Эффект проникновения - Быстров Андрей. Страница 35

Второй особенностью, могущей привести вымышленного социолога в замешательство, являлась цикличность исчезновений. Неделю или две в пестрой среде маргиналов не происходило ничего необычного (конечно, с их точки зрения, сильно отличающейся от точки зрения нормального обывателя!). Зато в определенный день многие из них пропадали без всякого следа, точно их поманил волшебной дудочкой таинственный крысолов. Это не значит, что в некий прекрасный вечер клиенты приходили в бордель и не заставали там ни одной проститутки, а какой-нибудь из вокзалов мистическим образом освобождайся от бомжей. Москва – большой город, и вопреки классическому правилу драматургии исчезновения случались с соблюдением единства времени, но без соблюдения единства места. Люди пропадали в разных районах, иногда очень далеко отстоящих друг от друга, по одному или по двое – словом, не привлекая внимания.

Была еще и третья особенность, не менее странная, чем первые две. Обыкновенно, если среди проституток, бомжей или бандитов вдруг кого-то недосчитываются, можно почти на сто процентов утверждать, что этого человека нет в живых. Порой трупы случайно обнаруживают, а порой они догнивают где-нибудь в канализационных подземельях или на мусорных свалках по частям, если убийцы дают себе труд от них избавиться. Осенью 1998 года в Москве находили не больше и не меньше неопознанных останков, чем в любой другой послеперестроечный год. Количество исчезновений стремительно возросло, а количество трупов не изменилось! Что мог бы решить в этой ситуации выдуманный дотошный социолог? Очевидно, он бы оперировал с двумя версиями. Первая – кто-то по загадочной причине, с непонятной целью и по неизвестной схеме уничтожает определенных обитателей дна, ловко скрывая тела жертв. Но такая версия не выдерживала критики даже как первоначальное предположение, ибо тут пришлось бы действовать целой организации, а в этом случае какие-то факты всплыли бы неминуемо. Секреты, известные многим, недолго остаются тайной для всех. Идея о похищении маргиналов инопланетянами и та выглядела бы менее экстравагантной.

Вторая версия – о том, что все эти люди живы и покидают столицу добровольно, – смотрелась куда убедительнее. В ней заключалось и дополнительное объяснение редких обращений в милицию. Ведь, уезжая по собственной воле, человек всегда мог рассказать об этом знакомым и представить ложную или истинную причину отъезда.

Это рассуждение было бы последним в цепи, выстроенной социологом. Проверить свою догадку он не смог бы никаким образом, ведь ему пришлось бы объездить всю страну, чтобы найти этих людей там, куда они отправились. Расспросы не помогли бы ему, потому что каждый из исчезнувших мог назвать произвольный пункт назначения или вовсе помалкивать в своем близком окружении… Но далеко ли могли уехать люди, у большинства из которых и паспортов-то не было, не говоря о деньгах?

Впрочем, никто из реальных социологов такими исследованиями не занимался. А раз так, логично будет сделать следующий шаг и представить на месте социолога сотрудника некоей сверхинформированной спецслужбы (разумеется, тоже вымышленной), располагающей точными данными обо всех перемещениях людей в России и за ее пределами. Посидев за своими суперкомпьютерами, он выяснил бы, что ни один из пропавших в Москве маргиналов нигде не объявлялся.

Итак, их нельзя было обнаружить ни среди мертвых, ни среди живых. Такое положение вещей никого не настораживало, потому что никто не интересовался этими людьми, никому не было до них дела. А ведь эти странные исчезновения что-то означали, служили предвестием каких-то назревающих событий.. Но любую загадку можно разгадать лишь тогда, когда кто-то возьмется искать решение, а прежде чем его искать, необходимо сформулировать условия задачи. Сделать это позволило бы сведение воедино сотен разрозненных деталей… Что, пожалуй, под силу только ВООБРАЖАЕМОМУ социологу или представителю ВЫМЫШЛЕННОЙ спецслужбы. Тем же, кто живет в мире действительном, попросту не от чего было бы оттолкнуться.

Люди пропадали бесследно, и это могло бы стать грозным предупреждением… Это и БЫЛО грозным предупреждением, которого, однако, никто не услышал.

