Гензель - 4 (ЛП) - Джеймс Элла. Страница 8

На кухне он опускается на колени и держится за мои бедра.

Он хватается одной рукой за волосы и, дергая, каждый раз стонет:

— Больно.

— Я понимаю. Понимаю, что больно. Мне очень жаль, Лукас. Так жаль, — я оборачиваю одну руку вокруг него и поддерживаю. Кажется, он съеживается от прикосновений.

Я осматриваю комнату, но не вижу телефона. Он протягивает ко мне руку, показывая осколки, застрявшие там, с руки капает кровь. Я замечаю старые шрамы.

Я смотрю обратно в коридор, я оставила телефон в комнате.

— Жди здесь. Мне надо взять ключи. Жди здесь, хорошо? — я запихиваю бутылку водки ему в руки и начинаю отстраняться, чтобы пойти за ключами.

— Больно, — стонет он. — Больно очень.

— Мне так жаль. Так жаль, — плачу я. — Я не хочу уходить. Я не знаю, что делать.

— Извини. Извини.

— Не за что извиняться. Я сейчас вернусь, — и убегаю. Хватаю ключи, одежду и мчусь обратно.

Я возвращаюсь и вижу, что он сидит, опустив голову. Из его рта вылетают слова — так тихо и яростно:

— Мне так жаль, Шелли. Прости. Прости. Прости, — рыдает он. — Я сказал ей. Я сказал ей. — Вытянув одну кровоточащую руку, он засыпает или теряет сознание. Его глаза закатываются. — Леа? Леа, — шипит он.

— Я здесь. Не отключайся. Вставай, — я поднимаю его, и он хватается за меня. — Нам надо идти.

— Я рассказал ей, — говорит он, когда мы проходим по коридору. — Я рассказал ей о тебе. Я рассказал Матери... о тебе. Я разрушил твою жизнь.

Мы выходим из парадных дверей и спускаемся вниз по лестнице. На улице так холодно, мы идем к машине, и я усаживаю его на пассажирское кресло.

Он зевает, когда я закрываю его дверцу. К тому моменту, как обхожу машину, он отключается.

Лукас

Очень сильно болят руки.

Леа за рулем. Странно.

Думаю, я дрожу. Зубы стучат, потому что мне больно.

— Люк? Эй...ты в порядке?

Машина двигается к розовому небу, меж гор.

— Куда мы едем? — шепчу я.

— Мы едем в больницу. Моя сестра Лана встретит нас там. Она психиатр и психоаналитик, она убедится, что мы...

— Никаких больниц, — я смотрю на свои запястья, а затем на кровь на коленях. Я чувствую дикую жажду и замечаю бутылку с водой между нами, но не уверен, что мои руки нормально работают. Я не могу схватить ее. Мне так стыдно.

Я все еще дрожу.

Я облизываю губы и пытаюсь сфокусировать свой затуманенный разум на Леа.

— Я не могу поехать туда. Не могу. Прости. Я не могу попасть в больницу.

— Почему не можешь, Люк? — мы едем и поворачиваем на серпантинной дороге. — Что произошло с тобой в больнице?

Я наклоняю голову. Руки дико болят. Не могу перестать дрожать. Чувствую, что в руках остались осколки. Я едва слышно стону и пытаюсь оставаться тихим.

Поворачиваем и поворачиваем. Мы едем вниз.

И затем нет. Мы вообще не двигаемся. Я разлепляю глаза и вижу, что мы на каменном выступе.

— Люк, пожалуйста, поговори со мной. Я так беспокоюсь о тебе, и не знаю что делать. — Она начинает плакать.

— Пожалуйста, не надо. Не плачь. Прости, — я протягиваю к ней руку, но она отодвигает ее.

— Не двигайся, хорошо. Не двигайся, малыш, пожалуйста, — всхлипывает она, выезжая на дорогу. — Просто держись. Я отвезу тебя куда-нибудь в хорошее место. Туда, где тебе помогут. Я пойду с тобой. Я никому не позволю плохо с тобой обращаться. Прости что плачу.

Она выглядит как Шелли.

Спокойствие затопляет меня. Оцепенение. Веки тяжелеют. Все становится таким далеким.

— Я во всем виноват, — говорю я. — Тебя украли из-за меня, — выдыхаю слова.

— О чем ты? — она выглядит бледной и ошеломленной, покрытой слезами и кровью. Моей кровью.

— Я не думал, что она решиться, — шепчу я. — Она сказала, что ты будешь моей, — тело кажется таким легким. Мой голос едва слышен.

