понедельник? – спросил он примирительно, пытаясь вернуться к своей излюбленной теме.

Эвелин перевела взгляд в мою сторону. Я показала ей язык. Теперь все начнется снова! Единственным хобби и свободным времяпровождением Эберхарда и Катинки, помимо производства и выращивания детей, было, как уже упоминалось, телевидение. Их любимой передачей была «Кто хочет стать миллионером?» с Понтером Йаухом. Каждое воскресенье после семейной разборки в доме свекра они с упоением предавались обсуждению участников программы.

– Вы смотрели выпуск этой недели? – продолжал допытываться Эберхард. – С тем типом, который не знает, что означает слово «reussieren». [9]

Я отрицательно покачала головой. Я не смотрела этот выпуск. К сожалению. Иначе узнала бы наконец, что означает «reussieren».

Эвелин стряхнула с сигареты пепел.

– Слава Богу, у меня есть чем заняться вечерами, вместо того чтобы зависать перед экраном, – произнесла она. – Разве я этого ухе не говорила?

– Жаль. Потому что это было так неприятно. «Reussieren», я вас умоляю! – продолжал возмущаться Эберхард. – Но тот тип в самом деле не имел никакого понятия.

Катинка, как всегда, тоже была в курсе.

– Бедная, бедная Германия, – добавила она.

На какое-то время воцарилось общее молчание. Я взглянула на остальных и пришла к заключению, что все, кроме меня, знали значение этого слова и скорбели о судьбе бедной Германии. Потому что, оказывается, еще есть люди, не слышавшие этого слова.

– Ну да, – произнесла я наконец, чтобы хоть как-то разрядить молчание и поднять настроение присутствующим. – Ведь не каждый умеет играть на музыкальных инструментах.

Все уставились на меня.

– Что? – резко спросила Катинка.

– Это была лишь шутка, – пробормотала я.

Катинка не поверила мне.

– Только не вздумай сказать, что ты тоже не знаешь.

– Конечно, знаю, – пошутила я снова. – Если я вчера целый день только тем и занималась, что «реюссировала» молодые бегонии. Адская работка, скажу вам.

Лицо Катинки сделалось пунцовым.

– Ну, будь же серьезной, скажи, ты ведь знаешь, что оно значит.

– Можешь предложить мне четыре варианта ответа, – отбывалась я, чтобы ненароком не оказаться лишенной жизни.

– Но это же не может быть правдой, – приставала ко мне Катинка. – Ты что, и в самом деле не знаешь?

– Ну и? – устало ответила я. – Это же не «реюссирует» из меня свинью.

Прошло больше получаса, прежде чем Штефан и Оливер вернулись из кабинета свекра. Я внимательно рассматривала их, но они выглядели совсем не так, как люди, только что сорвавшие крупный куш в казино. Они даже не выглядели как игроки, сделавшие хоть одну правильную ставку. Как жаль.

– Олли, мы можем ехать домой? – только и спросил Штефан.

Я тотчас поднялась, прежде чем Эберхард и Катинка успели вспомнить еще какой-нибудь вопрос из той игры, типа: какой из Северо-Фризских островов является самым крупным. («Пойдем же, Оливия, это как-никак вопрос о двух тысячах евро!»)

– Я лишь попрощаюсь с твоим отцом.

– Не обязательно, – резко произнес Оливер. – Он прилег немного отдохнуть.

– Что, прямо сейчас? – обеспокоенно спросила Катинка, – Но ведь еще только половина двенадцатого. Уж не заболел ли он?

Штефан фыркнул:

– Не беспокойся, сестренка. Наш папочка доживет до ста лет. – Однако это прозвучало не так, словно он был особенно рад сказанному. – Пойдем же, Олли, у нас есть еще дела дома.

Эвелин и Оливер покинули дом вместе с нами. Я не испытывала особых угрызений совести от того, что оставила Катанку и Эберхарда наедине с неубранным после завтрака столом, настолько они достали меня своими разговорами об игре «Кто хочет стать миллионером?». Катинка бросила мне что-то вслед, прозвучавшее как «бедный Боркум». [10]

– Что такого сверхсекретного поведал вам Фриц? – спросила я, когда мы выходили из дома. – Много ли он решил дать?

Сказать, что я сгорала от любопытства, значит ничего не сказать. Но ни Оливер, ни Штефан мне не ответили.

– Следовало бы поместить старика в психушку, – процедил сквозь зубы Штефан.

А Оливер пробормотал:

– Старый неврастеник. Совсем сошел с ума.

– Скажите же нам хоть что-нибудь, – вступила в разговор Эвелин.

– Собирается он дать денег или нет? – добавила я.

– И да и нет, – ответил Штефан.

– Смотря как будем себя вести, – добавил Оливер и уселся в свой серебристый блестящий «Z4». [11]

Эвелин заняла место рядом и на прощание изобразила на лице такую гримасу, словно приступ боли разом поразил все ее зубы. Как бы то ни было, но выглядела она действительно усталой. Я кивнула в ответ с сочувствующим выражением, так как мне пришло в голову, что если они заведут ребенка, им придется продать машину, ведь в ней не было предусмотрено место для детского сиденья. Может быть, эта проблема тревожила ее сердце.

– Теперь скажи наконец! – воскликнула я, когда мы уселись в свой раздолбанный универсал (если бы его пришлось продавать, у меня бы сердце не екнуло). – Что вам поведал Фриц?

Штефан в ярости повернул ключ в замке зажигания.

– Что ему постоянно стыдно за нас, что мы законченные неудачники, не умеем обращаться с деньгами, что у нас ни на кого и ни на что нет чутья, – все, что есть на самом деле.

– Да-да, – нетерпеливо перебила его я. – Это он всегда говорит. Но почему сегодня высказал все это за закрытой дверью? Он замыслил что-то недоброе?

Штефан помолчал несколько секунд, пока выезжал задним ходом со двора.

– Потому что он коварный, одержимый властью старый тиран, – в сердцах произнес он.

– Но и это для нас не новость. Смотри, пожалуйста, за дорогой! Новость только в том, что он вдруг открыто заговорил о своих деньгах. А если ты меня спросишь, так я с удовольствием их немедленно возьму. Даже без всяких угрызений совести!

– А ты думаешь, у меня будут эти угрызения? – крикнул Штефан и резко затормозил, едва не проскочив на красный свет. – Если бы он на старости лет вдруг ни с того ни с сего проявил великодушие, я был бы последним, кто стал отговаривать его от этого, можешь мне поверить. Я лично придерживаюсь той точки зрения, что отец может хоть что-то передать сыновьям от своего богатства! Только в случае с нашим отцом это не проходит. Он никогда никому ничего не дал просто так, без того, чтобы не получить взамен куда больше.

вернуться

9

Преуспевать, иметь успех (нем.).

вернуться

10

Остров Боркум из группы Северо-Фризских островов.

вернуться

11

«БMB-Z4» – открытый двухместный автомобиль.