Честь - Шафак Элиф. Страница 75

Все собравшиеся в комнате почтительно слушали, улыбались и кивали.

– Так и должно быть, – продолжал Мамут Баба. – Молодое поколение должно разбираться в новых технических достижениях. Нельзя отставать от времени.

– Но… – начал Эдим и тут же осекся. Слово слетело с его губ непроизвольно, почти как вздох.

Он заметил, как какой-то тощий бородатый юнец метнул в него злобный взгляд, давая понять, что перебивать хозяина непозволительно. Эдим смущенно потупился. Он и знать не знал, что перед ним – Оратор, друг его сына, личность, хорошо здесь известная.

Мамут Баба, как выяснилось, обладал острым слухом. Он огляделся по сторонам, пытаясь определить, кто подал голос.

– Кажется, кто-то хотел что-то сказать? – спросил он. – Я не расслышал.

Чувствуя, что отмолчаться не удастся, Эдим прочистил горло.

– Прошу прощения. Я не хотел вас перебивать.

– Ничего страшного, друг мой, – дружелюбно кивнул Мамут Баба. – Расскажите нам, что вы думаете по этому поводу.

– Ну, видите ли… Прежде я работал на кондитерской фабрике. На конвейере. По этому конвейеру сплошной лентой шло печенье, и мы укладывали его в коробки. – Эдим невольно покосился на Оратора, словно надеясь увидеть на его лице одобрение. Но взгляд молодого человека был неприязненным и жестким. – Такая монотонная работа изо дня в день ужасно отупляла. Я подумал, эти современные игры… Там ведь тоже без конца повторяется одно и то же. Может, это не так уж и полезно для детей.

Взгляд Мамут Баба, устремленный на Эдима, был полон уже не любопытства, а терпения и снисходительности. Когда Эдим смолк, он разразился длинной речью о благотворности научного прогресса. Речь эту Эдим пропустил мимо ушей, как он всегда поступал с отвлеченными рассуждениями. Час спустя, когда все поднялись, чтобы уйти, хозяин пригласил Эдима и еще нескольких человек, в том числе Оратора, остаться на обед.

Впятером они уселись на ковре вокруг низкого стола и стали ждать, когда им подадут еду. Эдим решил, что более подходящего момента поговорить о деле не будет.

– Мне нужны деньги, чтобы поехать в Абу-Даби, – произнес он. – Там я рассчитываю хорошо заработать. Если бы вы дали мне в долг, уверен, я смог бы быстро его выплатить.

– Есть у вас семья? – спросил Мамут Баба, отламывая кусок лепешки.

– Мой сын Искендер позаботится о матери и младших. Он уже взрослый.

При упоминании имени Искендера в глазах Оратора вспыхнул интерес. Вот, значит, какой он, беглый отец, о котором рассказывал молодой боксер. Тут распахнулась дверь и в комнату вошла женщина с уставленным тарелками подносом. На ней было длинное и широкое желтовато-коричневое платье, оставлявшее открытыми лишь кисти рук, темные глаза посверкивали в прорезях чадры. Она разлила по стеклянным пиалам суп из нута, поставила на середину стола блюдо с бараниной и рисом, наполнила стаканы водой и исчезла.

– Твоя жена носит хиджаб? – спросил Мамут Баба.

Эдим растерялся, сердце его екнуло. С тех пор как Искендер сообщил ему, что Пимби встречается с каким-то мужчиной, он знать ничего не желал о своей жене и с подозрением относился к каждому, кто заводил о ней разговор.

– В вашем квартале я увидел больше женщин в платках, чем в Стамбуле, – сказал он. – Признаюсь честно, в моей семье отошли от этого обычая.

Мамут Баба укоризненно покачал головой.

– Если Аллах распорядится так, что ты женишься еще раз, выбирай женщину, которая носит чадру, – изрек он. – Если женщина открывает свое лицо посторонним, это не доводит до добра.

Эдим почувствовал, как к горлу подкатил ком желчи. Он несколько раз судорожно сглотнул. Что это – издевательские намеки или просто пустая болтовня? Неужели слухи о недостойном поведении Пимби разлетелись по всему городу? Молчание становилось все более тяжелым и неловким.

– Мне пора идти. Спасибо за угощение, – бросил Эдим, поднимаясь на ноги.

