Хуан Дьявол (ЛП) - Адамс Браво Каридад. Страница 29
- Откройте быстро; откройте дверь или я вышибу ее! – В пустой дыре окна даже без створок, пересеченных поперечными деревянными балками, высунулось загорелое лицо Сегундо Дуэлоса, который изменился в цвете, узнав Ренато. А горячий кабальеро снова взбешенно приказал:
- Открой дверь, идиот! Не слышишь, что я зову? Открывай и беги сообщи Хуану Дьяволу, что Ренато Д`Отремон пришел воздать по счетам, что если он в самом деле мужчина, пусть не прячется, пусть выйдет…!
- Вы спятили, сеньор? Хозяина нет…
Напрасно Сегундо задвинул засов. Удары Ренато заставили отпрыгнуть самодельный замок, и прокладывая себе дорогу, как смерч, перекосившись от злобы, он спрашивал:
- Где Хуан? Где твой хозяин? Пусть выйдет… пусть выйдет…!
- Клянусь вам, сеньор, он не приходил…
- Он приходил, и приходил не один, женщина с ним. Если из-за нее ты молчишь, то побереги усилия. Говори, где они находятся, или замолчишь на всю жизнь!
Ренато двинул руку к пистолетам, которые взял с собой, и прицелился в грудь старшего помощника Люцифера, который озадаченно отступал, освобождая путь и решительно подтвердил:
- Клянусь, что ничего не знаю, сеньор. Я не мог бы вам ничего рассказать, пусть вы и убьете меня…
- Хуан, Хуан, не прячься больше…! Выгляни, трус…! Хуан…! – звал взбешенный Ренато, мечась, как метеорит по помещениям.
- Сегундо, что происходит? Где Хуан?
- Сеньора Моника, ради Бога! – приятно удивился Сегундо, хотя сразу же задрожал от испуга. – Капитан не знает, где вы; но сеньор Д`Отремон бродит, как безумный. Он сломал дверь, вытащил пистолет, чтобы убить меня. Думаю, он в самом деле помешался! Настаивает, что вы с капитаном прячетесь в доме, ищет вас…
- Оставь меня с ним. Беги и задержи Хуана, сделай что угодно, только чтобы он не вошел, когда выйдет Ренато. Понял? Иди… иди…!
Моника заставила Сегундо выйти в тот момент, когда Ренато вырос перед ней, а его слова прорвались почти воем:
- Моника, ты с ним, это правда…! – он шел к ней, как молния, но холодное спокойствие Моники остановило его. В напряженной руке он сжимал готовое убить оружие. – Где Хуан?
- Я не знаю, Ренато…
- Ты лжешь, знаю, что лжешь! Лжешь, как все, чтобы спасти его! Но теперь никто не спасет его! Я убью его по праву. Оставь меня!
- Не оставлю! Если любовь, в которой ты столько раз клялся, правда…
- Ты не можешь сомневаться! Не продолжай, Моника, не останавливай меня этой уловкой. Ты знала все, и молчала. Как смешно ты выставляла меня сотни раз внутри себя! Каким смешным, ничтожным и жалким я был у этого мерзавца, доставляя ему удовольствие быть осмеянным…
- Это над ним посмеялись, его обманули и предали. Он не знал, что Айме была помолвлена с тобой; ничего не знал, потому что она не рассказывала ему. Айме клялась вам обоим, но предала Хуана Дьявола…
- Она любила его, он нравился ей! – Ренато был до бешенства оскорблен. – До того, как выйти за меня замуж, она была его любовницей. Я знаю правду! Мне крикнул об этом кое-кто достаточно тупой, чтобы скрывать ее. Я сорвал ее с тех губ, которые меня боятся, чтобы скрывать, утаивать. Айме была любовницей Хуана!
- Это случилось до того, как она стала твоей женой, я же сказала, до вашей женитьбы. Она обманула его, он отправился в долгое путешествие, чтобы стать богатым, а когда вернулся счастливцем и победителем, то обнаружил, что та, кому он верил, стала твоей женой.
- Откуда ты узнала эту историю?
- К сожалению, она прошла перед моими глазами. Поздно я поняла всю правду. Из-за кровного родства, слез матери, я хотела защитить Айме, молчала, когда хотела кричать. Поэтому и приняла все жертвы, чтобы спасти ее, поэтому позволила себе быть жертвой, чтобы унизиться, возможно умереть в руках Хуана. Поэтому покорилась всему! Я заплатила, Ренато, заплатила за преступление молчания. Ты думаешь, могу поклясться на ее неподвижном теле? Думаешь, могу богохульствовать, дать ложную клятву в память о своем отце? Всем этим клянусь тебе, Ренато. Он не виновен, на нем нет ответственности за это…
- Но она любила его! Любила всегда, постоянно искала его…! Как ясно теперь я все вижу, как будто разом спали сотни вуалей из-за одного только слова…! Жесты, шампанское моей свадебной ночи…!
