Превращение (ЛП) - Арментраут Дженнифер Л.. Страница 74

Первая подняла вопрос об ответственности врача не только за здоровье умирающего, но и за то, чтоб последние дни жизни больного были прожиты с достоинством, без страха и мучений. Тема смерти её стала интересовать ещё в детстве, когда умерла её соседка по больничной палате, одна в холодной медицинской атмосфере, вдали от родных.

Кюблер-Росс окончила медицинский факультет Цюрихского университета, после чего в 1958 г. уехала в США. Она много работала в больницах Нью-Йорка, Чикаго и Колорадо. Её глубоко возмущало обращение врачей с умирающими больными как с неодушевленными предметами. С больными не разговаривали, не говорили им правду, подвергали мучительным процедурам. В отличие от коллег она с умирающими общалась, слушала их исповеди. Так появился курс лекций о предсмертном опыте.

Она писала книги, читала лекции, вела семинары. В 1994 году после инсульта переехала жить на ферму. Там, в 2004 году, она и умерла, умерла именно так, как и хотела— в уютной домашней атмосфере, в окружении родных и близких.

ГЛАВА 21

Рожденная заново (иначе)

Я не имела представления о времени в процессе своего выздоровления. Все двигалось от темноты к свету через неравные интервалы. Иногда я открывала глаза, но мое зрение было слабым и несфокусированным, как у новорожденного.

Порой какие-то образы возникали у меня в голове. Некоторые были неузнаваемы, но некоторые оказались моими воспоминаниями в какой-то искаженной перспективе, как будто я наблюдала за собой в кинофильме. В самых часто повторяющихся картинах я видела свое безжизненное тело в аллее. Это выглядело как сцена из фильма ужасов и повторялось снова и снова.

Чем больше я спала, тем сильнее становился мой голод. Когда он, наконец, превзошел усталость, я проснулась, слабая и больная.

Хотя моя память была затуманена, я знала, что нахожусь в постели Натана. Его запах был повсюду вокруг меня, и мое тело с удивительной силой откликнулось на это. Оно потребовало, чтобы я нашла Натана.

Сначала я боялась двинуться. Я помнила, что мое горло было перерезано. Не имея представления о том, сколько спала, я не знала, насколько исцелилась. Коснувшись шеи, я ощутила только гладкую новую кожу.

— Ты проснулась.

Я узнала, что Натан вошел в комнату прежде, чем он заговорил. Почувствовала его. Он выглядел измученным, как будто не спал несколько дней.

Я взглянула на часы, стоящие на ночном столике.

— Сейчас действительно полдень?

Натан кивнул:

— Как ты себя чувствуешь?

Под глазами у него были темные круги, лицо выглядело осунувшимся и измученным. Когда он заговорил, то звук был такой, будто по его голосовым связкам прошлись теркой для сыра.

— Мне больно, — честно ответила я. — Очень сильно. И я голодна.

Натан энергично потер лицо руками и испустил длинный выдох, как человек, который столкнулся с непосильной задачей. Но ободряюще улыбнулся.

— Давай сначала разберемся с болью, затем я посмотрю, что можно сделать с тем, чтобы достать тебе немного крови.

Я осторожно сместилась на постели: при этом движении раскаленные добела копья боли пронзили верхнюю часть моего тела.

— Как долго я была без сознания?

— Восемь дней. Девять, если бы я дал тебе достаточно лекарств.

— Что с Киром? — Я подумала, что выражение лица Натана стало злым при упоминании этого имени, но у него было право на это. А у меня было право знать. — Ты убил его?

Натан отвернулся от меня.

— Нет, мы не убили его. Я предложил отложить миссию на случай, если ты выживешь и станешь жаловаться на меня, когда обнаружишь, что мы все уладили без тебя.

По крайней мере, он не потерял чувство юмора. Рядом с кроватью Натан поставил складной карточный стол с чистыми полотенцами, набором первой помощи и огромным количеством упаковок марли и лейкопластыря. Большинство из них были пустыми.

Он поднял шприц и отмерил дозу инъекции какого-то лекарства. Мне было все равно, что это, покуда оно избавляло меня от сокрушительной боли в грудной клетке.

