Хуан Дьявол (ЛП) - Адамс Браво Каридад. Страница 19

- А наездник, наездник, клянусь, что… Да, действительно… Это дама, женщина взбирается на гору на коне. Вы не видите юбку, донья София?

- Женщина? Но это невозможно! Если только Моника…

- Моника в монастыре, донья София, – заметил отец Вивье. – Но юбка… Возможно, это ваша невестка…

- Она должно быть обезумела. Моя невестка носит ребенка…

- Лошадь кажется очень решительной. Будь это хоть кто, но это настоящее безумие. О, посмотрите, другой конь! Другой всадник… Там…!

- Да, кажется, он преследует ее. Это Ренато! Мой сын! Он едет ей вслед! Посмотрите! Он выехал на поле!

- Но она уклоняется. О, какое сумасшествие! Она едет по откосам скал… что это? Она должна потерять рассудок, чтобы…!

Они скакали туда, где скалы заканчивались вершиной, где была площадка над пропастью. Она была уже близко, чтобы ее могли видеть вытаращенные глаза Софии.

- Айме…! Это Айме, да! Она выпустила поводья, отец! Посмотрите, посмотрите. Не может справится с конем! Она схватила его за шею, за гриву! – отчаянно крича, она воскликнула: – Догони ее, Ренато, схвати коня, останови его…! Не беги, а отрежь ей путь… отрежь путь…! – настоящий вой ужаса исторгся из ее горла, замечая: – Он едет рядом с пропастью…! О…! Ренато… Ренато…!

У края скал, чудом сдержав коня, грубо рванув поводья, удвоив вчетверо усилия, Ренато остановился, спрыгнув на землю в порыве ужаса, и дрожа, выглянул в глубину пропасти.

Издали казалось, что вся долина Кампо Реаль кипит. Отовсюду, со всех дорог возникли темные лица, поднялись потрясенные головы, пришли в движение потные тела, бежали торопливые шаги. Все глаза пытались увидеть, все были у голого ущелья, каменной стены, срезанной почти до пика, у края острых, как кинжал, камней, перед краем которого, словно из камня, неподвижно стоял Ренато Д`Отремон.

- Ренато… Ренато…! – позвала донья София, подойдя в сопровождении священника.

- Не смотри, мама, не смотри!

Ренато схватил донью Софию, подталкивая ее в руки священника, который поддержал ее, и снова наклонился с ужасом, отразившемся на бледном лице. Обломанные ветки, полувыдернутые кусты, камни, катившиеся следом за падением двух тел, а в страшной глубине, напротив недоступного края, кровавая неподвижная масса.

- Баутиста… Баутиста…! – отчаянно позвала София. – Найди веревки… лестницы. Позови людей. Нужно спуститься туда. Она может быть еще жива…

- Нет, мама, невозможно, она не смогла бы выжить. Никто не смог бы там выжить…!

- В любом случае нужно спуститься. Она Д`Отремон. Ее тело не может там оставаться. Ее труп не может гнить там, как животное, в глубине этих скал. Она должна была родить тебе сына, Ренато, родить сына. У нее есть право на христианское погребение, по крайней мере! Нужно вызволить ее тело!

- Ты права, мама. Я сам спущусь.

Прошли долгие часы, пока он вытаскивал тело. С высоты ущелья выглянуло солнце, погружаясь в море, словно медный диск, сделанный из раскаленных углей. На носилках из ветвей несли холодные останки роскошной красоты, и в последнем милосердии руки Софии протянули траурную вуаль над искаженным и затвердевшим лицом. Теперь вершины были тихими; кишащий поток темных и потрясенных лиц, который взбирался на гору, шел тесно и бесшумно до роскошного каменного мраморного жилища; негритянская линия медленно продвигалась, заполняя сады, окружая роскошные веранды. Только одна женщина не шла позади всех, только одна дрожащая фигура снова выглянула в пропасть, и в нескольких шагах дверь развалившейся хижины, где другая женщина цвета эбонита, казалось, поджидала ее, неподвижная и застывшая за ветхой дверью. И перед ней у нее подогнулись колени, словно подчиняясь ритуалу, протянулись руки в жесте бесконечной мольбы:

- Кума, Кума… Она умерла. Умерла, ты знаешь. Ты видела кровь на пути, кровь в доме Д`Отремон. Ты знаешь, можешь, у тебя есть сила, Кума, помоги. Спаси меня!

Янина смотрела в лицо Кумы, черное, как тень; глаза загорелись в сиянии миража или безумия; толстые губы выставили на обозрение белоснежные зубы – единственный свет среди мрака, и она прошелестела:

- Плохие предзнаменования для дома Д`Отремон…

- Плохие, да, – покорно отозвалась Янина, объятая ужасом. – То, что ты предсказала, уже свершилось. Разве ты не знаешь? Не понимаешь, что я говорю? Она мертва! Ты сказала, что кто-то умрет, прольется кровь.

