Разрушенные (ЛП) - Винтерс Пэппер. Страница 54

Изготовленное на заказ сиденье выглядело так, как будто оно было покрыто кафелем, но благодаря нескольким ударам молотка, ад разверзся, разрушив поддельную перегородку.

Спасательная дыра привела меня только к следующему шкафу в комнате, но это дало мне свободу, в которой я нуждался.

В мгновение, когда я прополз маленькое пространство, я встал и застегнул штаны.

Мой член все еще пульсировал от спадающего оргазма. Я проклинал чувствительность моих яиц, ненавидя покалывания от того ощущения, когда находишься внутри женщины, которой я не мог помочь, а мог только разрушить.

Она никогда не простит меня, что хорошо, потому, что я никогда не прощу себя.

Открыв дверь в коридор, я проверил, была ли Зел поблизости, прежде чем отправиться в другой конец «Обсидиана».

Я не хотел, чтобы у меня был шанс побежать за Зел. Сбежав вниз по лестнице, я оказался в части дома, которую ей не показывал.

Большая часть вестибюля состояла из моих творений. Птицы и лошади и каждое существо, что я когда-либо встречал в сибирских лесах матушки России. Это был зоопарк, созданный из бронзы и меди.

Когда я потерял зрение, то больше всего скучал по скульптурам, по тому, как давать жизнь животным, хоть они и никогда не сделают вдоха.

Контракт, который я подписал, был расторгнут, когда была обнаружена моя слепота.

Было только два способа покинуть Ведомство.

Смерть.

Инвалидность.

Уходя, агент обещал никогда не рассказывать о Ведомстве кому-либо в какое-либо время и по какой-либо причине. Они давали торжественную клятву никогда не говорить о миссии, деталях и истории. Они должны привести свои дела в порядок и выполнить последние инструкции долга перед отставкой.

Обмен секретами не допускался, и Ведомство не колебалось, чтобы выполнить приказы и уничтожить бывшего агента и человека, который обладает личными знаниями о Ведомстве.

У агента было ровно пять недель, чтобы убраться оттуда, исполнить последнюю поставленную задачу.

Если ты не подчинялся, у Ведомства было полное право охотиться, допрашивать и убивать.

Мы всегда наблюдали.

Невидимые, непроницаемые, непобедимые.

Как гребное ничтожество, которым я был, я подписал это. Я хотел уйти. Мне нужно было уйти. Каждый день мое зрение все ухудшалось, пока я не стал опираться на трость, чтобы передвигаться. Я уже жил в аду, но теперь жил в полнейшей темноте. Я ненавидел каждое мгновение этого.

Каждый день я умолял о свободе — и судьба, наконец, прислушалась, забрав мое зрение, пока я не стал бесполезен для них.

Я подписал это.

Я научился читать шрифт Брайля (прим. пер. — рельефно-точечный тактильный шрифт, предназначенный для письма и чтения незрячими людьми).

Я ушел и никогда не оглядывался.

Два года я существовал жизнью отшельника, сторонясь людей. Я открыл «Обсидиан» и нанял Оскара присматривать за ним. Используя наследство от своей семьи, которую безжалостно убил, я начал новую жизнь. Я работал ночью и спал, пока солнце защищало меня, грея мою кожу в тепле и в безопасности, пока мои глаза не могли видеть.

И медленно мое зрение возвращалось.

Давление моего прошлого перестало обрушиваться на меня. Я поверил в иллюзию, что был свободен — независимо от факта, что я должен был усыпить себя как собаку. У меня было все, что я когда-либо хотел, кроме привилегии быть с другим человеком. Я думал, что не хотел этого, что я был выше таких легкомысленных желаний, но это было не так.

Я хотел Зел, так же, как я хотел свой следующий вдох. Я умирал, как хотел коснуться ее. Я бы снова отказался от своего зрения, если бы это значило, что я мог целовать, обнимать ее, и быть уверенным, что никогда снова не обижу ее.

Я бы прошел любую операцию или терапию, если бы это означало, что я буду нормальным. Единственное, что я хотел — открыться и заботиться о женщине, которая отдала мне всю себя. Я не дал ничего взамен, я устал от того, что только забираю. Устал от своих неприятностей. Устал от каждой гребаной проблемы.

