Приди ко мне тихо (ЛП) - Джексон А. Л.. Страница 8

Это было похоже на маленькое чудо, я задремал прошлой ночью, дрейфуя по окраинам моего сна, как будто мой разум плыл через сказочное государство. Боль пришла, но она была слабая, когда я плыл, спокойствие овладевало мной, прежде чем я, проснувшись, открыл глаза.

И девушка, стоящая надо мной, была своего рода чертовым видением.

Волны длинных почти черных волос спадали вокруг ее лица, так близко, что я представлял, как они касаются моей груди. Ее подбородок острый, скулы высокие, и уверен, ее полные губы очень мягкие.

Но именно эти пронзительные зеленые глаза, которые смотрели будто сквозь меня, вынудили меня подняться.

Как только мое зрение сфокусировалось, мой взгляд зацепился за совершенные изгибы ее стройного тела. Она была одета в маленькие шортики и небольшой красный топ, а завязки ее купальника, выглядывая, оборачивались вокруг ее шеи. Ее гладкая оливковая кожа светилась золотым в тусклом свете. Девушка длинноногая и, несомненно, самая сексуальная из всех, кого я видел. Тем не менее, было что-то в ней, что, казалось, утонченным и нежным.

Потребовалось несколько секунд, чтобы прийти в себя и понять, что это была Эли. Я обнаружил, что в замешательстве шепчу:

— Эли?

Потом она пробормотала какие-то извинения, как будто она вторглась ко мне, хотя я был тем, кто ночевал на ее диване. Она помчалась в свою комнату, резко открыла дверь и закрылась от меня, оставляя меня совершенно не в состоянии понять, что великолепная девушка, которая только что стояла передо мной, была той, кто удерживал мою такую далекую и лучшую часть жизни.

Я обхватил ладонью заднюю часть шеи, и подсунул солнцу лицо. Даже в девять утра, жара опаляла, жгла мою кожу. Мои веки опустились, чтобы защитить глаза от слепящего солнца, и я покачал головой.

Твою мать, чертов спусковой крючок.

Она спровоцировала воспоминания, те, о которых я даже не хотел помнить. Воспоминания, когда я был счастлив и свободен. Воспоминания, которые издевались надо мной, о том, чего я больше не мог получить.

Но хуже этого было то, что она инициировала в моем теле. Я мог винить в этом то, что оставил Лили в баре, после того как планировал провести с ней ночь, зарывая свою агрессию в нее, но я был бы лжецом. Никто никогда не вызывал у меня такую реакцию, как Эли.

Прошлой ночью, я лежал без сна несколько часов, боролся с этим, ругал себя за то, что даже на секунду позволил моему мозгу уйти в такого рода мысли. Она была младшая сестра Кристофера, ради Бога. И она была как младшая сестренка для меня. Я достал свой дневник, намереваясь вылить мое отвращение на его страницы, но вместо этого, написал какое-то чертово никуда не годное дерьмо о песнях Сирены.

Когда рассвет, наконец, показался из окон рано утром, я вышел на балкон покурить и наблюдал, как встает солнце. К тому времени я получил контроль над ситуацией и взял на заметку то, что меня поразило: как прошедшие годы изменили ее, что, в действительности, Эли больше не ребенок.

Затем этот спусковой крючок пришел в действие, когда я проскользнул позади нее на кухню. Беспорядочные черные волны ее волос спадали по сторонам, и она была одета в коротенькие пижамные шорты, которые открывали ее длинные ноги, и все, о чем я мог думать, было как я приподнимаю ее попу на стойку, мои руки на ее коленях, когда я развожу их в стороны, затем мои ладони на ее бедрах.

Волна вины затопила меня, в то время, как фантазии уже пришли в голову. Я прошептал, каясь:

—Доброе утро, — зная, что я должен собрать свое дерьмо, потому что не было ничего правильного в том, как я смотрел на нее.

Но потом, она посмотрела на меня. Нет. Не посмотрела. Таращилась.

Осуждала.

Уставилась на меня, как будто я какое-то шоу уродов.

Это и стало спусковым крючком моего пистолета. Это вызвало гнев, который присутствовал всегда в каждой клеточке моего тела. Отвращение проскользнуло сквозь мои стиснутые зубы, когда я спустил его на девушку, хотя на самом деле, это не относилось к ней вообще.

Единственный человек, которого я ненавидел — был я сам.

