Занавес молчания - Быстров Андрей. Страница 34

– Придется включить фонарь, – сказал Шерман. – Это допустимый риск, иначе ноги переломаем.

– Допустимый риск – так говорят в Англии? В России это называется «авось».

Вспыхнул узкий белый луч. Отражатель фонаря был устроен так, что свет почти не рассеивался. Ника шла чуть позади Шермана, стараясь ступать аккуратно по его следам. Они перелезли через три рассыпающиеся каменные стены, когда-то бывшие стенами крытых помещений, и оказались у люка. Пока Шерман со всеми предосторожностями открывал люк, Ника светила ему.

Втиснуться в тесный лаз с аквалангами и продвигаться дальше в уходящем круто вверх тоннеле было непросто, и это был самый опасный участок пути. Если бы их заперли здесь, не осталось бы ни единого шанса выбраться – только дожидаться, пока их вытащат, с легко предсказуемыми последствиями. Но сработало ли русское «авось» или английская взвешенность риска, но тоннель они преодолели. Второй люк открылся высоко над залом с искусственным озером.

Внизу слышались голоса – не менее чем трех че­ловек. Звук гулко метался в стальной цистерне, и слов разобрать было нельзя, но вскоре дважды прошипели дверцы лифта. Голоса смолкли, но свободен ли путь, все ли покинули зал? Может быть, один или двое все еще там.

Шерман попытался воспользоваться зеркальцем, но это ничего не дало, сектор обзора был очень мал. Тогда ему пришлось пренебречь некоторыми предосторожностями и высунуться.

– Никого нет, – шепнул он Нике через полминуты. – Быстро вниз!

Они спустились по приваренным к стене скобам и подошли к искусственному озеру там, где в воду вела лесенка-трап.

– Ты готова? – тихо спросил Шерман. Ника кивнула.

– Тогда, – проговорил он, придирчиво осматривая ее акваланг, – вспоминай все, чему я тебя учил, и не медли. Вперед!

Он опустил маску, и Ника последовала его примеру. По трапу она двинулась первой.

Вода была чистой и прозрачной, видимость – неплохой, лучи фонарей доставали метра на три. В самом озере смотреть было не на что, кроме клепаных стен, но впереди зияло жерло подводного тоннеля метров шести в диаметре.

Протяженность этого совершенно пустого тоннеля составляла, по весьма приблизительной прикидке Ники, около пятисот метров. Он закончился внезапно, оборвавшись в море.

Рельеф дна здесь был суровым и аскетичным, ничто не напоминало о красотах Большого Барьерного Рифа. Ни растительности, ни рыб, ни других морских жителей. Сплошные скалы, остовы каких-то механизмов, брошенных, видимо, после прокладки тоннеля. «И это все? – разочарованно подумала Ника. – Стоило рисковать, чтобы посмотреть на эти обломки? А ведь еще возвращаться…»

Но кроме света их фонарей был и другой свет, за скалой, выделявший ее ровным желтоватым оре­олом. Шерман подтолкнул Нику, и они обогнули скалу.

Здесь они могли погасить фонари – света хватало. Ника ахнула бы, не будь она в акваланге под водой. Дальше и ниже, в подводной долине, сияло огнями нечто, сразу будившее в памяти модные когда-то публикации о летающих тарелках.

Двадцатиметровый диск покоился на трех опорах. По окружности протягивалась цепь овальных иллюминаторов, некоторые ярко светились. На том краю диска, что был ориентирован в открытое море, серебристые крылья разлетались дугой над громадными кожухами – что там, если не двигатели? Под панцирем каждого из двух горбов-кожухов мог бы спрятаться трехэтажный дом. Всю конструкцию заливали светом прожекторы, установленные вокруг и сверху. Ника обратила внимание на отсутствие выбросов воздушных пузырей.

Прикоснувшись к руке Ники, Шерман указал на диск. Ясно, надо торопиться, учитывая ограниченный запас воздуха в аквалангах.

Вблизи тарелка выглядела еще громаднее. И если под крыльями на краю все же двигатели, они закрыты створками наподобие стальных ворот… Такие огромные двигатели? Это же не «Титаник». Более вероятно – ангары для небольших подводных лодок.

На выпуклом днище возле одной из опор высотой примерно в рост человека находился круглый люк. Шерман сдвинул рукоятку справа, и люк плавно отворился. За ним открылся короткий тамбур с таким же люком напротив. Шерман поддержал Нику, забрался в тамбур сам, другой рукояткой закрыл наружный люк. Минуту или две он разбирался в панели управления на стене, потом что-то переключил, и мощные насосы быстро откачали воду из шлюза. Шер­ман поднял маску на лоб, вытащил загубник, так же поступила и Ника. Теперь они могли разговаривать, и Ника не замедлила этим воспользоваться:

– Где мы? Что это за штука? Ты знал или догадывался, что тут есть такое?

