Поваренная книга Бабы Яги (СИ) - Булгакова Ольга Анатольевна. Страница 22

Я вышла из машины и тут же почти по колено провалилась в снег. Представив, как мне идти по полю, а потом и по лесу к избушке, обрадовалась своей предусмотрительности. Да, высокие резиновые сапоги — не самая изящная обувь, но в этих условиях самая подходящая. Я обошла машину, открыв заднюю дверцу, подхватила приготовленный рюкзак с едой и термосом с чаем. Вовка помог его одеть.

— Так, вот тебе кофе, — я стояла рядом с машиной и давала Володьке последние инструкции, указывая на плотно набитую сумку. — Если проголодаешься, то тут мясо, тут помидорки, картошка, хлеб. Здесь салфетки, вилки. Здесь, — я хлопнула ладонью по второму рюкзаку, — плед и подушка, если захочешь поспать.

— А я-то думал, что же там в сумках, — пробормотал Вовка. — А тут запасы. Не помру ни от голода, ни от холода…

— На то и расчет, — улыбнулась я. — Все, забирайся обратно и жди меня. Если что, — звони. Вопросы есть?

— Есть, — кивнул Володька. Вид у него был очень серьезный.

Я выжидающе посмотрела на него, ожидая продолжения.

— Тина, когда ты начнешь замечать меня?

Ничего себе заявки.

— Не поняла, — искренне призналась я.

— Объясняю, — сурово сказал он, сгреб меня в охапку и поцеловал. Боже мой, что же это творится…. Неужели правда? Неужели дружба и для него давно не дружба? Даже поверить боязно в то, что это происходит не во сне…

— Поняла? — спросил он через минуту, заглядывая в глаза. Взгляд был таким нежным, любящим… Мое сердце, и до того аритмичное, кажется, сошло с ума. Любит… Неужели… Я вглядывалась в его лицо, глаза. Володька улыбнулся, я почувствовала, что и сама улыбаюсь. Любит… Не могу поверить, может, мне это снится?

— Поняла? — еще раз спросил он.

— Нет, — я чуть качнула головой.

В его глазах мелькнуло недоумение.

— Объясни еще раз, пожалуйста.

— С удовольствием, — тихо сказал он и поцеловал меня снова.

Какое счастье… А мы ходили друг вокруг друга и не замечали очевидного… Как долго дружба мешала любви. Как долго…

— Я люблю тебя, — прошептала я, обнимая Володьку.

— Вот так просто взяла и сказала? — притворно удивился он. — Не дожидаясь моего признания?

— Просто сделала логичный вывод. Не любил бы, не целовал бы, — ответила я, целуя его.

— Я люблю тебя, Тина, — сказал Вовка через пару минут. — Ты для меня всё.

Расстались мы где-то через полчаса. Целовались в машине. Какие мы все-таки дураки.

— Тина, может, ты никуда не пойдешь? — спросил Володька. Правда, это была больше просьба, чем вопрос. С каким бы удовольствием я осталась… Но есть вопросы, на которые мне нужны ответы.

— Надо, Вовка, надо. Но я скоро вернусь, — пообещала я и вышла из машины.

До полянки добралась без приключений и в отличнейшем настроении. Как-то даже забыла, что я, вообще-то, ругаться с Емельяном ехала. У заснеженных развалин избушки меня поджидали трое: леший, русалка и домовой.

— День добрый, — поздоровался он, с усмешкой поглядывая на меня исподлобья.

— Добрый, — откликнулась я. Весь боевой настрой давно куда-то улетучился, осталось только любопытство. Мда, и как теперь ругаться?

— Может, кто-нибудь расскажет мне, что это за история с Милой в городе, с приворожением Володьки?

— Отчего ж не рассказать, теперь самое время, — кивнул Емельян. — Но для начала, Алевтина Петровна, позволь тебя поздравить.

— С чем? — насторожилась я.

— С тем, что ты теперь настоящая ведьма, полностью открывшая свою силу, скажем откровенно, немалую. А еще со скорой свадьбой.

— Спасибо…, наверное, — несколько смутилась я. Разговор шел совсем не так, как я представляла.

— Знаю, последние месяцы были для тебя нелегкими, но иначе было нельзя, — словно извиняясь, продолжил домовой.

— А вот с этого места поподробней, пожалуйста, — попросила я.