Рука Ренато судорожно вцепилась в оружие; голубые глаза налились кровью. Словно угадывая ужасную мысль, белые руки Моники вцепились в его плечи и возбужденно тряхнули:
- Ренато, Ренато, приди в себя! Видя тебе таким, я должна думать, что только ее ты и любил…
- Я любил ее в проклятый час, но это – не любовь. Неужели ты не понимаешь? Неужели не соизмеряешь всю насмешку, которая меня ранит и позорит? Я был человеком чести. Как могу я продолжать чувствовать это, если взгляд злодея – насмешка для такого простодушного мужа, как я? Как могу я позволить жить Хуану Дьяволу, думая, что в этой улыбке, которая корчила его губы, когда он знал, что я вел к алтарю жену, которая не была непорочна? Я не могу сдерживаться, Моника, ни ради тебя, потому что ты презираешь меня в глубине души.
- Нет… нет! Как могу я презирать, если ты… если откажешься от этой глупой и запоздалой несправедливой мести?
- Несправедливой? Неужели ты не понимаешь, что даже не нужно знать, чтобы узнать конец сражения? Кто теперь оторвал тебя от меня? Кто привез сюда, насмехаясь над моей любовью и достоинством? И как не посмеяться? Он прав, имеет полное право. И это право я могу вырвать, лишив его жизни. Смыть бесчестье кровью!
Оторвав от себя руки Моники, Ренато подбежал к окну, закрытому поперечными балками, затем подошел к испорченной двери, чтобы с жадностью шпионить за вероятным приходом Хуана. Поскольку Моника была там, он думал, что тот не может быть далеко; но никто не появился перед его жадными глазами. Резко он повернулся к Монике и заметил:
- Я буду ждать Хуана сколько угодно! Он не может сильно задерживаться, чтобы не хотеть приблизиться к тебе.
- А когда ты осуществишь месть, если сможешь, то не приблизишься ко мне, не будешь говорить и смотреть на меня, Ренато. Думаешь, ты не сделал достаточно? Ты хочешь пролить кровь, чтобы силой разлучить нас?
- Не говори, будто ждешь мою любовь, Моника! Хитрость, чтобы властвовать надо мной… Не отрицай, ты говоришь это, чтобы заставить меня отказаться от мести, которая является залогом моего достоинства, от чего я не могу отказаться…
- Даже моей ценой? – бросила вызов отчаянная Моника.
- О чем ты говоришь, Моника? Ты дашь обещание? – спросил Ренато, дрожащий, бледный, с разгоревшейся мечтой в голубых глазах.
- Что могу я обещать? Неужели недостаточно, что кровь Хуана прольется до последнего следа на пути, который может сблизить нас?
- Это просто угроза, Моника, больно, что она исходит с твоих губ, видя, что я сразу вздрагиваю, чувствуя малейшую надежду любви. Да, да, Моника, только твоей ценой, я мог бы…
- Я не хочу говорить о том, что ты воображаешь. Еще хочу сказать, что ты не убьешь Хуана, не убив сначала меня.
- Не говори этого, не защищай его так; слушая, как ты его любишь, я схожу с ума. Нет, нет, сильнее, чем когда-либо я могу теперь кричать: ты никогда не будешь принадлежать ему, я не отдам тебя в руки Хуана, буду драться, как зверь, и пусть этот ублюдок придет, если хочет…
- Не кричи… не говори так!
- Только так ты можешь этого избежать; ты знаешь, какой ценой, и могу поклясться, что я предпочел бы, чтобы ты просила меня до последней капли моей крови. Но если ты не пообещаешь, не поклянешься…
- Я не могу ничего обещать. Я еще жена Хуана!
- Поклянись, что будешь хранить себя, как сейчас; поклянись, что будешь ждать в монастыре постановления папства, когда к тебе вернется свобода; поклянись, что когда станешь свободна, то позволишь быть с тобой, и возместить силой любви и нежности весь ужас, несмотря на то, что ты не простишь мне. Поклянись, Моника…
- Только одно обещаю, и это равно клятве, Ренато, что буду хранить себя, как сейчас. И это не будет стоить большого труда. У тебя есть мое обещание. Уходи же. Выйди с другой стороны!