Возвращение: Тьма наступает (Сумерки) - Смит Лиза Джейн. Страница 11

Вот что бывает, когда отмахиваешься от предзнаменований.

— Кэролайн...

Мередит и Стефан сделали все, чтобы свести к минимуму жертвы и разрушения, но было поздно. Длинные ноги Кэролайн прошагали через всю комнату, а лицо у нее было такое, как будто она не хотела, чтобы ее ступни прикасались к полу в комнате Стефана. При этом свои туфли на высоких каблуках она почему-то держала в руках.

— Я вернулась за темными очками, — сказала она все тем же звенящим голосом, — И услышала достаточно, чтобы понять, что

на самом деле

обо мне думают мои так называемые друзья.

— Нет, не достаточно, — в Мередит мгновенно проснулся оратор, а у Бонни так же мгновенно отнялся язык. — Ты услышала разговор раздраженных людей, которых ты только что оскорбила, и им нужно было выпустить пар.

— И вдобавок, — сказала Бонни, к которой неожиданно вернулся дар речи, — ну признай сама, Кэролайн: ты ведь хотела послушать, что мы говорим. Поэтому-то и сняла туфли. Ты стояла за дверью и подслушивала. Скажешь, нет?

Стефан закрыл глаза.

— Это моя вина. Я должен был...

— Нет, не должен, — оборвала его Мередит и добавила, обращаясь к Кэролайн: — Если ты назовешь мне хоть одно произнесенное нами слово, где было вранье или преувеличение... Ну разве что, за исключением того, что сказала Бонни, но Бонни... Ладно, Бонни — это Бонни. Короче: если ты назовешь мне хоть одно слово, которое произнес кто-то другой и которое было бы враньем, я

тут же

попрошу у тебя прощения.

Кэролайн не слушала ее. Кэролайн дергалась. У нее

начался

нервный тик; ее миловидное личико исказилось судорогой и побагровело от ярости.

— А ты

попросишь

у меня прощения, — сказала Кэролайн и обернулась вокруг своей оси, ткнув в каждого острым ногтем указательного пальца. — Вы

все

скоро пожалеете.

А ты,

— сказала она, глядя на Стефана, — если хоть раз еще попробуешь отрабатывать на мне свои вампирские приемчики, имей в виду: у меня есть друзья. Очень крутые друзья. И им будет интересно об этом узнать.

— Кэролайн, ты сегодня подписала клятву...

— И плевать на нее хотела.

Стефан встал. В маленькой комнатке с пыльными

окнами

было уже темно, и его тень от стоящего у кровати ночника легла прямо перед ним. Бонни увидела эту тень, и волоски на руках и шее у нее поднялись. Она ткнула Мередит. Тень была очень черной и очень большой. Тень Кэролайн была бледная, прозрачная и маленькая — пародия на тень Стефана.

Ощущение грядущей грозы вернулось. Бонни задрож

ала;

она пыталась унять дрожь, но не могла; она чувствовала себя так, как будто ее бросили в ледяную воду. Холод пробрался до самых костей и теперь слизывал остатки тепла, слой за слоем, как прожорливый вели

кан,

и вот ее уже била крупная дрожь...

В сумраке с Кэролайн что-то происходило... Из нее

что

то сыпалось, или в нее что-то входило... — а может, и то и другое одновременно. В любом случае, это

что-то

было совсем-рядом с ней — и рядом с Бонни тоже. Напряжение становилось невыносимым, Бонни чувствовала, что задыхается, а ее сердце бешено заколотилось. Мередит — рассудительная, благоразумная Мередит — беспокойно заерзала рядом с ней.

— Что проис... — шепотом начала она.

И тут, словно существа во тьме искусно подогнали все одно к одному, дверь в комнату Стефана с шумом захлопнулась, лампочка — обычная электрическая лампочка — погасла, а старые шторы, закатанные на окне, с шумом опустились, и комната погрузилась в кромешную тьму.

Тогда Кэролайн завизжала. Это был ужасающий звук — плотный, словно его содрали с ее позвоночника, как кусок мяса, а потом вытолкнули через глотку.