— Само собой, — кивнул Емельян и улыбнулся. — У тебя, как у семейной ведьмы, есть обязанности. На тебе держится семья, родственные связи, благополучие каждой отдельно взятой ветви семьи. И ты, берегиня, должна хранить семью, пока новая ведьма не войдет в силу. Даже после смерти, как Тикуса Владимировна.

— И как мне это делать? — ничего себе задание. Мало того, что ответственность за всю семью, так еще и на тот свет распространяется.

— Самое главное условие ты уже выполнила. Ты стала счастливой. Ты будешь подобно солнцу рассылать лучи счастья всей семье. А остальное… Советом, словом, помощью будешь хранить семью. Ты психотерапевт. Хорошо умеешь это делать.

— Ладно, — медленно проговорила я, вникая в услышанное. — А причем тут Вася и, так сказать, деятельность Милы в городе?

Емельян усмехнулся.

— И тут все просто. Чтобы высвободить силу, нужны сильные чувства. Гнев, например, ярость. Для этого понадобился Вася. Кстати, — домовой повернулся к Никифору. — Вася, будь добр, предложи нашей ведьме стул.

Никифор послушно кивнул, а когда поднял голову, на меня смотрел Василий. Те же чуть насмешливые глаза, красиво очерченные губы, изогнутые в чарующей улыбке, та же одежда. Я почувствовала, как роняю челюсть на землю. Быстренько взяла себя в руки и тряхнула головой, отгоняя наваждение. Никифор-Вася подошел ко мне, наколдовал стул и галантно предложил присесть. Предложение озвучил на французском.

— Мы думали, ты влюбишься в такого молодого человека, а когда узнаешь, что он тебя использовал и бросил, придешь в ярость, — подала голос Мила, робко поглядывая на меня. Видно не забыла нашу прошлую встречу. Хотя такое не забудешь. — Но ты не желала в него влюбляться.

Я села на предложенный стул. Что-то многовато новостей за один раз. И с того света семью хранить, и Вася оказался лешим. Значит, и вся его история — выдумка. Не было никакой другой ведьмы, которую заклинанием в межмирье закинуло.

— И что вы сделали?

— Пришлось тебя привораживать, — мялась русалка. — Приворот на основе моего не подействовал на тебя совершенно. Пришлось очень старым способом, через портрет. Но и так ты сопротивлялась. Поэтому Никифору приходилось часто появляться днем, чтобы заклинание поддерживать.

— Да и самому мне нужно было очень стараться, — высказался Вася. — Приходилось перебивать истинную любовь приворотом. А это тяжело, особенно, если 'жертва' — ведьма.

— Ты не мог бы, пожалуйста, стать снова Никифором? — спросила я бывшего 'возлюбленного'. Как-то не ожидала увидеть его вновь, а уж тем более слушать его жалобы на сложности с моим охмурением. — У меня из-за всего этого когнитивный диссонанс.

— Конечно, — улыбнулся Вася и, передернув плечами, превратился в лешего.

— Спасибо, — я задумалась. Компания молча ждала моей дальнейшей реакции. — Ладно, вы вызвали отрицательные эмоции. На Васю я очень сердилась, а то бы не отправляла его обратно в межмирье. Зачем нужно было морочить голову Володьке?

— Потому что Васю ты не любила. И, как ты совершенно верно сказала, всего лишь рассердилась. А это недостаточно сильные чувства, — пояснил Емельян. — Вот мы и решили подстраховаться. Тем более вас, современных умников, в любовных делах за ручку водить надо.

— Так уж все запущено? Раньше лучше было? — не удержалась я от ироничного замечания.

— Да, — улыбаясь, кивнул домовой. — Ты с Владимиром своим сколько знакома? Да он тебя всю жизнь любит. Ты ж разве заметила? Ты даже сама не поняла, когда его полюбила, — старичок покачал головой и добавил: — Эх, ума у тебя палата, а глупости — сааааррратовская степь! — и распахнул руки, показывая ширь степи.

Вот даже и не знаешь, как реагировать на такое.

— И вы решили помочь нам сойтись? — выдохнула я.

— Да, — согласился Никифор. — Еще нам нужно было, чтобы ты была в ярости. А когда Мила зацепила Владимира, а потом бросила, ты в достаточной мере разозлилась.

— Ты не представляешь, как он сопротивлялся моей магии, — встряла русалка. — Мне еще не приходилось с таким сталкиваться! Мало того, что заклинание на него трижды набрасывала, так еще 'привязки' везде расставлять приходилось. И звонить по четыре раза в день.