Изумрудный шифр - Белозерская Алена. Страница 48
– Может, – предположил Маркус, – им также нужны драгоценности Армандо.
– Не думаю. У них была прекрасная возможность избавиться от нас и забрать камни, но они этого не сделали, – Луиза Фернанда глотнула кофе. – И я почему-то доверяю Массимо. Он хороший человек.
– Ты всем доверяешь, – усмехнулся Маркус. – Все же они какие-то мутные.
– Согласен, – кивнул Тони. – А что тебе говорил этот Массимо тогда в Майами?
– Дал мне свой телефон и просил встретиться с ним, когда он позвонит.
– Будешь встречаться? Учти, я против.
Луиза Фернанда неопределенно пожала плечами.
– Когда позвонит, тогда и решим, как поступать.
– Так что мы будем делать дальше? – спросил Маркус. – Запасаться оружием?
Луиза Фернанда глубоко вдохнула и задумчиво оглядела их.
– Нужно возвращаться в Милан. Николаса необходимо заманить в ловушку. А пока мы должны придумать план, как это лучше сделать.
– Но тебя ищет полиция, – встревоженно напомнил Маркус. – Будешь рисковать?
– Буду, иначе мы проиграем, так ничего и не предприняв.
Маркус виновато посмотрел на нее и потер руки.
– Фернанда, а где ты хранишь камни? Ну, это на тот случай, если тебя вдруг пристрелят раньше нас с Тони. Мы же должны знать об этом.
Луиза Фернанда засмеялась и дала ему подзатыльник.
– Любопытное создание! Драгоценности находятся здесь.
Мужчины недоверчиво переглянулись между собой.
– В игрушке, с которой играет Паола, – пояснила Луиза Фернанда.
– Ты снова носишь миллионы в трусах у медведя? – возмутился Маркус и услышал громкий смех Тони. – В жопе Винни-Пуха?
Павел подал бокал хереса Олегу. Он задумчиво посмотрел на брата, который вел себя непонятным для него образом. И хотя Олег был, как всегда, сдержан и прекрасно владел собой, Павел чувствовал происходящие в нем перемены. Больше всего беспокоило Павла, что Олег решит отойти от намеченного и сорвет то, что с таким трудом планировалось и осуществлялось.
– Надо присмотреть за Тони, – осторожно произнес Павел. – Он слишком явно симпатизирует Луизе Фернанде. Не натворил бы глупостей. Это касается и тебя.
Олег промолчал. Он смотрел, как во двор въезжает машина, и Тони открывает дверь перед Луизой Фернандой. Она держала на руках его дочь, которая сладко спала в нежных объятиях.
Глава 26
Кастель Гандольфо
После утомительных и изматывающих поездок папа всегда возвращался в Кастель. Он словно возрождался здесь, оживая заново и восстанавливая утраченные силы. Природа Кастель Романи мягко и ненавязчиво наполняла его жизнью, внося покой в душу. Этот город был для понтифика одним из любимейших мест на земле, куда всегда стремилось его сердце.
Папа долго изучал бумаги, затем отложил их в сторону и задумчиво посмотрел перед собой. Его глаза выражали спокойствие, но лицо было пугающе бледным. Дрожащими руками он взялся за подлокотники кресла и неуверенно поднялся. Бруно ринулся вперед, чтобы помочь, однако папа покачал головой, призывая его сесть на место. Он подошел к окну и, опершись рукой о раму, пристально посмотрел вдаль. Комната была погружена в тишину, которая стала непереносимо давить на уши, отдаваясь пронизывающим звоном. Ни Массимо, ни Бруно не смели нарушить это тревожное молчание, лишь с печалью смотрели на опущенные под тяжестью разочарования и грусти плечи понтифика. Наконец он повернулся к мужчинам и тихо спросил:
– Вы полагаете, что в этих деяниях были замешаны только двое? Мне необходимо быть уверенным, что этой махинацией занимались только Маринетти и Альбицци.
– Не думаю, что это будет легко узнать, – Массимо покачал головой. – Если кто-то из духовенства и был посвящен, то после убийств кардиналов наверняка постарается сделать так, чтобы это никто не обнаружил.
Папа понимающе кивнул.
– Я прикажу тщательно проверить все счета.
– И мы не знаем, – продолжил Массимо, – кто еще, кроме нас, читал бумаги Антонио Скарузо. Поэтому неизвестно, сколько людей посвящено в эту тайну.
– Расскажите мне все, что произошло с момента нашей последней встречи.