Бинт, обмотанный вокруг моей груди, делал из меня следящую за модой мумию, которая надела топик. Я прижала руки к ребрам и снова резкая боль пронзила все тело.

— Не могу дышать.

Натан сел на кровать рядом со мной, внимательно следя за тем, чтобы не делать никаких движений, которые бы потревожили меня.

— Ну, конечно, можешь. Делай глубокие вдохи. Когда ты паникуешь, у тебя учащается дыхание.

Он откинул простынь и обвил жгут вокруг моей руки. Я вздрогнула, когда Натан ввел иглу мне в вену, и острая боль пронзила руки и ноги.

Мои воспоминания крутились, как черновой монтаж фильма, в котором я могла распознать всего лишь половину сюжета. Звук был плохим, а изображение сбивающим с толку. Это были нити одной истории, но не было никакого шаблона, чтобы сплести из них рисунок.

— Что со мной случилось?

Натан попытался смягчить выражение лица, на котором от напряжения проступили морщины.

— Что ты помнишь?

— Звуки. Боль. — И ужасные физические мучения. Но я не хотела об этом сейчас вспоминать. — Я помню, как спустилась вниз за ключами, а после этого — ничего.

Он покачал головой:

— Ты не спускалась по лестнице, Кэрри. Я нашел тебя в аллее.

Аллея. Я помнила небо: был уже почти рассвет, а я не могла двинуться.

— Я горела?

— Нет. — Натан аккуратно вынул иглу и надел на нее колпачок. Хотя я уже прочитала лекцию по этому поводу. Утруждаться, поправляя его, я не стала.

Теперь я совершенно другой человек.

От внезапного приступа грусти у меня на глазах появились слезы, и Натан резко поднял взгляд.

— В чем дело? — А потом пожал плечами, как будто отвечая на вопрос, который я не произнесла вслух. — Думаю, я провел с тобой взаперти слишком много времени, раз начинаю читать твои мысли.

Это беспечное замечание принесло отзвуки чего-то, что лежало на поверхности моего сознания. Дымка от воздействия лекарства заволокла мой разум, и, когда я заговорила, мои слова звучали неразборчиво:

— Тебе надо немного поспать. Ты выглядишь не очень хорошо.

Его рука на моем лбу была холодной.

— Как и ты, любимая.

Я была мертва. Вот важная деталь, которую мне надо было помнить. Я были мертва, и он был здесь.

Но я снова отключилась, и прошло еще два дня, прежде чем я пришла в себя.

Натан лежал на боку рядом со мной, защищая меня своим телом. Я повернула голову и могла прислониться к нему, слушать биение его сердца. Его присутствие было таким успокаивающим. Его рука погладила мои волосы, и я открыла глаза.

Бинт вокруг моей груди сменился темно-синей футболкой, которая знавала лучшие времена. На ней были следы крови и рвоты.

— У тебя очень, очень плохая реакция на морфий. Я бы дал тебе мерепидин, поскольку ты уже принимала его раньше без проблем, но я слишком устал.

Его голос был хриплым. Он все еще не поспал.

— Ну, реакция или нет, морфий, должно быть, мне помог. Я ничего не чувствую.

Боль от моих ранений была отдаленным ночным кошмаром, и только томительная окоченелость от долгого отдыха в постели мучила мои кости.

Медленно садясь, Натан мягко усмехнулся,

— Ты, вероятно, уже исцелилась.

Как взрывы фотовспышек я увидела Кира, нависшего надо мной, кровь на его руках. Моя грудь взрезана, как у трупа для вскрытия. Ошеломленное лицо Натана, когда он увидел меня в аллее.

Одной из первых вещей, которую Натан объяснил мне о «Добровольном Движении Уничтожения Вампиров», было то, что они строго запрещают использование лекарств в случаях опасных для существования вампиров ранений. Я была мертва, когда он нашел меня. И вот я сижу здесь.

— Ты нарушил правила.

Его спина напряглась от моего обвинения.

— Да, полагаю, нарушил.

Я поспешно поднялась, вздрогнув от боли в мышцах, которые столь долго неиспользовала. Положив несколько подушек под спину, натянула одеяла до шеи.

— Почему?