- Кровь на скалах ущелья, как когда умер хозяин дон Франсиско. Но он не свалился туда; он остался на краю утесов. Мои глаза видели. Глаза, которые столько повидали. Я слышала от хозяина проклятия, брань, а затем мольбу ребенка. Он медленно умирал; как дерево, сломленное циклоном. Но это не одно и то же. Есть кровь на камнях ущелья. Началось то, что я видела в дрожащем дыму. Но это еще ничего. Будет больше. Больше… Я видела отчетливо. Видела Кампо Реаль в руинах, как разверзлась земля, изрыгала огонь гора, как бурлило море.

Она бежала, бежала, насмехаясь, но встретила смерть… Она отмечена роком, черным роком семьи Д`Отремон. Поэтому поскользнулись ноги коня, поэтому она скатилась в пропасть, в бездну, которая раскроется однажды, чтобы поглотить всех. Словно расколотая молнией раскроется гора, и выйдет из сердца земли черное смертоносное облако.

- Хватит уже! Приди в себя; ты бредишь. Открой глаза, Кума, посмотри… посмотри! Кума… Кума, ты обезумела…!

Отчаянная Янина подошла к темной пророчице и дрожащими руками грубо встряхнула ее в порыве волнения, впиваясь ногтями в черную кожу, и наконец, странная женщина вздрогнула, словно очнулась, и с глаз исчезло ужасное видение. Снова старая знахарка, ловкий знаток всех горных трав, рабыня Д`Отремон, пришла в замешательство:

- Янина, чего ты хочешь? Теперь она мертва. Погасло солнце, которое омрачало тебя…

- Но хозяин Ренато не хочет больше меня видеть! Он презирает, ненавидит, и все из-за тебя, тебя, настойки, которую ты дала, пузырька, который разбился у его ног. Но у тебя есть сила, Кума, ты видела будущее. Потому я пришла, так как верю тебе. Помоги мне, Кума, дай талисман, молитву! Я должна вернуться.

- Не возвращайся. Забудь о нем, не приближайся, или разделишь свою негритянскую судьбу. Ты говорила, что моя подруга и веришь мне. Если так, то последуй совету: немедленно уезжай из Кампо Реаль, и забудь о хозяине. Забудь о нем!

- Легче забыть о себе! Я предпочла бы высушить кровь в венах, содрать кожу, чтобы глаза не видели дневного света. Ты можешь сделать так, чтобы он полюбил меня. Ты сказала: погасло солнце, которое затмевало тебя. Она нашла смерть…

- Да, нашла смерть, потому что играла, как ты, с судьбой. Она нашла смерть, потому что кто-то подтолкнул лошадь. В последний раз говорю: отойди от Ренато Д`Отремон, его имя проклято…

Медленно Ренато Д`Отремон поднял голову с ладоней, показывая высокий лоб, долгое время опущенный. Вытащив мертвое тело Айме, он скрылся в глубине библиотеки, где четыре поколения Д`Отремон нагромождали ее книгами и бумагами. Словно животное в пещере, он погрузился в старое отцовское кресло, и сидел неподвижно, как будто искал себе оправдание на фоне ужасных событий. На нем была грязная и разорванная одежда, в которой он спустился в глубину расщелины, царапая руки об острые скалы, сделав для мертвой женщины то, чего не сделал бы для живой. И впервые он искал в глазах старого слуги поддержки и симпатии, хотя от его долгого молчания терял терпение.

- Чего хочешь, Баутиста? Что хочешь сказать? Если послание матери, скажи, что не нашел меня.

- Я пришел лишь узнать, хочет ли сеньор одеться и принять ванну. Начали приходить люди. В доме была бы толпа, если бы сеньора не сказала, что не хочет никого извещать. Она не хочет, чтобы приходили люди из Сен-Пьера, высказывались и говорили, как и почему произошел несчастный случай.

- Да… Моя мать везде и во всем. Полагаю, я должен быть ей чрезвычайно благодарен, оценить ее любезность, что не упрекнула меня.

- Дела таковы, как их описывают, и я со своей стороны могу успокоить сеньора. Из моего рта не выйдет ни одного недолжного слова. Я верный, как пес, настал час, когда я могу это доказать. Д`Отремон могут рассчитывать на меня и на людей, которых я привел. Момент печальный для сеньора, но мне не хотелось бы опустить то, что бедная Янина тоже верна этому дому, будет верна всегда. Она сказала, что вы увольняете ее окончательно, что она должна убраться.