Тем не менее, у нее не было права на меня так смотреть. Я не приехал сюда за ее жалостью, чтобы она рассматривала меня своими глазками и думала, что что-то понимает. Как будто ее это заботит. Никого это не заботит. Людям просто нравится чувствовать себя лучше, выставляя свое сострадание.

И я абсолютно уверен, что ей плевать.

Мои кулаки сжались по бокам.

Дерьмо.

Но я не мог избавиться от ноющей боли, которая тянула где-то глубоко внутри. Мне было не выносимо видеть ее такой: дрожащей и начинающей плакать. Ненавидел знать, что этому причина я. Я напугал ее.

Но это к лучшему. Я не врал, когда сказал ей, что ей не нужно ничего знать. И после реакции, которую она вызвала во мне, мне определенно не стоило ничего узнавать про нее.

Я склонился над столом, заполняя то, что ощущалось как сотое заявление, которое я написал сегодня. Большая часть дня была съедена перебежками от одной строительной компании к другой, гоняясь за работой, которая не существовала в этой отстойной системе. Снова никем не нанятый, я провел половину дня, подвергая сомнению свое здравомыслие. Кто, черт побери, просто уезжает из своего дома и увольняется с приличной работы без каких-либо планов? Такие идиоты как я, вот кто.

Я закончил заявление, и встал.

— Готово? — владелец, Кенни Харрисон, сидел за большим письменным столом в противоположном конце комнаты, раскачиваясь взад-вперед на ужасном офисном кресле.

— Да, сэр. — Я ответил, в то время как пересек комнату и отдал ему заявление. Конечно, я надеялся на должность, подобную той, что оставил в Нью-Джерси, но согласился бы и на любую.

Он просмотрел мое заявление, внезапно поднял свое лицо ко мне:

— Ты родом отсюда?

Я просто кивнул, не смог заговорить.

— Хмммм. — Он продолжил: — Твое заявление выглядит хорошо. У нас сейчас немного проектов, но я смогу пристроить тебя куда-нибудь. Ты не будешь заниматься тем, что делал на прошлой работе, но все же.

Разочарование поразило меня, но я быстро стряхнул его:

— Согласен.

Кенни засмеялся:

— Отчаявшийся, да?

Я переступил с ноги на ногу, чувствуя себя неловко. Я заставил себя стоять спокойно:

— Можно сказать и так.

— Ладно. Почему бы тебе не вернуться сюда в понедельник утром, и заполнить кое-какие документы, чтобы начать работу?

— Спасибо, мистер Харрисон.

— Зови меня Кенни.

Я пожал его руку и начал уходить, бормоча слова благодарности, прежде чем вышел за дверь.

Я знал, что должен чувствовать облегчение, благодарность, но единственное, что я чувствовал — беспокойство, которое росло в течение дня. Я чувствовал, как оно гудит под моей кожей. Я прыгнул на байк, выехал на автостраду, прибавил газу и надеялся, что прогоню это. Горячий воздух врезался в мое лицо, и свистел в моих волосах, выталкивая гнев все выше и выше... Я мчался в потоке машин.

Сегодня адреналин от скорости не сработал. Это только натянуло беспокойство в моей груди, стало труднее дышать, когда я выжал газ. Когда вечером солнце начало садиться, я пресек пробку и находился недалеко от квартиры Кристофера и Эли. Я понял, что не могу вернуться, но был не в состоянии уехать дальше.

В конце концов, я остановился позади заброшенного здания с бутылкой Джека. Я подумал, что если не могу сбежать от этого, то утоплю это в алкоголе. Поднес бутылку к губам, приветствуя жжение, когда содержимое проскользнуло вниз по моему горлу и оказалось в желудке. Я подносил ее к губам снова и снова, откинув голову на штукатурку старого здания, и слушал, как ночь медленно проникает на улицы города.

Я никогда не понимал, почему звуки становятся более отчетливыми ночью, почему я могу слышать работу двигателя на мили отсюда, шелест птиц, когда они устраиваются в деревьях, эхо споров, которые происходят за закрытой дверью вниз по улице. Это все проникало и просачивалось в мое сознание, как будто каждый звук принадлежал мне. То, что некоторые рассматривали как мирное, ощущалось весьма подавляющим. Сегодня вечером то старое пристрастие ударило меня, сильное желание полного онемения, временного облегчения. Мне просто было жаль, что в течение одной проклятой ночи, я не мог заблокировать все это. Я допил бутылку. Моя голова закружилась, и я зажмурил глаза.