— О чем ты говоришь, Люк? О чем?

— Шелли.

Я так устал. Я просто не мог оставаться в сознании.

Глава 4

Лукас

Я вижу светлые волосы Леа, они сейчас короче. Все размыто. Очертания ее лица и тела размыты, как на старой, испорченной фотографии.

Мои руки болят.

Глаза закрываются, когда сердце бешено колотится в груди. Знаю, это ее волосы. На самом деле, я не вижу ее лицо, но Леа передо мной. Я хочу прикоснуться к ней, но, кажется, она не знает, что я здесь.

Леа.

Мой желудок сжимается, будто он изголодался по ней.

Сквозь полуприкрытые веки, я наблюдаю, как она перемещается по комнате. Я не знаю, в какой комнате нахожусь, но чувствую умиротворение, потому что она здесь, со мной.

Мой желудок скручивает от нужды и становится немного неприятно, когда боль в обеих руках усиливается. Я опускаю взгляд на руки и вижу, что они лежат передо мной на подушках.

Простыни белые. Я никогда не покупаю белые простыни.

Когда я осматриваюсь, пульс учащается. Я вижу металлический столб, который держит пластиковый пакет, и тонкая трубка тянется к правому локтю.

Ох, бл*дь.

Я в гребаной больнице.

Одна рука поднимается по своей собственной воле. Это движение отдается болью, и мне хочется застонать. Стиснув челюсть, чувствую, как тело начинает дрожать.

Леа...

Я слишком устал, чтобы выяснять, как произнести ее имя, но я все еще могу видеть ее. Я слышу бип-бип-бип. Она поворачивается ко мне, и я вспоминаю, как Леа вела мою машину. Почему она вела мою машину?

Может, она расскажет мне, потому что она подходит к кровати и внимательно смотрит на меня. Одна рука поднимается к моему лбу, нет к векам. Яркий свет и у меня болит голова.

— Привет.

— Леа, — хриплю я.

Мне это не нравится. Где Леа?

Я смотрю налево и направо, переполненный ужасной болью в руках, стараясь изо всех сил отвлечься от нее, думая об ощущение тошноты в желудке. Затем я слышу крик, вижу вспышку белых волос, и я в еще большем замешательстве, потому что Леа плавно двигается ко мне — моя настоящая Леа — с радионяней в руке. Это радионяня Эхо. Для времени, когда у него ночные кошмары.

Веки тяжелеют, и я закрываю глаза. Истощение ослабляет меня, будто все это... нереально. Это фальшивка, вызванная таблетками. С трудом открыв глаза, я вознагражден лучшим зрелищем в мире.

Она наклоняется и целует меня в щеку. Ее лицо светится любовью. Ее руки гладят мои обнаженные плечи. Я голый?

— Привет,— говорит она и садится рядом со мной на белое постельное белье. Ее взгляд согревает мою кожу.

Я наблюдаю, как она тянется за чем-то рядом с кроватью. Наклонившись ближе, она улыбается, и что-то холодное скользит по моим ушам. Я снова могу сфокусироваться на вещах.

— Лучше? У тебя были линзы... но я принесла очки. — Она мягко улыбается.

Позади нее смотрит другая Леа. Я задаюсь вопросом, хорошая она или плохая. Что-то происходит, но я не могу сказать что. Я так устал, и ничего не помню, какой день или где мы.

Я снова смотрю на свои руки, а затем на Леа. Я пытаюсь коснуться ее взглядом, потому что не могу руками. Чувствую себя так странно. Как будто я не на кровати.

Она кладет руку мне на ногу.

— Я надеюсь, что ты не злишься на меня. Я не знала, что делать, поэтому позвонила Рэймонду. Ты помнишь что-нибудь с Денвера? С больницы?

— Я не люблю больницы,— хриплю я.

— Я знаю, что не любишь. — Ее голос немного печальный. — Ты там недолго был. Они прооперировали твое запястье... вот это, — говорит она, потянувшись к моему левому запястью. — Потом мы доставили тебя в Вегас.

— Я в Вегасе? — сглатываю я, несмотря на сухость в горле.

— Да. Лана ухаживает за тобой.

Лана позади нее приподнимает брови. Как Леа. Тройняшки. Нам ведь не хватает еще одной?

Я хочу коснуться Леа, но руки так болят.

Леа продолжает говорить, но я не могу разобрать слов. Она выглядит так, будто все еще любит меня. Она не оставила меня. Но она должна.

Я тянусь к ней, несмотря на боль в руке.