Особый тип Баранов (СИ) - "Берлевог". Страница 33
— Я планирую всё на Сашука переписать. Ничего делить не буду.
— Ладно, — сказала Алёна. Прошло всего несколько дней, как они расстались, а её взгляд уже приобрёл несвойственную прямоту и твёрдость. Только сейчас Павел понял, как калечили Алёну тиски несчастливого неестественного союза. Она помолчала и нехотя выдавила: — Спасибо.
Третьего января в съёмной квартире раздался звонок Кристины:
— Надо встретиться! У меня мало времени.
— А сколько сейчас? Кристина, восемь утра, ты с ума сошла... — Павел сел в кровати, потирая пальцами переносицу и зевая во весь рот.
— Тебе нужен такой большой коричневый конверт с порнографическими фотками?
Павел захлопнул рот, едва не прокусив язык, и продиктовал Кристине свой адрес. Она пришла в собольей шубке, наполнив прихожую ароматом дорогой пудры. Тонкими пальцами сжимала толстый конверт — тот самый. Павел, вытирая полотенцем волосы, спросил:
— Кофе будешь?
Кристинка покачала головой и обрушилась спиной на входную дверь, с любопытством разглядывая его мокрую грудь в вырезе халата:
— Я слышала про тебя перед Новым годом, но не поверила.
Павел вытащил из её рук плотный шершавый конверт:
— Потом поверила?
— Ага, ни единого сомнения не осталось! Ну, ты отжёг! Я думала, ты деловой и порядочный женатик — никогда с проститутками не трахаешься, а ты...
— Я предупреждал, что блядь.
— И первоклассная... Знал бы ты, чего мне стоило изъять эти фотки.
— Почему ты рискуешь ради меня?
— Потому что ты добрый и красивый.
— Не разочаровалась во мне?
— Скорее, наоборот. Взглянула на тебя с неожиданного ракурса. — Увидев его недоумённое лицо, расхохоталась: — Пашенька, ну что за глупые вопросы! Ты видел меня в самых дебильных позах, но никогда не брезговал мной. Подумаешь, с мужиками спишь — тоже мне проблема! От этого я не стану тебя меньше любить! — Крис посмотрела на часы, ойкнула и кинулась на шею пушистым соболем, шепча в ухо: — Мне пора, Пашенька. Я знаю, тебе трудно, но держись. Если ты пошёл на такое ради парня — значит, он того стоит.
— Я ради себя на это пошёл. Внезапно захотелось почувствовать себя человеком...
Чтобы занять утро, отправился на работу. Вдумчиво и без суеты разобрал накопившиеся бумаги, почистил компьютер и ответил на все неотвеченные письма. Освободил рабочий стол и стенной шкаф от личных вещей — после случившегося не стоит дожидаться, когда попросят на выход, правильнее уйти самому. Такое не прощается и не забывается. Представитель власти должен быть безупречен. Овчинников написал заявление об увольнении, не указывая дату, и оставил на столе секретаря. Он не испытывал особенного огорчения. Несмотря на престиж и выгоду, эта работа никогда не была интересной, полезной или важной. Может, к Жанне попроситься декорации по сцене таскать? А что, он сильный, и ориентация для театра подходящая. Павел перекусил в ближайшем кафе и понял, что пришло время везти Баранова в аэропорт.
***
Вещей у Гоши было немного. С бабушкой Катей он попрощался дома, выслушав массу ценных указаний о том, как вести себя в самолёте, в аэропортах пересадок и непосредственно в самой Канаде. Согласился со всеми требованиями и пообещал вести себя достойно. На прощание бабушка прослезилась и крепко поцеловала внука, а заодно поцеловала и Овчинникова, хотя он-то никуда не уезжал и даже собирался бабушку навещать. Павел подумал, что прощальные поцелуи выглядят трогательно, но чересчур трагично, поэтому лучше воздержаться.
До аэропорта доехали быстро. Это очень удобно, когда аэропорт в центре. Павел припарковал машину у широкой аллеи, засыпанной снегом, и достал пачку сигарет. Оба закурили, избегая смотреть друг на друга.
— Можно, я несколько сигарет возьму? — нарушил молчание Гоша, и Павел вспомнил, как в первую встречу он стрельнул две сигареты и спросил его имя. Чтобы шептать вечером.
— Бери всю пачку.
— Спасибо.
— Ты когда прилетишь...
— Не беспокойся, я обязательно позвоню. Папе, бабушке и тебе.
— Тогда пойдём, уже объявили посадку.
— А может, к тебе поедем? Зачем мне та Канада? Пожалуйста.
— Не начинай. Пожалуйста.
Гоша огорчённо вздохнул и вышел из машины. Пассажиров на вечерний московский рейс было немного, и очередь быстро продвигалась к воротам досмотра. Сотрудница в синей форме увидела торчащую из толпы светлую голову и приглашающе махнула рукой, но Гоша отрицательно затряс кудрями — он никуда не спешил. Он до последнего ждал и надеялся, что Овчинников скажет: «Ладно, поехали ко мне», но не дождался. Перед тем, как отпустить Гошу к воротам металлодетектора, Павел обнял его, мимолетно прижавшись гладкой прохладной щекой, сказал: «С богом!» и отступил на несколько шагов, чтобы уж точно не начать плакать и целоваться, как сентиментальная бабушка.
Не оглядываясь больше на Гошу, Овчинников вышел из аэропорта и сел в машину. Опустил стекло, подставляя лицо колючим снежинкам, и замер опустошённо. Внутри него было холодно и пусто, словно уехавший Гоша заполнял собой не только внешний мир Овчинникова, но и внутренний. Потом очнулся, поднял стекло и вцепился пальцами в переносицу. Можно ехать домой, но у него нет дома. В кармане булькнуло новое сообщение. Павел удивился, увидев имя Гоши:
люблю тебя но не за ум
люблю тебя не за удачу