Массимо помог понтифику присесть в кресло и поправил сутану у его ног. Он начал длинный рассказ, и папа, не перебивая, слушал его. Бруно молчал, не пытаясь вмешиваться в повествование, только его глаза засветились странным блеском, когда Массимо начал рассказывать о Луизе Фернанде. Массимо ничего не утаил от понтифика и правдиво описал свое отношение к девушке, и все же Бруно чувствовал некоторую недосказанность, и это беспокоило не меньше, чем изучающий взгляд папы, направленный на его друга.
Прислушиваясь к своим ощущениям и одновременно не отвлекаясь от рассказа Массимо, Бруно поднялся с кресла и подошел к окну. Он смотрел на зеленую лужайку, но не видел ее сочных красок, не замечал синевы яркого чистого неба, и даже проказливый ветерок, без спросу залетавший в кабинет и колыхавший тюль, не привлекал его внимания. Бруно был погружен в себя и тем не менее не упускал ни одного слова, произносимого другом.
– Что тебя беспокоит, дитя мое? – вдруг услышал он голос папы, но подумал, что тот обращается к Массимо, и поэтому не стал отвлекаться от размышлений.
– Бруно, – позвал понтифик, и мужчина виновато обернулся.
– Я думал о женщине, о которой только что говорил Массимо.
– Похоже, что она вас обоих привязала к себе. Но меня интересует, насколько вы непредвзяты и беспристрастны? Так ли невинна эта девушка, как сказал отец Массимо? – Понтифик вздохнул. – И верна ли информация о ее семье?
– Она полностью соответствует истине, святой отец, – сказал Бруно. – Я летал в Барселону, где ознакомился с материалами по делу о ее похищении и встречался с семьей Солана Торрес. К сожалению, мать Луизы Фернанды умерла, но я имел беседу с ее отцом. Точнее сказать, с приемным отцом. Девочка носила его фамилию, и он считал ее своей дочерью. Биологическим отцом Луизы Фернанды является Николас Рискони, который и привез девочку в Рим, отдав в приют, находящийся под контролем кардинала Альбицци. Он с самого начала присутствовал в жизни девушки, но не как родитель, а как друг, после как босс.
Бруно непонимающе покачал головой и жарко добавил:
– Разве может отец сотворить подобное со своим ребенком? Забрать у матери, лишить семьи и отдать в приют. Сделать воровкой и теперь вести на свою же дочь охоту!
Массимо внимательно вгляделся в лицо друга, с удовольствием отметив, что оно горит от негодования.
– Ваше святейшество, как прикажете поступить с девушкой? – спросил Массимо, видя, что Бруно опасается задавать этот вопрос.
Папа молча рассматривал мужчин. Он уже знал, что делать дальше, но не спешил отвечать. Во все глаза он смотрел на Массимо и видел, как беспокойно блестят его глаза в ожидании ответа. Затем перевел взгляд на Бруно, пытающегося скрыться за маской спокойствия, но горящие щеки выдавали волнение, охватившее его.
– Женщина должна узнать о своей семье, – сказал он и потянулся дрожащей рукой к фотографии Луизы Фернанды, лежащей на столе. – Держите ее под постоянным контролем.
Бруно обошел свое кресло и остановился возле папы.
– А Николас Рискони? – прокашлялся он.
– Дети мои, – глаза понтифика загорелись непонятным блеском, – так как Рискони главный персонаж этой истории, то и отношение к нему должно быть особым. Мне необходимо некоторое время, чтобы все обдумать, заново перечитать документы, все взвесить. Я не хочу ни в чем ошибиться.
Папа вежливо кивнул, показывая, что беседа окончена. После ухода монахов он еще долгое время смотрел перед собой. Ему было больно, сердце разрывалось на части, а душа скорбела. Понтифик достал из папки фотографию, на которой камера запечатлела счастливые минуты из жизни трех друзей, открыто смеющихся и не подозревающих, что их ожидает впереди.
Официантка принесла монахам кофе и вернулась к стойке, удивленно посмотрев на бармена и кивнув в сторону мужчин в сутанах. В Риме сложно кого-то удивить священниками, ведущими беседу за чашкой кофе в модном ресторане. И все же эти два человека вызывали искренний интерес в глазах посетителей и обслуживающего персонала. Уж слишком они были не похожи на священников. Оба стройные и прекрасно сложенные, они скорее напоминали воинов. Казалось, все в ресторане только и делали, что украдкой подглядывали за ними, тихо обсуждая их между собой.