Я хотел быть мужчиной для нее. Чтобы защищать ее, заботиться о ней... научиться любить ее.

Ты чертов идиот.

Сейчас я просто доказал, насколько грустными и фантастичными были такие мечты. Я взял Зел силой только за то, что она слегка коснулась меня.

«Ты не заслуживаешь ее».

Черт возьми, я не заслуживал. Я не заслуживал ничего большего, чем дыру в гребаной земле.

Что-то внутри щелкнуло и заглушило все остальное. Мне нанесли вред, поэтому я наносил в ответ. Просто. Сильно. Сокрушительно.

Перемещаясь по дому, я не знал, куда иду. Я сомневался, что Пойсон Оакс так скоро утолит мои потребности. Я бы прибегнул к более примитивным методам и снова скрылся в переулке.

Предвкушение того, чтобы получить кулаком в челюсть, дало мне силу, чтобы продолжить идти, а не удариться головой о статуэтку кролика на столе.

Дернув и открыв дверь, я вдохнул ранний воздух начала дня. Глотая свежесть, я запрокинул свою голову назад для солнца.

Солнце.

Дерьмо. Ни один клуб не открыт для боев в это время. Ни одна аллея не будет достаточно темна. Мне было некуда пойти, чтобы освободить свое тело и наказать себя. Мне нужно было физическое освобождение, а не просто провести несколько раз лезвием по коже. Даже инструменты в моей мастерской не дадут мне того, что мне нужно.

Куда я могу пойти, чтобы найти искупление?

Мой мозг снова был заполнен изображениями Зел, когда я обошел дом и пошел к гаражу, где был мой черный Порше.

Ее прекрасная упругая задница, когда я вбивался в нее. Ее великолепные волосы, которые ниспадали каскадом по спине, и лицо в форме сердца. То как она смотрела на меня, после того как сказала, чего она хочет.

Ее глаза кричали правду: я был порождением дьявола. Я был не пригоден, чтобы находиться среди других. И определенно не был достоин находиться рядом с ней.

Я никогда не прощу себя за то, что так убийственно вдалбливался в нее, как будто она была врагом, которого мне нужно было убить.

Прищурившись, я остановился.

Дерьмо, я так сильно ненавидел то, что делал, мое зрение было нарушено. Небольшая пелена накрыла глаза. Я загрязнил себя ужасными действиями по отношению к женщине, которая заслуживала королевства.

Мне нужно было остановить это. Я не хотел смотреть, как она уходит. Я разорвал связь между нами, и не было ничего, кроме хладнокровного господства условного рефлекса.

Все кончено.

Я хотел так много узнать о ней. Она видела правду через всю мою херню и знала обо мне намного больше, чем я о ней. Секреты, которые она хранила, были спрятаны так глубоко внутри, что у меня не было шанса раскрыть их.

Я только знал, что ее движущей силой во всем было то, что в ней жило горе.

Печаль, душевная боль, отчаяние.

Я ненавидел видеть ее такой несчастливой, и когда нет никого, чтобы опереться.

— Эм, здравствуйте. — Мягкий, высокий голос привлек мое внимание. Я огляделся, осматривая большое пространство дороги. Я нахмурился. В спешке, я не заметил белую машину, которая была припаркована перед «Обсидианом».

Все машины членов клуба парковались с другой стороны. У кого, черт побери, была дерзость, припарковаться перед моей резиденцией, как будто они владели этим местом? Я двинулся вперед, задаваясь вопросом, какого черта происходит.

— Эм, мистер? У вас есть ключ от большой двери? Моя тетя и ее друг оставили меня, чтобы поговорить с моей мамочкой, но я не хочу ждать. Я сказала, что буду послушной и посижу в машине, потому что маленькие дети не ходят внутрь, но я хочу увидеть ее.

Я резко развернулся на гравии.

Передо мной стояла идеальная копия Хейзел.

Ребенок.

Девочка.

Дочь.

Бл*дь.

Воспоминание вцепилось в меня своими грубыми пальцами, утаскивая глубоко в темноту.

— Поздравляю с твоим повышением. Расскажи мне снова, сколько членов семьи у тебя было.

Я ненавидел эту часть. Игры разума. Постоянное психическое мучение. Он знал, сколько членов семьи у меня было, потому что он заставил меня убить их всех.