Бонни тоже завизжала: она просто не смогла сдержаться. Впрочем, это был не визг — скорее уж безголосый выдох. Во всяком случае, он никак не мог сравниться с колоратурой, которую выдала Кэролайн. Слава богу, Кэролайн больше не кричала, и Бонни сумела подавить следующий вопль, который готовился вырваться из ее гортани. Впрочем, задрожала она еще сильнее. Мередит крепко обняла ее, но темнота и тишина от этого не исчезли, а дрожь Бонни все не унималась, поэтому Мередит встала и бесцеремонно передала подругу Мэтту. Тот явно смутился, но все-таки неуклюже попытался ее обнять.

— Сейчас глаза привыкнут, и станет не так темно, — проговорил он. Его голос был хрипловатым, как будто у него пересохло в горле, но слова, которые он произнес, были в этой ситуации лучшим лекарством из всех возможных, поскольку больше всего на свете Бонни боялась темноты. В темноте были какие-то

существа,

которых никто, кроме Бонни, не видел. Ее била дрожь, но она, с помощью Мэтта, нашла в себе силы устоять на ногах — и вдруг ахнула, одновременно услышав, как ахнул Мэтт.

Елена светилась в темноте. И не просто светилась. В сиянии у нее за спиной была отчетливо, совершенно явно видна пара...

Пара

крыльев.

— К-к-крылья, — пролепетала Бонни, заикаясь не столько от благоговения или страха, сколько просто от дрожи. Мэтт вцепился в нее, как ребенок. Он явно был не в силах ничего сказать.

Крылья шевелились в такт с дыханием Елены. Она стояла, зависнув в воздухе, но на этот раз абсолютно неподвижно. Она вытянула вперед одну ладонь, расставив пальцы, как будто на что-то возражала.

Елена говорила. Она говорила на каком-то языке, которого Бонни никогда прежде не слышала, да и вообще сильно сомневалась, что на нем говорит хоть один из живущих на земле народов. Слова были тонкие, с острыми краями, похожие на мириады хрустальных частиц, которые рассыпались, упав с какой-то невероят

ной

высоты.

И тут Бонни поняла, что эти слова становятся ей почти ясны, потому что ее собственные экстрасенсорные способности питала исходящая от Елены невероятная Сила. Эта Сила перекрывала темноту и уже начала отгонять ее прочь, так что таящиеся в темноте существа помчались врассыпную, и скрип их когтей доносился со всех сторон. Слова, острые, как льдинки, неслись за ними вслед, и теперь они были преисполнены презрения...

А Елена... Елена стала такой же потрясающе красивой, как тогда, когда превратилась в вампира, — и почти такой же бледной.

Но Кэролайн тоже что-то выкрикивала. Она произносила мощные заклинания черной магии, и Бонни показалось, что из ее рта извергаются всевозможные по

рождения тьмы и ужаса — ящерицы, змеи, пауки с бесчисленными ногами.

У нее на глазах происходил поединок магий. Но как Кэролайн сумела так хорошо овладеть черной магией? В отличие от Бонни, она не была наследственной ведьмой.

За стенами комнаты по всему периметру слышался странный звук, похожий на шум вертолета.

Вупвупвуп-вупвуп...

От этого звука Бонни стало еще страшнее.

И все-таки она должна была что-то предпринять. Она была кельткой по крови, экстрасенсом — потому что так вышло, и сейчас у нее не было выбора. Она должна была помочь Елене. Медленно, словно преодолевая ураганный ветер, Бонни подошла к Елене и положила руку на ее руку, делясь с ней своей Силой.

Елена стиснула ее пальцы, и Бонни поняла, что по другую сторону от Елены стоит Мередит. Стало светлее. Скребущиеся существа, похожие на ящериц, побежали, спасаясь от света, визжа и наскакивая друг на друга.

Потом Бонни поняла, что Елена обмякла. Крылья исчезли. Темные скребущиеся существа тоже пропали. Елена прогнала их. Она задействовала белую магию, но при этом потратила неимоверное количество энергии.

— Она сейчас свалится, — прошептала Бонни, глядя на Стефана. — Слишком сильная магия...

Стефан повернулся к Елене, но в тот же миг в комнате стремительно произошло несколько событий — словно несколько раз вспыхнул свет.

Вспышка. Жалюзи с бешеным треском заворачиваются наверх.

Вспышка. Загорается лампа, и оказывается, что она в руках у Стефана, — видимо, он пытался ее починить.

Вспышка. Дверь в комнату Стефана медленно, со скрипом приоткрывается, словно в отместку за то, что ее перед этим так резко захлопнули.

Вспышка. Кэролайн, тяжело дыша, падает на четвереньки, Елена победила...