– Отвечать по порядку? – спокойно и чуть иронично отозвался Шерман. – Пожалуйста. На первый вопрос – мы в шлюзовой камере. На второй – не знаю. На третий – не догадывался, но ведь мы хотели что-то найти… Вот и нашли.

– И что дальше?

– Попробуем открыть внутренний люк.

Это удалось без труда – люк не был заперт, он открывался простым поворотом рукоятки. Ника и Шерман очутились в кольцевом коридоре, освещенном люминесцентными лампами. Нике вспомнилась космическая станция из фильма «Солярис», очень похоже.

Шерман достал пистолет. Ника поколебалась и тоже вынула оружие из водозащитной сумки. Шерман как будто хотел воспротивиться этому, но передумал и промолчал.

Вдоль стен коридора лежали пластиковые мешки. Шерман вспорол один из них ножом, попробовал на вкус просыпавшийся белый порошок.

– Героин, – сказал он.

– Ой, точно? – Ника взглянула на мешок со стра­хом. – Если мы угодили на склад наркомафии, плохи наши дела.

– Должно быть, героин, – сказал Шерман уже не так уверенно, может быть, чтобы не пугать Нику. – Хлор гидрат диацетилморфин… Нас учили различать на вид и вкус кое-какие наркотики, но это было давно.

– Ладно, так или иначе…

Они шли по коридору, останавливаясь у каждой двери. Везде было тихо, и все двери были закрыты. Шерман не предпринимал попыток их открыть.

За пятой дверью они услышали голоса – два голоса, мужской и женский. Женщина что-то спросила, мужчина односложно ответил. Дверь приглушала звуки, но у Ники создалось впечатление, что люди за дверью говорят не на русском языке.

Часть вторая

ВЕНСКИЙ ВАЛЬС

1

Австрия, Вена

5 января 2001 года

– Хватит, – буркнул Шерман и пинком распахнул дверь. Ника ворвалась в комнату вслед за ним.

Двое за низким круглым столом воззрились на Нику и Шермана в полнейшем ошеломлении. У мужчины отвисла челюсть, а женщина, как показалось Нике, смотрела на вооруженных нежданных гостей с какой-то затаенной надеждой.

– Здравствуйте, – сказал Шерман по-русски.

Настоящие метели обычно начинаются в Вене в феврале, а январь – месяц спокойный. Сегодня воздух был таким хрустально-прозрачным, а солнце – таким ласковым (вдобавок при полном отсутствии ветра), что Рольф Pay не смог противиться искушению пешком прогуляться по улице Ринг. Времени у него хватало, в банк нужно подойти только к двенадцати.

Улыбаясь чему-то своему, Pay шагал мимо Бургстеатра, ратуши и Штаатс-Опер. Легким кивком он приветствовал золотой шар над зданием Сецессиона, носящий среди горожан малопочтительное прозвище «кочан капусты». Дворец Шенбрунн, всегда представлявшийся Рольфу Pay дорогой детской игрушкой, сегодня сиял особенной прохладной новизной.

Настроение провоцировало Рольфа Pay на кружку оттакрингского пива, но его ждали в банке, и пиво исключалось. Он зашел в уютную кондитерскую, где помимо апфельштруделей и пирожных в виде головы Вольфганга Амадея Моцарта предлагалось множество сортов кофе, от меланжа до эспрессо. Pay заказал чашечку кофе, потягивал его неспешно, глядя на улицу и лениво перелистывая журнал. Какая-то молодая женщина со шпицем на поводке засмотрелась на Pay. Шпиц нетерпеливо тявкнул; Pay благосклонно улыбнулся ему и хозяйке. Он привык к женским взглядам. Высокий, широкоплечий, синеглазый и белокурый, всегда одетый с продуманно небрежной элегантностью (он предпочитал светлые тона), Рольф Pay являл собой образец современного нордического викинга-джентльмена, каким бы противоречивым ни казалось подобное сочетание. Естественно, при такой внешности у него находились недоброжелатели, за глаза презрительно именовавшие его красавчиком и плейбоем. Pay и не думал отбиваться от заочных нападок и пытаться поменять чье-то мнение о себе. Ему было выгодно все, что отвлекало как друзей, так и врагов от его истинной сущности.