Не попрощавшись должным образом, он вышел прочь, прежде чем кто-либо успел его остановить. Проходя мимо кухни, он увидел, что жена и сын Мамут Баба обедают за маленьким столиком. Мальчик и во время еды не выпускал из рук игру, пальцы его бегали по кнопкам, глаза светились в предвкушении успеха.

Прибыв в Абу-Даби в ноябре 1978 года, Эдим устроился рабочим на стройку. Ему предстояло стать участником и свидетелем возведения небоскребов, подобных которым мир еще не видел. В глубине души он испытывал ужас перед этими исполинскими зданиями. В городе, который изменялся и преображался на глазах, он оставался человеком, живущим прошлым и не имеющим никаких перспектив.

Первые недели были самыми тяжелыми. Не только потому, что работать приходилось до седьмого пота. Наиболее мучительным было другое: Эдиму пришлось распрощаться со многими, если не со всеми своими надеждами. Из всех его ожиданий оправдалось лишь одно: в этом городе действительно каждый день палило солнце, жаркое и беспощадное. По вечерам, усталый, покрытый пылью, Эдим возвращался в комнату, где жил с семью другими рабочими. У всех было разное прошлое, но все были такими же неудачниками, как и он сам. Если выдавалось несколько свободных часов, Эдим тратил их на поиски Роксаны: бродил по городу, заглядывая в рестораны, бутики, торговые центры – всюду, где, как он думал, она могла оказаться.

Как-то ночью ему приснилась Пимби с длинными распущенными волосами. Держась за руки, они вошли в узкий коридор, и в конце его Эдим, содрогаясь от ужаса, заметил, что на Пимби расшитые блестками трусики и лифчик, в которых выступала Роксана. Его жена была готова выйти на сцену стрип-клуба и начать танцевать. Он заорал во всю глотку, пытаясь ее остановить, но это не помогло. Тогда он схватил ее в охапку и потащил от сцены прочь. Но женщина, которую он схватил, оказалась Роксаной, лицо ее было искажено от злобы. Проснувшись, Эдим понял, что перебудил своим криком всех соседей.

Прошло несколько недель. Эдиму так и не удалось обнаружить никаких следов Роксаны, зато он нашел местечко, которое стало для него настоящим оазисом в пустыне. Маленькое подпольное казино, где рабочие собирались, чтобы рискнуть небольшой суммой и отвлечься от монотонных будней. В душной сырой квартире, насквозь пропитавшейся табачным дымом, толпилось несколько десятков потных, возбужденных мужчин. Все они орали, чертыхались и молились на разных языках. Особым успехом среди завсегдатаев притона пользовались петушиные бои, иногда они устраивали паучьи драки и тараканьи бега, которые были для Эдима в новинку. Но настоящая игра шла в дальнем конце комнаты, отгороженном деревянными ширмами. Туда неизменно и направлялся Эдим.

Все, что у Эдима было, – остаток тех денег, которые Мамут Баба прислал ему с курьером через два дня после встречи в его доме. Эдим мог бы вернуть деньги, но не стал. Гордости у него почти не осталось, и желание покинуть Лондон пересиливало все прочие чувства. Теперь он откладывал часть зарплаты, чтобы отослать детям, а на деньги Мамут Баба играл в кости. Играл каждую ночь. Все остальные посетители ставили понемногу и относились к проигрышу и выигрышу беззаботно, но он играл по-крупному. Здесь собирались дилетанты, еще не успевшие подсесть на игру по-настоящему, Эдим ясно это видел. Тем не менее атмосфера в казино царила тревожная: все боялись, что власти обнаружат незаконный притон и депортируют их из страны. Как ни странно, Эдим не испытывал ни малейшего страха. По своему обыкновению, он делал ставки, подчиняясь интуиции, проигрывал, выигрывал и опять проигрывал. Когда деньги Мамут Баба подошли к концу, он пустил в ход свои сбережения. Вскоре от них тоже ничего не осталось, и тогда он стал играть на свою недельную зарплату.

Эдим купил себе часы, фальшивый «Ролекс», и носил их постоянно. Походка его стала вялой и медленной. Каждый день он принимал болеутоляющие лекарства, чтобы избавиться от жжения в груди, которое усиливалось по вечерам. Все чаще он чувствовал себя то ли петухом, то ли пауком, ввязавшимся в бесконечную драку. Только в отличие от этих несчастных тварей ему приходилось драться с самим собой.