Случайная встреча (СИ) - "Arne Lati". Страница 2

Я не хотел разрыва, хоть и не готов был признаться в любви. Да и что такое любовь? Влюбленность, страсть – это да, а любовь же - понятие неопределенное, и для каждого оно свое. Он стал пропадать, мы почти не виделись и, в конце концов, случилось то, что случилось.

      Больно…

- Понравился мальчик? – уточняет крупный мужик, стоящий неподалеку.

      А мне так въебать ему захотелось, обоим, так, чтобы кровью умылись, чтобы нахер выбить руки, чтобы самому скулить от боли, чтобы перекрыть физическими страданиями душевные метания.

- Сколько лет, сколько зим, сколько в час? – не могу не съязвить, продолжая смотреть прямо Мику в глаза. И его взгляд, этот чертов блядский прищур, не меняется после моих слов. Он словно гребанная запрограммированная кукла. Как же он меня бесит.

      Но дать себе внятного ответа, почему продолжаю тут стоять, ждать его реакции, не могу. Возможно, надеюсь на что-то, а может быть, это всего лишь интерес. Во мне такая помесь чувств, что выть хочется, но сильнее всего выражена ненависть с нотками презрения.

Ты тот, кто не позволял к себе прикоснуться никому, кроме меня. Ты тот, кто засыпал на моем плече, обещая… Тварь, какая же ты тварь, потаскуха. Правильно ты выбрал себе место, по душе. Работа же должна доставлять удовольствие, а по твоей счастливой роже можно лицезреть, как ты счастлив, сука.

      Пару минут все как в тумане. Возможно, виной тому разыгравшаяся метель, застилающая глаза, а быть может помутнение рассудка, кто знает. О чем-то говорю с сутенером, отдаю деньги, достаточно неплохая сумма для уличной шлюхи, и, получив ключи от рядом стоящего отеля, иду вперед, не оглядываясь. Знаю, он идет за мной, следует по пятам, как марионетка, ведомая кукловодом, а меня трясет от шороха его шагов, от хриплого на морозе дыхания, от одного его присутствия. Нервы выворачивает наизнанку, словно умелый хирург разом ломает все внутренности. И больно, и, сука, остановить это не выходит.

      Перейдя дорогу, покупаю в ларьке бутылку водки и, не оборачиваясь, направляюсь в захолустную ночлежку. Прохожу мимо консьержа, которому по сути насрать, кто мы и зачем сюда идем. Но для верности машу ключом в воздухе, давая понять, что права на этот приют мы имеем.

      Второй этаж, третья дверь от лестницы, номер тридцать восемь. Что ж, это не имеет значения. Ничто не важно, сейчас не важно.

      Зайдя в номер, не закрываю за собой дверь, но, пройдя чуть дальше, слышу скрип старых петель и щелчок ненадежного замка. Я думал он уйдет, сбежит. Как же я ошибался, во всем ошибался.

      Нервно откупориваю бутылку, выкинув крышку куда-то на пол, и делаю несколько жадных глотков. Пальцы замерзли и занемели от мороза, а я и не заметил. Слегка потряхивает, но это скоро пройдет, должно пройти.

      Скидываю куртку прямо на пол, не боясь ее замарать. Я и так извалялся во всем этом дерьме дальше некуда. Ботинки летят туда же, со щелчком прикуриваю, не особо заботясь о правилах пребывания в столь гостеприимном месте. Глубокая затяжка, резкий выдох, стало легче. Алкоголь лениво пополз по телу, поднимая из низов самые порочные стороны моей души. Стало не по себе, но остановить это уже не смогу.

Мик плавно подходит ко мне, протягивая пепельницу. С улыбкой принимаю подношение и, опустившись на небольшую кровать, застеленную застиранным покрывалом, морщусь от протяжного скрипа. Еще одна затяжка, еще один глоток, еще один выдох. Думал, легче будет, отпустит. Уйти хотел, не измараться во всем этом еще сильнее. Хотел сохранить хоть долю гордости, самолюбия… все нахуй! Далеко и надолго, туда, откуда уже не вернуться. Я сломаю тебя, чертов мальчишка. Сломаю морально. Ты сам будешь меня просить уйти.

      Перевожу на тебя уже полупьяный взгляд и замираю, не здесь, где угодно, но только не здесь. Все та же блуждающая улыбка, призывно растянутые губы, приветливый взгляд. Он не под кайфом, нет, взгляд трезвый, не то, что у меня. И это окончательно выбешивает меня, силком выдергивает из адекватного состояния.

- Раздевайся, - приказываю, а это именно приказ.

      И он начинает раздеваться. Все так же улыбаясь, смотря мне в глаза, плавно стягивает короткую блядскую курточку, отправляя ее на пол. Следом летит тонкий свитер в крупную сетку. Что им можно согреть в такой мороз, остается загадкой. Соблазняет, манит, очень профессионально.

      Нет ни майки, ни футболки… Это больно видеть его таким… таким слабым при всей его силе, но сейчас нет желания задумываться, почему он ведет себя так, почему ломается, подставляясь кому попало. Почему он перестал быть собой.

      Становится страшно.

      Подходит вплотную, руками шире раздвигая мои колени в стороны, и ждет. Выжидательно смотрит в мои глаза, ожидая приказа, а я отчаянно борюсь сам с собой, чтобы не запинать его ногами, прямо армейскими ботинками по красивому лицу, чтобы стереть эту натянутую ухмылку. Вырвать из него эту порочную доступность.

      Дергаю его за ремень до безобразия низко сидящих джинсов вниз и, схватив за светлые отросшие пряди, тыкаю носом себе в пах. Он все понимает правильно и, закусив кончик языка, медленно, дразняще расстегивает ремень, выдергивая его из джинсов, откидывает в сторону, вжикает ширинкой и приспускает штаны вниз, выпуская наружу полувозбужденный член.

      Раньше мне хватало одного взгляда в глаза его горящие, на ключицы, запястья, да что угодно, я хотел его всегда. Да, была страсть, дикая, необузданная, иногда болезненная… Но сейчас я задыхался рядом с ним. Хотелось бежать.

      Огладив бедра и чуть сжав пальцы, наклоняется вниз и полностью забирает мой член в рот, посасывает его, лаская начинающую оживать плоть проворным язычком. Руки живут своей жизнью, задирая на мне толстовку и пробираясь к холодной после зимней стужи коже.

Его ледяные пальцы заставляют вздрагивать от резкого контраста температуры, прикосновения, эта нежность напускная больше бесят, чем возбуждают.

      С рыком сжимаю его волосы на затылке, заставляя сильнее заглотить уже полностью вставший член. Он дышит через раз, но даже не пытается вырваться или отстраниться. Ни когда до боли сжимаю пальцы на чувствительной коже, ни когда грубо трахаю его рот, не заботясь о его удовольствии или хотя бы комфорте. Даже не дергается, когда с выдохом кончаю ему в рот, не позволяя отстраниться и вынуждая проглотить все до последней капли. Слабость.

      Наотмашь бью тыльной стороной ладони по лицу, отталкивая его от себя. Он заваливается на пол, но тут же спокойно встает и вытирает тонкими пальцами струйку слюны, разбавленную спермой, с подбородка. Все та же улыбка, все та же покорность, от которой тошнит. А у меня в голове слышен звук пощечины и тихий гул пустых мыслей.

      Встаю, расправив на себе штаны, и, скинув толстовку и оставшись в одной майке цвета хаки, направляюсь к окну. Пью и курю, как и всегда в периоды наших ссор, вот только все бы отдал за его несдержанные крики, матерщину и бой посуды. Тишина давит.