34

Синий «фольксваген», куда только что сел Олег Мальцев, стоял у обочины. Кроме Мальцева и Зорина, в машине никого не было. Мужчины молча разглядывали друг друга – Зорин с любопытством, Мальцев со страхом. Но чем дольше всматривался Олег в интеллигентное лицо человека за рулем «фольксвагена», в его спокойные глаза за стеклами очков, тем меньше боялся. По крайней мере, ЭТОТ стрелять не станет. Он может отдать приказ, но он явно не из тех, кто лично пачкает руки в крови.

Зорин первым нарушил тишину высокого напряжения:

– Итак, юноша… Вижу, вы моему предупреждению не вняли.

Олег мгновенно узнал голос – тот, что говорил с ним по телефону.

– Кто вы такой и что вам нужно? – выдал Мальцев не слишком оригинальную реплику.

– Не так просто объяснить, кто я такой, – был ответ. – Если я скажу, что меня зовут Владимир Сергеевич Зорин и я работаю в Министерстве путей сообщения, вам этого будет недостаточно, верно?

– Верно, – храбро согласился Мальцев.

– А потому оставим пока этот запутанный вопрос и перейдем сразу ко второму пункту. Что мне нужно? Раньше, как вы понимаете, я хотел, чтобы вы прекратили исторические раскопки. Теперь я убедился, что прислушиваться к добрым советам вы не склонны. Ну что же, это, пожалуй, и неплохо…

– Да? – вымолвил Мальцев несколько обескуражен но.

– Да. Вы человек упрямый, Олег… Просто так от вас не отделаться.

– И что дальше? Пуля в затылок?

– Вот тебе раз, – изумился Владимир Сергеевич. – Возможно, я и похож на убийцу, оставляю это на вашей совести… Но будь я таковым, зачем стал бы с вами беседовать?

– Гм… Логично.

– Слава богу. Так вот, Олег, вы стремитесь прояснить судьбу Сретенского и Кудрявцевой. Вас интересует только это, правильно?

– Ну, в общем…

– И лишь поэтому вы копаете под «Сторожку», чем создаете для меня проблему. Именно сейчас мне крайне невыгоден шум вокруг «Сторожки», а вы как булыжник в тихое озеро – плюх, подняли волну… Сами вы для меня не опасны, у вас нет шансов докопаться до истины. А ну как кто-то из тех, кого вы взбудоражили, затеет собственную игру в сыщиков? Фигура посерьезнее вас? Я не волшебник, чтобы быть везде одновременно и за всем уследить.

– Ну, документы-то из музея вы украсть успели, – заметил Мальцев.

– И не только их, – уточнил Зорин. – Пока вы не нанесли ощутимого вреда, и ситуация под контролем… Но вашу детективную деятельность необходимо остановить. Кто знает, что взбредет вам в голову завтра и к кому вы еще сунетесь?

В голосе Зорина не было угрожающих интонаций – он говорил так, словно собирался обсудить с Мальцевым трудное положение, в которое попали оба, и совместно найти выход.

– Честное слово, – продолжал он, – я настроен к вам вполне дружелюбно. По-моему, было бы несправедливо запугивать вас и лишать возможности узнать, что же случилось с вашими друзьями…

– Интересный поворот, – сказал Олег, недоверчиво слушавший Зорина.

– Я хочу, чтобы вы играли на моей стороне.

– Вот как? А в какую игру, если не в сыщиков?

Зорин слегка пожал плечами:

– Видимо, я неточно выразился. Игры тут, собственно, никакой нет, во всяком случае для вас. Но, наблюдая за вами, я проникся к вам определенной симпатией. Я хочу избавить вас от незавидной участи…

– Ого! – воскликнул Мальцев. – От какой же? От пули, которой меня жаждут угостить ваши подручные? Так дайте им приказ оставить меня в покое…

– Нет, вы неисправимы, – рассмеялся Зорин. – Окончательно и бесповоротно записали меня в гангстеры… Поверьте, Олег, никто не получал от меня приказа стрелять в вас и тому подобное, поэтому и отменять нечего.

– Тогда в чем дело?

– Если я расскажу всю правду, перемещусь в ваших глазах из категории преступных боссов в категорию сумасшедших… Лучше вам увидеть самому. Олег, давайте заключим джентльменское соглашение.